Дочь для миллионера. Подари мне счастье. Страница 9
– Только если ты дашь слово, что не запретишь мне видеться с папой. Обещаешь? – требовательно смотрит на меня моя воинственная Рапунцель, а я в сотый раз ругаю себя за малодушие.
– Обещаю, родная. Больше никаких запретов. Никаких секретов. Никаких тайн.
Поцеловав Ксеню в макушку, я обнаруживаю, что водитель успел припарковаться у нужного нам подъезда, и теперь ждет, пока мы выгрузимся.
Вежливо кивнув, я первой выхожу из машины, протягиваю дочурке ладонь и проверяю, чтобы на заднем сидении не осталось никаких вещей. Ксюша же обнимает свободной рукой своего любимого медведя Бамси и атакует меня грудой неудобных вопросов.
– Мам, а как вы с папой познакомились? Он сразу тебе понравился? А как он за тобой ухаживал? Что дарил? А почему вы расстались? Он не пытался тебя найти?
От десятка коварных фраз у меня пухнет голова и начинает нещадно долбить в висках. Наверное, так мой организм реагирует на воспоминания, которые я долгое время прятала в дальний ящик и старалась не доставать.
Поэтому я аккуратно стискиваю Ксюшины пальчики и делаю круглые глаза.
– Малыш, я пока не готова это обсуждать. Можем отложить наш разговор?
– На завтра.
– На неделю. Пожалуйста.
– Ладно.
Разочарованно выдохнув, все-таки проявляет жалость моя напористая кроха и строит глазки шоферу, пока мы не отворачиваемся и не устремляемся к подъезду.
В квартиру, которую мы арендовали неделю назад, не довезли всю мебель, поэтому здесь пока пустовато и просторно. Но есть самое необходимое.
Две кровати – для меня и для Ксюши. Удобный кожаный диван. Парочка кресел. Стол. Уголок на кухне. Холодильник, плита и небольшой плазменный телевизор.
В остальном мне еще предстоит обустроить это гнездышко на двоих. Повесить шторы на окна, прикупить парочку картин и ароматизированных свечей, украсить подоконники цветами в горшках и позаботиться о множестве мелочей, которые добавят уюта нашему скромному жилью.
– Мам, а давай заведем щеночка. Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.
Принимается уговаривать меня дочурка, когда мы разбираем вещи и переодеваемся в домашнее. А я использую убойный аргумент, рубящий все споры на корню.
– А ты будешь вставать на час раньше до школы, чтобы с ним гулять?
– Не-а.
– И я не буду.
Мы с дочерью обе – хронические совы. Ранние подъемы даются нам ой как тяжело. Я первой продираю слипающиеся ото сна веки, варю черный, как смола кофе, и потом отправляюсь стаскивать Ксюню с кровати.
Она сопротивляется, как может. Лягается пяткой. И с трудом выскальзывает из кровати после пятого звонка будильника.
– А вот у папы есть акита. Зевс. Он такой классный! Ласковый. Добрый, – пытается манипулировать мной кроха, но я остаюсь неприступной, словно горная порода.
– Ничего, родная. Когда-нибудь мы с тобой накопим на большой дом с садом, где будет баня, бассейн и много места для сиба-ину, или чау-чау, или колли.
– А, может, просто переедем к папе? Это будет быстрее, – озорно улыбается Ксеня, но я не разделяю ее энтузиазма.
– Ксюша!
– Молчу-молчу.
Мой маленький чертенок вскидывает руки в примирительном жесте и убегает в свою комнату до того, как я успею поймать ее и закружить.
А вечером мы сидим на нашей компактной кухоньке, пьем чай с клюквой и едим оладушки, которые я напекла. Я рассчитываю почитать дочери сказку о волшебнике Изумрудного города, которую она обожает, понежиться в ванной с пеной и сделать маску на ночь.
И оказываюсь не готова к тому, что ближе к десяти оживет мой мобильный и начнет трезвонить.
Несколько секунд я пялюсь на неизвестный номер. Гадаю, кто может тревожить меня в такое время. Все-таки принимаю вызов на случай, если это окажется кто-то из новоиспеченных коллег. И тут же жалею о собственном решении.
Потому что от низкого голоса с чувственной хрипотцой у меня желудок ухает в пятки, и табун мурашек устремляется вдоль позвоночника.
– Багров, опять ты?!
