Сирийский рубеж 2 (СИ). Страница 33

— Саныч, там что-то намечается, — сказал мне Кеша, когда я сидел на стремянке грузовой кабины.

Рубен только что показал дулю сирийцу.

— Международный спор? — улыбнулся я.

И после моих слов Рашид оттолкнул одного из сирийцев.

— Не-а. Там международный конфликт, — ответил я и направился в гущу событий.

Рядом с Ми-28 спор разгорелся не на шутку. Особенно были хороши два сирийца.

— Эй! Не надо мне говорить, что я неправильно по-русски говорю. Меня казахи учили. Они русский хорошо знают, — возмущался один из местных.

— Слышишь, я тебе говорю, значит так оно и есть. Как тебя мог казах учить русскому? — спрашивал у него Рубен.

— Очень просто. Это же легче «вспотевшей картошки», — отвечал ему другой сириец.

— Эй, кто тебя учил таким пословицам⁈ «Паренная репа» говорят, а не картошка! — добавлял масла в огонь Рашид.

Только два сирийца могут так неправильно говорить наши пословицы.

— Хачатрян и Ибрагимов, спокойствие! — громко сказал я.

Все повернулись в мою сторону. В этот момент сирийцы обрадовались моему появлению. Те самые братья Аси и Диси во всей красе.

— Аль-каид Искандер! Вы будто… этот… «легковес на похоронах», — улыбался мне Асил.

Его брат хлопнул себя по лбу, а Рашид с Рубеном зацокали.

— Надо говорить «лёгок на перине», — поправил его Хачатрян.

Мда! Ещё кого нужно учить поговоркам.

Двое сирийских братьев тепло меня поприветствовали и рассказали, что происходит у них в данный момент.

— Армия отступает. Предателей всё больше и больше. И чем дальше, тем меньше остаётся генералов и офицеров, верных Верховному главнокомандующему, — объяснил Диси.

Братья сегодня летали в сторону Идлиба на прикрытие эвакуации сбитого лётчика. Итог — чуть было сами не остались там. Ещё лётчик в плен попал.

— А там участь его незавидная, — покачал Асил головой.

— И что делают? В яму сажают? — поинтересовался Ибрагимов.

— Брат, тут не яма. Это ж гражданская война. Пытки, издевательства и… дальше не хочу говорить, — добавил Рубен, а сирийцы закивали в этот момент.

— Живым не возвращают. Ещё и на камеру снимают. Всё, как и у вас в Афганистане было, — ответил Аси.

Вот так и вчерашние братья по оружию. Наверняка такие зверства на совести душманов. Но тогда почему бывшие солдаты сирийской армии это позволяют?

— А чего тогда армия отступает? — спросил я, на что Диси развёл руками.

— Я порой сам не понимаю приказов. Может с вашей помощью, что-то да изменится.

И почему все всегда на кого-то надеются? Согласен, что наши солдаты в Сирии выполняют приказ и всегда помогут. Но просто взять и воевать вместо вооруженных сил, только потому что Асад — наш друг, неправильно в корне.

— При всём уважении, Джанаб, но мы не можем быть сирийцами больше, чем сами сирийцы.

— Да уже то, что вы и ваш командующий здесь — хорошо.

Вдалеке показался тот самый кортеж машин, который вёз Чагаева. Не так уж и долго он находился в Абу-Духур. И это наводит на мысль, что разговора не вышло.

Я показал Рубену и Рашиду, что нужно занимать места в кабинах. Машины ехали быстро, поэтому и нам нужно было торопиться с запуском.

Попрощавшись с братьями, я вернулся к Ми-8 и стал ждать команды генерала на запуск. Кеша передал мне снаряжение, которое я быстро надел, пока машины подъезжали к вертолёту.

— Запускайтесь, Клюковкин, — крикнул мне полковник из «свиты» генерала, выйдя из машины.

Сам же Чагаев вышел из машины с весьма недовольным лицом. Не доходя до вертолёта, он успел обменяться мнениями с одним из своих помощников и тем самым сирийским коллегой, который его встречал.

— Это не война, Муниб. Если армия отступает, это нужно признать и работать. Но вы же докладываете совершенно другое, — услышал я фразу Чагаева.

— А что вы от нас хотите⁈ Повальное дезертирство, недовольство и предательство. Не знаешь откуда и ждать удар, — развёл руками сириец.

