Прощай, оружие!. Страница 11

– Вы тяжело ранены?

Он был высокого роста и в стальных очках.

– По ногам.

– Надеюсь, ничего серьезного. Хотите сигарету?

– Не откажусь.

– Говорят, вы потеряли двух шоферов?

– Да. Один погиб, другой – тот, что вас привел.

– Паскудство. Вы не против, если мы возьмем машины?

– Как раз сам хотел вас об этом просить.

– Мы будем с ними аккуратны и вернем в целости. Вы ведь из двести шестой?

– Да.

– Прекрасное место. Я вас, кстати, там видал. Мне сказали, что вы американец.

– Верно.

– А я англичанин.

– Не может быть!

– Да, англичанин. А вы приняли меня за итальянца? В одном из наших подразделений и правда служат итальянцы.

– Берите машины, даже не раздумывайте, – сказал я.

– Вернем в лучшем виде, – повторил он, выпрямляясь. – Ваш парень очень хотел, чтобы я с вами поговорил.

Он похлопал Гордини по плечу. Тот поморщился от боли, но улыбнулся. Англичанин бегло и чисто заговорил по-итальянски:

– Все, договорились. Я поговорил с твоим tenente. Две машины мы заберем. Можешь расслабиться. – Он развернулся, чтобы уйти. – Я придумаю, как вас отсюда забрать. Разыщу кого-нибудь из эскулапов. Мы вывезем вас отсюда.

Осторожно переступая через раненых, он пошел к перевязочному пункту. Я увидел, как он откидывает шторку, выпуская наружу свет, и скрывается внутри.

– Он позаботится о вас, tenente, – сказал Гордини.

– Ты как, Франко?

– Жить буду.

Он присел рядом со мной. Через мгновение шторка на входе снова откинулась, и из блиндажа вышли двое носильщиков, а за ними высокий англичанин. Он подвел санитаров ко мне.

– Вот американский tenente, – сказал он по-итальянски.

– Я могу потерпеть, – сказал я. – Тут есть более тяжело раненные. Я в порядке.

– Ладно, ладно, – сказал он, – погеройствовали, и хватит. – И добавил, перейдя на итальянский: – Поднимайте его, но аккуратнее с ногами. Они очень болят. А это родной сын президента Вильсона.

Санитары подняли меня и внесли на перевязочный пункт. Все операционные столы внутри были заняты. Невысокий главный врач посмотрел на нас свирепым взглядом. Признав меня, он махнул щипцами.

– Ça va bien?

– Ça va [12] .

– Это я его принес, – сказал высокий англичанин по-итальянски. – Единственный сын американского посла. Пусть полежит здесь, пока кто-нибудь не освободится. Потом я заберу его с первой же машиной. – Наклонившись ко мне, он добавил: – Попрошу ассистента пока заполнить ваши бумаги, чтобы дело пошло быстрее.

Пригнувшись, он вышел на улицу. Главный врач разнял щипцы и бросил в таз. Я следил за его руками. Вот он наложил повязку. Потом носильщики забрали раненого со стола.

– Давайте мне американского tenente, – сказал один из врачей.

Меня переложили на стол. Он был жесткий и скользкий. Сильно и резко пахло химией в смеси со сладковатым запахом крови. С меня сняли штаны, и врач приступил к работе, диктуя фельдшеру-ассистенту:

– Множественные поверхностные раны на левом и правом бедре, левом и правом колене, на правой ступне. Глубокие раны на правом колене и правой ступне. Рваные раны на голове (он вставил зонд: «Больно?» – «Да, черт возьми!»), возможна трещина в черепе. Ранен при исполнении. Это чтобы вас не отдали под трибунал за членовредительство, – пояснил он. – Хотите глоток коньяку? Как вас вообще угораздило? Что вы делали? Жить надоело? Дайте мне противостолбнячную сыворотку и пометьте крестом обе ноги. Спасибо. Я сейчас почищу и промою, потом наложу повязку. Крови мало, свертываемость прекрасная.

Ассистент, отрываясь от записей:

– Чем нанесены ранения?

Врач:

– Чем в вас попало?

Я, зажмурившись:

– Миной от окопного миномета.

Капитан, больно копаясь в ранах и разрезая ткани:

– Уверены?

Я, стараясь не дергаться и чувствуя, как подводит желудок, когда скальпель проходит в тело:

– Думаю, да.

Капитан, заинтересовавшись какой-то находкой:

– Осколки неприятельской мины. Если хотите, могу еще пройтись зондом, но это необязательно. Теперь я помажу и… Жжет? Ничего, дальше будет хуже. Это еще не настоящая боль. Подайте ему стакан коньяку. Пока шок притупляет боль, но бояться нечего. Главное, чтобы не загноилось, но сейчас это редко. Как голова?

