Дочь для миллионера. Подари мне счастье. Страница 8

– Багров Данил Дмитриевич? Вы обвиняетесь в похищении ребенка.

Буднично произносит капитан, внимательно изучая застывшего в дверях Данила. Я же протискиваюсь мимо них, влетаю в чужую квартиру и опускаюсь на колени перед дочкой.

Ощупываю ее на предмет повреждений, крепко прижимаю к себе и громко всхлипываю. Слезы ручьем текут по щекам и размывают обзор.

– Данил Дмитриевич, возьмите, пожалуйста, документы. Проедем в отделение для дачи объяснений.

Продолжает действовать по протоколу мой ангел-хранитель в погонах. Багров же растерянно прочесывает волосы пятерней в то время, как тихо скулит его огромный красивый пес.

Обстановка медленно, но верно накаляется. Правда, последнее, чего я ожидаю, так это то, что Ксюша резко выпутается из моих объятий и обвинительно тыкнет пальцем в удивленно вскидывающего брови капитана.

– Не трогайте папу. Он ни в чем не виноват.

– …?

– Я сама к нему пришла, – твердо чеканит дочурка и переключается на меня, требуя встать на ее сторону. – Мама, скажи дядям. Папа меня не похищал!

В эту секунду я раскалываюсь на две части. Одна из которых требует заковать бывшего мужа в наручники и отправить его за решетку, а вот вторая пребывает в каком-то пьяном ступоре.

Ксюня родилась, когда мы с Багровым уже были в разводе. Я не связывалась с ним, не выторговывала алименты, не планировала никогда с ним пересекаться. И, судя по всему, упустила тот момент, когда моя малышка загорелась идеей познакомиться с собственным отцом.

– Эва Владимировна, ну что? Будем давать заявлению ход? – коротко хмыкнув, Алексей Юрьевич вытаскивает меня из состояния анабиоза и не спешит удаляться до того, как я озвучу решение.

Я же оттираю тыльной стороной влагу со щек, восстанавливаю сбившееся дыхание и качаю головой.

– Нет. Не нужно. Простите, что подняла ложную тревогу и потратила так много вашего времени.

– Все в порядке, Эва Владимировна. Мы должны были отреагировать на сигнал. Вы знаете, куда звонить, если что.

Немного помедлив, роняет капитан напоследок и исчезает на лестничной клетке вместе с двумя полицейскими. Ну а мы с Ксюшей и Багровым остаемся одни в его просторной элитной квартире.

Глава 6

Эва

Молчание между нами простирается такое бездонное, что его не перекричать, как писал Ринат Валиуллин. В нем и моя истерика, и не выплеснутая ярость Данила, которую он старательно удерживает внутри, и Ксюшино любопытство, выведенное крупными буквами у нее на лбу.

Один, два, три…

Я успеваю досчитать до десяти и гулко вздохнуть, когда Багров стряхивает с себя оцепенение и в несколько шагов преодолевает разделяющее нас расстояние.

– Ну и как это понимать, Эва? – в его голосе отчетливо проступает металл, только меня он мало трогает.

– Никак. Мы уже уходим.

Пищу я полузадушено и пытаюсь обогнуть бывшего мужа, но он ловит меня за запястье и не позволяет сдвинуться с места.

– Не так быстро, моя дорогая. Нашему ребенку девять лет. А о его существовании я узнаю только сейчас. Тебе не кажется, что ты должна была сообщить мне сразу, как только увидела две полоски на тесте.

Может быть, справедливо, но… Мне тоже есть что сказать.

– Нет, не кажется, Багров. Ты хотел строить карьеру и играть в Турине. Ты не был готов осесть и посвятить себя воспитанию дочери. Тебе нравились фанатки, которые толпой бегали за тобой и спешили снять майки, чтобы ты оставил им автограф на память. А я раз в месяц меняла номер телефона, потому что на него с завидной частотой сыпались угрозы и проклятия. Так что нет, Багров. Мне не кажется, что я должна была поставить тебя в известность.

Выпаливаю я озлобленно и отказываюсь признавать, что совершила ошибку.

– Эва! – гаркает Данил гневно, и я тоже срываюсь на крик.

– Что, Эва? С нашим разводом к тебе пришла слава, популярность, многомиллионные контракты. Ты ведь этого хотел больше всего на свете. Значит, тогда я все сделала правильно.

