Во власти Змея (СИ). Страница 2

Звонит телефон, но я тут же сбрасываю. Привычка ставить на вибрацию сейчас спасает. Родители не знают, что я здесь. А вот я не понимаю, о ком они говорят.

«Ну же, давайте, поговорите ещё», - прошу мысленно. В уме перебираю возможные варианты, но плохо знаю, с кем контачит отец.

- Я не верю, что ты это сделаешь! – мать принимается рыдать, и через её слёзы мне невыносимо жалко себя. – Скажи хотя бы, кто это!

- Тебе станет от этого легче? – отец смотрит на неё, не отводя взгляда, а я понимаю, что перестала дышать, напрягая слух.

- Говори!

- Александр Горячев, - произносит отец неизвестное мне имя, и я тут же открываю телефон, вбивая в поисковик имя и фамилию. Звучит куда лучше, чем Ибрагимов или Шульц. Александр Горячев – русский парень…

Ответ от браузера приходит именно в тот момент, когда ахает моя мать.

- Ты обещал её Змею?

Глава 2

\Люди делают деньги,

Деньги делают людей.

Баста

Чёртова сумка падает с плеча, привлекая внимание.

- Алисия дома? – отец тут же поворачивает голову в сторону лестницы, и я вовремя отскакиваю.

- Она на репетиции-, - неуверенно отвечает мать, поднимаясь с кресла.

Намеренно громко захлопываю свою дверь, прислоняя телефон к уху, и показываюсь, делая вид, что ничего не слышала.

- Да, Рита, случайно проспала, скоро буду, - говорю первое, что пришло в голову, сбегая со ступеней. Только не показывать им, что знаю. Хотя мать на моей стороне, уверена, с радостью бы спрятала меня, зная, что из-за этого будут проблемы у отца. – Привет, - убираю телефон, смотря на неё, как обычно. – Что-то случилось?

Интересно посмотреть на себя в зеркало, как выглядит лицо лгуньи. Только это порой полезное качество, особенно в нашей чудесной семье.

Она оборачивается назад, будто спрашивая, имеет ли право рассказать жертве о том, что касается именно меня. Отец напряжён, кажется, он не был готов к такому. По крайней мере не сейчас. Если требовался серьёзный разговор, он приглашал в кабинет. Я этого не любила, чувствуя себя каждый раз будто на экзамене.

- Мне сказали, что ты ушла, - вместо правды говорит Адиль Алиев.

Наверное, это была горничная, которая видела, как я выходила на улицу, правда, потом вспомнила, что забыла телефон, потому вернулась. Получается, не зря. Только что меня приговорили к смерти.

Горячев Александр. Он же Ксан. Он же Змей, как его называют многие. На фуршетах, где мне приходилось бывать из-за отца, разговоры вели не о благотворительности, которой зачастую прикрывались те, у кого были деньги. Отец зарабатывал грехи, мать отмаливала их, направляя в дома-интернаты для инвалидов. Несколько раз меня брали с собой, и это была показушность для прессы, потому что нас с Амиром ставили рядом с самыми искалеченными детьми, чтобы сделать глянцевые фотографии. Наверное, показать, насколько у семьи Алиевых большая душа и бездонный кошелёк.

Я ненавидела такие поездки, потому что после ловила себя на мысли, что жизнь состоит не только из развлечений и удовольствий. Но ещё из страданий тех детей. Без родителей, ущербных, не имеющих возможности иметь то, что было у меня. И от этого становилось стыдно.

Уверяла, что не виновата в том, кто, где и каким родился.

- Лисёнок, - мать вырывает меня из задумчивости. Она часто называет меня Лисой. Не потому, что я рыжая или хитрая. Это сокращение от Алисии. Сколько раз просила её так не делать на людях, но порой всё же проскакивает.

- Да, я уходила, но забыла телефон, - трясу гаджетом в воздухе. – Идти надо, - тут же спохватываюсь, боясь, что меня сейчас не выпустят. – Опаздываю. Покааа, растягиваю беззаботно слово, пытаясь выглядеть обычной. Только ума не приложу, что теперь делать. Бежать? Но куда?

Втягивать одногруппников не хочу, зная отца. Он всё равно найдёт, только за то, что искал, кому-то придётся ответить.