– Ах ты черт! – сказал я.

– Тогда на коньяк лучше не налегать. Если у вас правда трещина, то может начаться воспаление, а это ни к чему. Так больно?

Меня всего прошиб пот.

– Ах ты черт! – сказал я.

– Да, по-видимому, трещина все-таки есть. Я сейчас забинтую, пожалуйста, не вертите головой. – Быстрыми и уверенными движениями он наложил тугую повязку. – Ну вот и все. Всего доброго и Vive la France [13] .

– Он американец, – сказал другой врач.

– Так вы же вроде сказали – француз. Он и говорит по-французски, – сказал мой врач. – Я же его знаю. И всегда думал, что он француз. – Он выпил полстопки коньяку. – Ну, давайте кого-нибудь потяжелее. И принесите еще противостолбнячной сыворотки.

Врач махнул рукой в мою сторону. Меня подняли и вынесли, открыв моей головой шторку. Снаружи возле меня присел фельдшер-ассистент и негромко спрашивал: «Фамилия? Имя? Звание? Место рождения? Должность? Часть?» – и так далее.

– Берегите голову, tenente, – сказал он. – Желаю скорейшего выздоровления. Сейчас вас заберет английская санчасть.

– Все хорошо, – сказал я. – Большое спасибо.

Уже начала подступать боль, о которой предупреждал врач, и все вокруг сразу потеряло для меня всякий смысл и значение. Через какое-то время подъехал английский фургон, меня переложили на носилки и сунули в кузов. Рядом лежали еще носилки с раненым, из бинтов торчал только желтоватый, блестящий от пота нос. Человек очень тяжело дышал. Еще пару носилок погрузили на лямки наверху. Затем внутрь заглянул высокий шофер.

– Я поеду потихоньку, – сказал он. – Надеюсь, вас не растрясет.

Я почувствовал, как завелся мотор, как шофер сел за руль, как отпустил ручник и выжал сцепление, и мы тронулись. Я лежал неподвижно и полностью отдался боли.

Фургон медленно полз по запруженной дороге, иногда останавливался, иногда сдавал назад на поворотах, а в гору поехал быстро. Я почувствовал, как на меня что-то капает. Сначала отдельные капли, затем полилось струйкой. Я окрикнул водителя. Он остановил машину и выглянул в окошко сзади кабины.

– Что такое?

– У человека надо мной кровотечение.

– Потерпите, скоро доедем до перевала. Я все равно один носилки не стащу.

Он снова тронулся. Струйка все лилась. В темноте я не видел, в каком месте она просачивалась сквозь брезент. Я попытался отодвинуться, чтобы на меня не попадало. Там, где затекло под майку, было тепло и липко. Я озяб, а нога болела так сильно, что меня тошнило. Немного погодя струйка уменьшилась, снова падали только отдельные капли, и я почувствовал, как гамак надо мной шевелится, будто лежащий на нем устраивается поудобнее.

– Как он там? – окликнул меня англичанин. – Почти доехали.

– Умер, похоже, – ответил я.

Капли падали медленно, как с подтаявшей сосульки в тени. В машине стоял ночной холод, дорога забирала вверх. На посту носилки надо мной вытащили, поставили другие, и мы поехали дальше.

Глава 10

В полевом госпитале сказали, что после обеда ко мне придет посетитель. День был жаркий, и в палате кружили мухи. Мой вестовой отрезал несколько полос бумаги и привязал их к палке, соорудив своеобразное опахало, чтобы разгонять мух. Те разлетались и садились на потолок. Когда вестовой перестал махать и заснул, мухи снова стали кружиться надо мной, и я пытался дуть на них, чтобы прогнать, но утомился, прикрыл лицо руками и тоже заснул. Было очень жарко, и, когда я проснулся, у меня чесались ноги. Я разбудил вестового, и тот полил на повязки минеральной воды. Койка подо мной стала влажной и холодной. Другие раненые, кто не спал, переговаривались между собой. После обеда наступало затишье. По утрам был обход: трое медбратьев и врач подходили к каждому по очереди, поднимали и переносили в перевязочную на перебинтовку, а в это время меняли постель. Походы в перевязочную нельзя было назвать приятными, и лишь позднее я узнал, что постель можно перестелить, не убирая человека из койки. Вестовой закончил поливать простыню водой, и стало хорошо и прохладно, и я говорил, где мне почесать пятки, и тут врачи привели Ринальди. Он стремительно подошел ко мне, наклонился и поцеловал. Я заметил на его руках перчатки.