Паргелион (СИ). Страница 2

Не обращая внимания на вой женщины, распластавшейся над раненым мужчиной, девушка подняла машину, и они исчезли в плотном тумане.

Кристалл, вспыхнув напоследок очень ярко, словно освещая им путь, вдруг погас. Город погрузился во тьму. Это была его последняя ночь. Такой стала она и для Виктора Этеройла.

Часть первая

Мы будем скитаться мыслью,

И в конце скитаний придём

Туда, откуда мы вышли,

И увидим свой край впервые.

Томас Элиот

Глава первая. Мёртвый город

Ночь отступала, и небо прорезала тонкая полоска рассвета. Розоватые блики легли на острые вершины гор, которые обозначились яснее. Потом блики переползли на заснеженную долину, пробираясь всё дальше и дальше, и остановились прямо у чернеющего леса.

На белом снегу темнела одинокая фигурка, такая маленькая посреди заснеженной пустоши. Она двигалась быстро, не обращая внимания на встречный холодный ветер, но вскоре остановилась у огромного чернеющего валуна. На нём был начерчен красный крест — дальше идти запрещено. Девочка облокотилась на камень и посмотрела вперёд. На ней была маска — белая, совиная, покрытая инеем. Из под маски шёл пар. Инеем были покрыты и кончики выскользнувших из-под капюшона волос. Девочка была одета в меховой жилет, пояс с висящим на нём ножом, толстые штаны из оленьей кожи, грубые сапоги. Через плечо её был перекинут деревянный лук.

Впереди разгоралось солнце. Восходило над мёртвым городом, окрашивая силуэты в ярко-оранжевый цвет. Несколько минут Дара внимательно разглядывала пейзаж, как будто хотела точнее запомнить расположение каждого здания, затянула потуже ослабший ремень и бросилась вниз с холма.

Город был слишком большим для того, чтобы она могла держать в голове всю его карту. К тому же исследовать его основательно, от начала до конца, было невозможно — ходить сюда запрещалось. Однажды её уже наказали за это, хотя наказание было мягким. Мать упросила старейшину Ситху не сажать Дару в яму, и только благодаря этому нарушительнице удалось избежать позора. Но в следующий раз, если её поймают, пиши пропало — Ситху этого точно не спустит. Старейшина её не любил — это она помнила с самого раннего детства. Он всегда смотрел на неё зло и подозрительно и, кажется, выносил её присутствие в общине только из-за матери и брата. Против них-то он ничего не имел. Так что Дара прекрасно понимала, что если попадётся снова, то точно придётся сидеть в яме, и мать тут не поможет. Старейшина точил на неё зуб, а он был зол, хитёр и мстителен. Пусть другие говорят, как добр Ситху, она-то не испытывала иллюзий на его счёт. Мерзкая тварь, которая затаилась в кустах и ждёт, когда представится случай сожрать тебя, — вот он кто.

Но он не узнает. Никто не узнает, потому что она научилась хорошо заметать следы, а ещё — очень быстро бегать. Эта прекрасная, по её мнению, способность не раз помогала ей выпутываться из самых неприятных ситуаций. Поэтому она не видела препятствий, чтобы посещать мёртвый город время от времени. И сейчас, глядя, как солнце восходит прямо над ним, она вдруг осознала, почему ей так этого хотелось. С одной стороны — запретный плод сладок. Подчиняться было не в её правилах. И — приятно было таким образом дать старейшинам пинок под зад, пусть они и не узнают. А вторая причина, и всё-таки главная, — так она чувствовала себя живой.

Город притягивал её, грезился во снах. Она пыталась представить, каким он был до того, как природа принялась пожирать его, кусок за куском забирая себе. До того, как его сковало льдом, засыпало снегом, как деревья, пробивая себе дорогу сквозь камень и бетон, оплели корнями фундаменты зданий, до того, как ветер, тот, который, бывает, поднимается здесь осенью и зимой, вырвал из плоти домов куски стен и крыши. Город давал ей понять, как она ограничена, как мал её мир, как беден. Ведь она, да и многие другие жители их деревни, никогда не покидала этого места. Старейшины хранили их под пологом, так любил говорить Ситху. Они уверяли, что там, за пределами допустимой территории, бродят монстры, которые могут сожрать живьём, отрезать голову и высосать мозг. Да-да, страшные истории об этих чудищах она слышала с младенчества, только вот что — здесь, в мёртвом городе, она не видела никаких чудовищ. Вообще никого, ни единой души, если не считать мертвецов, на которых иногда приходилось натыкаться. Но они мирно лежали, никого не трогая, а она отлично знала, что мёртвых бояться уже не нужно, — живые куда опаснее.