Слова из моего рта вылетают, как из пулемета. Они пропитаны застарелой обидой, которую мне не удалось выкорчевать из сердца, и ядом, которого у меня в избытке.

Но я не переживаю, что они ранят моего бывшего супруга, потому что в нем всегда преобладали холодный эгоизм, непробиваемое равнодушие и откровенный цинизм.

– Не передергивай, Эва, – пытается осадить меня Данил. Я же избавляюсь от его рук и отступаю на безопасное расстояние. – Я хочу участвовать в жизни дочери.

– Спасибо, уже не надо. Сами как-нибудь справимся. Собирайся, малыш, – я намеренно поворачиваюсь к Багрову спиной, потому что выдерживать его тяжелый взгляд становится сложнее.

Семафорю Ксюше изо всех сил, но она и не думает шевелиться. Наклоняет головку вбок, выразительно выгибает бровь и сцепляет пальцы в замок.

В общем, каждым жестом выражает, что она мной недовольна.

– Ну пожалуйста!

Шепчу я горячечно, а Данил снова нарушает мои личные границы. Подойдя вплотную, он опускает свои огромные лапищи мне на плечи, отчего по моему телу бежит высоковольтный ток, и произносит достаточно мягко.

– Да, я был не лучшим мужем. И ты имеешь полное право на меня обижаться. Но Ксеня уже не маленькая. Давай спросим, чего она хочет?

– Но… – я пытаюсь возразить, только вот проигрываю битву еще до ее начала.

– Я хочу общаться с папой, – твердо чеканит дочурка, заколачивая гвозди в крышку моего гроба, и смотрит на Багрова так, как будто признает в нем самого настоящего Бога.

Потрясающего воображение. Могущественного. Непобедимого.

– Вот видишь, – давит Данил, разминая мои окаменевшие мышцы, и не спешит разрывать телесный контакт, прекрасно зная, как действовали на меня его прикосновения.

Невольно я поддаюсь его влиянию, проявляю слабость и наступаю на горло собственной гордости. В конце концов, любой ребенок заслуживает расти в полной семье. А я свою дочку этой возможности лишила.

– Хорошо. Можешь забирать Ксюшу в гости в субботу или воскресенье. Как тебе удобно, – нехотя уступаю, рассчитывая избавиться от бывшего супруга поскорее, но он не спешит завершать разговор.

– Папа выходного дня, значит? – с затаенной угрозой переспрашивает Данил, и у меня от хрипотцы его голоса и прорезающихся стальных ноток мурашки расползаются по коже и пересыхает во рту.

Поэтому я прокашливаюсь, наполняю легкие кислородом и скоро-скоро тарабаню.

– Или так, или никак. Бери, что дают, Багров.

– Для начала согласен.

Роняет он притворно ласково и, наконец, опускает руки. Я же теряю равновесие, как будто лишилась опоры, и чувствую себя загнанной в ловушку ланью, которой никак не сбежать от хищника.

Я не могу отделаться от мысли, что только что случилось что-то непоправимое, и теперь Данил точно перевернет мой хрупкий мирок вверх тормашками. Вместе с дочкой я иду в гостевую спальню, где она оставила вещи. Терпеливо жду, пока она сложит пижаму с зубной щеткой в рюкзак.

И с удивлением кошусь на Багрова, протягивающего мне свидетельство о Ксенином рождении и незапечатанный конверт с письмом, которое я когда-то не решилась ему отправить.

– Так вот где ты нашла папин адрес, барышня…

Я укоризненно щелкаю Ксюшу по носу и буквально на буксире тащу ее в коридор. Стараюсь не оглядываться на Данила, быстро шнурую кеды, плотнее запахиваю полы потертой косухи и пробкой вылетаю из чужой квартиры вместе с дочерью.

По пути домой я не ругаю свою маленькую занозу, потому что, по большому счету, в случившемся виновата я сама.

Я могла рассказать обо всем честно Багрову. Могла познакомить их раньше. Могла позволить им встречаться. И тогда мне бы не пришлось колесить по Москве полдня, затаивать дыхание в поликлиниках и вспоминать всевозможные молитвы на пороге моргов.

– Малыш, я очень сильно за тебя переживала, – я крепче прижимаю дочку к себе и чувствую, как постепенно начинает расправляться металлический обруч, стискивавший грудную клетку. – Ты даже не представляешь, что я испытала, когда капитан повез меня на опознание. Не уходи больше сама никуда, ладно? Очень тебя прошу.