— Мне нужна полная картина, чтобы координировать наши действия. Радужная или критическая она — неважно. Никто вас бросать не собирается. Но и воевать вместо вас тоже. Мы сейчас будем в Хаме, так что по прилёту позвоню с командного пункта вашей группировки, — ответил ему Василий Трофимович.

Я уже залезал в вертолёт, когда Чагаев и его сирийский коллега обменялись рукопожатиями. Один из помощников Василия Трофимовича подтвердил мне, что лететь нужно в Хаму. Это как раз по пути «домой». Там же будет и дозаправка.

— Запускаемся, — сказал я, заняв место в кабине.

— Понял. Запуск от аккумулятора? — запросил Виктор.

— Подтвердил.

Наш вертолёт ещё только запустился, а пара Ми-28 уже начали выруливание со своих мест.

— Духур-старт, прошу паре 210-го взлёт со стоянки, — запросил я у диспетчера, чтобы Хачатрян сразу начали нас прикрывать.

— Не возражаем.

— 10-й понял. Внимание, взлёт! — дал команду Рубен и пара Ми-28 практически синхронно оторвалась он бетонной поверхности.

Пока мы рулили к полосе, они кружили в торце полосы, ожидая наш взлёт.

— Кеша, маршрут какой будет? — спросил я.

— По старой и доброй традиции, он будет другим. Предлагаю лететь не вдоль дороги.

— Согласен, — ответил я, вырулив на полосу.

После разрешения на взлёт, начал поднимать рычаг шаг-газ. Ми-8 слегка встрепенулся и оторвался от полосы. Только я начал разгонять вертолёт, как вперёд нас вышли Ми-28, отстреливая тепловые ловушки.

— Скорость 100, отворот влево на курс 250, — произнёс я в эфир, отклоняя ручку управления влево.

Плавно вошли в разворот. Ми-28 не отстают, а в эфире подозрительно тихо. Хотя на севере видны клубы пыли и разрывы.

— На аэродроме куча техники, а никто за последний час не взлетал. Странно, — подумал я, выравнивая вертолёт на расчётный курс.

— Может, регламенты у них? — предположил Кеша.

— Сразу у всех? Сомневаюсь. Если только не в голове регламенты, — ответил Виктор.

Маршрут и правда пришлось прокладывать с учётом буквально каждой сопки или холма. Поскольку теперь пункт нашего назначения был известен всем, скрытно подойти крайне сложно.

— 10-й, 11-й — борт порядок? — запросил я у сопровождения.

— Подтвердил, — ответил Рубен, а его ведомый повторил ту же фразу следом.

Окрестности Хамы были уже совсем рядом. Осталось только запросить разрешение на подход к «точке» и посадку.

— Хама-подход, 202-му, — запросил я, но в ответ тишина.

Ещё один запрос и тоже никто не ответил.

— Спят? — предположил Кеша.

— Время обеда. Кто ж спит-то сейчас? — ответил ему Виктор.

— 202-й, я Хама-подход, разрешил вам следовать с курсом на мою «точку», — ответил диспетчер.

— Понял вас.

Продолжаем лететь на предельно малой высоте. Рядом с нами небольшая река Вади-Даурет, вдоль которой и нужно будет нам пройти.

— Другого пути нет. Иначе будем забираться высоко. Там город, — показал Кеша на саму Хаму.

Повторили один изгиб реки. Второй прошли плавно. Как-то уж слишком напряжённо выглядит Кеша. У него прям с кончика носа капает пот.

— Иннокентий, в чём дело? — спросил я, выводя вертолёт из очередного разворота.

— Волнуюсь.

И не зря…

Краем глаза увидел, как слева на земле появился столб дыма. Тёмная точка начала движение в нашу сторону.

— Отстрел, — скомандовал я.

— Вижу слева пуск! — тут же в эфир крикнул ведомый Хачатряна.

Ручку отклонил вниз, снизившись ещё ниже к водной глади.

— Вижу ещё справа. 202-й, уходи за сопки, — прозвучал голос Рубена.

В зеркале были видны вспышки ловушек, а с борта Ми-28 стартовали неуправляемые ракеты.

Ещё пуск! И начал работать пулемёт. Очередь прошла справа от нас, ударив в бок. Вертолёт качнулся, но был устойчив.

— Хама-контроль, я 202-й, попал под обстрел с земли. Как приняли? — доложил я диспетчеру, но в ответом была тишина.

— Атакую! — продолжал разбираться с противником ведомый Хачатряна.

Я развернул вертолёт за сопку, пройдя рядом с небольшой скалой. Интенсивность стрельбы снизилась, но не до конца.