А ведь где-то там, в большом мире, есть и другие города. Точно есть, не могут не быть. Конечно, старейшины уверяли, что всё вне их деревни давно разрушено, что чудовища успели пожрать цивилизованный мир. Но Дара думала, что не могло быть так, чтобы весь мир пропал. Просто не могло. Наверняка где-то есть и другие — хотя бы такие же деревни, как и их. А вот Кий, её старший брат, считал, что очень даже могло, о чем они часами спорили перед сном, пока мать не говорила им заткнуться. А потом добавляла, что если где-то и есть люди, то им лучше держаться от них подальше. На этой ноте Дара закрывала глаза и ощущала переполнявшее её жгучее желание узнать, есть всё-таки или нет.

Девочка повернула налево и двинулась к видневшемуся неподалёку редколесью. Её следы темнели на свежем снегу, как на ладони. Вдруг кто решит проследить за ней? Она постоянно оборачивалась, проверяя, нет ли слежки, но не замечала никого, кроме птиц, которые увлечённо ловили прячущихся в пожухшей траве грызунов.

Ей нравился момент вхождения в город. Если пойти по одной из второстепенных улиц, то можно было наблюдать, как застройка становится всё более плотной, а дома — выше и массивней. Жилые здания легко узнавались, хотя она и никогда не видела таких раньше, а вот о назначении многих других построек приходилось только гадать. Так же, как и о вещах поменьше, которые встречались ей на улицах. Что это за продолговатые вытянутые короба? Припорошенные снегом, они, как безмолвные наблюдатели, присматривали за чужачкой. Окна зданий глядели на неё спокойно и безразлично. Улица, по которой шла девочка, была засыпана камнями и мусором, но не настолько, чтобы блокировать движение. Конечно, когда снег завалит тут все вплоть до второго этажа, о вылазках придётся забыть до весны. Но пока Дара с лёгкостью перепрыгивала с камня на камень и огибала препятствия.

Постепенно улица расширялась, пока не заканчивалась на большом перекрёстке. Именно здесь располагался сегодняшний предмет интереса — светлое здание, по форме напоминающее половину разрезанного пирога. Пирог был громадным, и она могла только гадать, сколько людей он вмещал в себя. Солнце поднялось уже высоко, и задерживаться не стоило. Наскоро зажевав несколько кусков вяленой оленины, извлечённых из висящей через плечо кожаной сумки, Дара бодро приступила к достижению своей цели — проникновению в здание. Ведь уйти на зимовку, так и не узнав, что внутри большого пирога, она просто не могла. Кто знает, когда получится вернуться в следующий раз?

Вход в здание был завален мусором и большими серыми блоками, и, даже взобравшись на самый верх этой кучи, открыть двери было совершенно невозможно, что она успела установить опытным путём в прошлый раз. Потому Дара решила, что удобнее всего будет проникнуть в здание со второго этажа, где в стене зияла здоровенная пробоина. Как она там появилась, не представлялось возможности узнать, но выглядело, будто что-то размером примерно с телегу врезалось в стену на всей скорости. Кто знает, может, так все и было.

Чтобы добраться до второго этажа, она подготовила верёвку и деревянный крюк, который надёжно привязала к одному из концов верёвки. Проверенное, кстати, средство, ведь деревня была окружена целой цепью гор, а такое приспособление было просто незаменимо, если ты решил безрассудно рисковать сломать себе шею, карабкаясь на отвесную скалу.

Раскрутив гарпун, девочка ловко направила его туда, где, по её мнению, он должен был закрепиться, а именно в скопление строительной арматуры, торчащей у нижней части дыры. Но, подёргав верёвку, она увидела, как наконечник полетел вниз. Спустя несколько неудачных попыток ей все же удалось закрепить гарпун. Дара потянула его и повисла для верности. Вдруг замерла, прислушиваясь. То ли ропот, то ли вой послышался, как показалось, из глубины здания. Негромкий, протяжный, будто застонал где-то там, в глубине, затаившийся зверь. Дара вздрогнула, но потом одёрнула себя — просто ветер. Он поднялся внезапно и бродил теперь по промёрзшим, побитым, искорёженным крышам.