– Мне подняться или ты спустишься? – спрашивает он без предисловий, по сути не оставляя мне выбора.
– Жди.
Проглотив застрявший в горле ком, я бросаю коротко и иду проверить дочь. К счастью, Ксюша успела задремать и вряд ли заметит мое отсутствие.
Так что я тихонько выскальзываю из ее комнаты, притворяю за собой дверь и торопливо собираюсь. Ныряю в безразмерную толстовку, достающую до середины бедра. Натягиваю леггинсы. Шнурую кеды. Закалываю волосы в пучок и не крашусь из чувства протеста.
Не хочу, чтобы Багров подумал, что я прихорашивалась ради него.
Досчитав до десяти, я выхожу на лестничную клетку и прижимаю руку к груди, из которой норовит выпрыгнуть сердце. Ничего не могу с ним поделать. Оно тарабанит так, словно у меня жуткая аритмия.
Прокляв реакции собственного тела, я мышкой миную консьержа и неуклюже вываливаюсь на улицу, чтобы там задохнуться от свежего воздуха и впечатления, которое на меня производит Данил.
Он стоит, облокотившись бедром о капот серебристого Порше, и ухмыляется. И я ненавижу его и за эту расслабленность, и за вальяжность, и за самоуверенность, которая никуда не делась.
Даже сейчас он чувствует себя хозяином положения. Не спешит отлипать от тачки, крутит в руках ключи и препарирует меня странным взглядом.
Я же врастаю в асфальт, как вкопанная, и тоже не тороплюсь бежать ему навстречу.
Многозначительно ухмыльнувшись, Данил все-таки отталкивается от машины и шагает ко мне. А у меня по мере того, как он приближается, сбивается дыхание и тянет низ живота.
От Багрова пахнет ментолом, табаком, базиликом и горьким миндалем. И этот аромат подходит ему как нельзя лучше.
– Зачем приехал?
Бросаю я грубовато и складываю руки на груди в защитном жесте. Так маскирую неловкость, которая всегда нападает на меня рядом с ним.
– Поговорить.
– О чем?
– О дочери и нашем общении.
– По-моему, мы уже все обсудили, Багров.
– Мне мало одного дня, Эва, – бескомпромиссно заявляет он и хищно щурится, надвигаясь.
– Напротив, этого более, чем достаточно, – произношу я хрипло и прилагаю усилия, чтобы не пошевелиться и не отступить. – Все это время ты наслаждался жизнью, делал, что тебе хочется, и не парился о моем существовании. Что изменилось?
– Я не знал о том, что у меня есть ребенок.
– Ну и чего ты хочешь, Багров? – вытаскиваю я с надрывом, не справляясь с дребезжащими нервами.
Они натянуты, как струна. Зацепи сильнее, чем следует – порвутся.
– Не знаю. Ходить с Ксюшей в кино. Гонять на картинг. Покупать ей игрушки. Видеться чаще того расписания, что ты установила.
– Зачем?
– Подобное желание – норма для любого адекватного родителя.
– Только ты никогда не стремился стать примерным отцом, – цежу я обвинительно и повторяю будоражащий меня вопрос. – Так чего ты на самом деле хочешь, Багров?
– Я хочу ввести дочку в свой круг. Сделать частью рекламной кампании. Она может получать хорошие деньги, Эва.
Спокойно перечисляет бывший супруг, а я закипаю. Бешусь от того, что им движет банальный расчет, и резко вздергиваю подбородок.
– Так вот в чем проблема, да? Твоя драгоценная репутация на кону. Контракты рискуют вылететь в трубу.
Я выпаливаю яростно и, захлебнувшись воздухом, замолкаю.
На миг между нами повисает тяжелая напряженная тишина. Пространство трещит от переизбытка электричества. А у меня мышцы сводит судорогой и немеют конечности.
Слишком уж властная у Багрова аура. Слишком много в нем силы для меня одной.
– Не перегибай, Воронова, – рубит он жестко и подается вперед, чтобы впиться пальцами в мои плечи. – Информация уже выплыла в прессу. За Ксюшей будут бегать журналисты, будут просить интервью. Так воспользуйся ситуацией, пока есть такая возможность. Обеспечь дочери беспечное будущее. Много ты там получаешь?
– Достаточно, – произношу я сквозь зубы и не отвожу взгляд.
Я ощущаю жар, исходящий от Данила, даже сквозь ткань и невольно покрываюсь мурашками.