К родственникам отца даже не подумаю, они первые, кто позвонят, чтобы выдать меня с потрохами. Бабушка по матери умерла три года назад, а деда я почти не помню. Остаётся дядя Стас.

- Ты когда вернёшься? – звучит голос в спину, но я в несколько шагов преодолеваю гостиную, хватаясь за ручку входной двери. Конечно, слышу и могу ответить, но не хочу. Вместо этого сбегаю с крыльца, пытаясь нашарить в кармане ключ от машины, и быстро сажусь, косясь в сторону выхода.

Ключ никак не хочет находиться, и я злюсь на чёртов кусок железа и себя за то, что так часто происходит.

- Ну давай же, давай, - шепчу себе под нос, как мантру.

Наконец, нахожу ключ в кармане сумки и тут же проворачиваю в замке зажигания. Мотор благородно урчит. Авто подарил на День Рождения отец. Это было три месяца назад. Я догадывалась, что подарок будет серьёзным, но реальность была даже лучше ожидания.

Отъезжаю, чувствуя, как бешено колотится сердце. Постоянно смотрю в зеркало заднего вида, боясь, что сейчас меня остановят. Нет. Ворота отъезжают плавно. Киваю Денису, одному из охранников, симпатичному парню, который однажды получил выговор за то, что мне улыбался. Теперь всегда будто сердится.

Жму газ на полную, потому что свобода. Кажется, только что я решила сбежать из дома.

Глава 3

Моя свобода больше мне не принадлежит

Алисия Алиева

- Антон, - дёргаю рукой, пытаясь сбросить цепкий захват отцовского охранника. Я давно придумала ему прозвище Питбуль, и ни разу не усомнилась в том, насколько они похожи. – Пусти!

Папочка не идиот, сразу понял, что я могу не вернуться, а потому отправил вслед конвой. Даже не заметила, где брюнет припарковал машину, а вот схватил меня уже у подъезда Ритки, и её слабые попытки отбить меня спортивной сумкой со сменкой не увенчались успехом.

Мощным рывком он оттаскивает меня от подруги, когда дверь открывается и какой-то парень выходит, говоря по телефону.

- Помогите! – кричит ему почти в лицо Ритка. Он быстро оценивает ситуацию и ускоряет шаг. Да уж, в наше время рыцарей можно по пальцам пересчитать.

- Успокойся, - говорит с сильным ударением на «о» Антон, будто это добавляет брутальности его виду.

Вообще он неплох: короткий ёжик волос, которые, будто, отмеряют по линейке, потому что, кажется, они одной высоты каждый месяц. Может, просто не растут? Лицо всегда гладко выбрито, внимательные карие глаза и ямочка с одной стороны щеки. Кажется, правой.

Когда-то я даже была влюблена в него, около пяти лет назад. В его обязанности входило отвозить меня в школу и забирать оттуда. И я ловила мимолётные взгляды через зеркало заднего вида, считая, что так выражается симпатия.

Сейчас он снова смотрит на меня в зеркало, но я понимаю, что это другое. Он боится, как бы не выпрыгнула на полном ходу, потому что его задача: притащить мою задницу домой.

- Каково быть палачом? – решаю высказать ему свою обиду. Будто именно он виноват в том, что я хреново прячусь, а он хорошо находит.

- Мы не в лес, Алиса, - усмехается, прожигая меня глазами. – И не на гильотину.

А вот этот взгляд знаю. Он уже из разряда «я бы её трахнул». Нарочно расстёгиваю медленно куртку, и вжик молнии привлекает его снова. Антон поправляет зеркало, но я понимаю, что теперь он настроил его на мою грудь. Тут грех жаловаться, потому что, как теремок: они не низок, не высок. Так и моя двоечка.

Но я для него – кукла на витрине. Смотреть можно, трогать нельзя. И это определённый вид власти, который имею.

- Антон, - кричу, потому что он настолько отвлёкся, что медленно стекал на встречку, и летящая в лоб машина активно сигналила фарами. Он вовремя выворачивает руль вправо, а я чувствую, как сердце адреналинит от случившегося. Только что мы чуть не попали в аварию.

- Адилю Керимовичу не говори, - просит, смотря на сей раз прямо. Только что на руле была одна рука, теперь две. И неясно, что для него хуже: авария или мой отец.