Новая жизнь (СИ). Страница 44

— Все ты прекрасно понимаешь! — рявкнул тот.

«Вон он как, — удивился Артем. — В лобовую атаку решил пойти. Видать его начальство прижало, требует немедленных результатов. Еще бы — дело то какое громкое! Не в сапожника стреляли, а в самого генерал-губернатора!».

— Если у вас есть ко мне какие-то обвинения — предоставьте доказательства, — холодно сказал Артем. — Где улики? Письма? Револьверы? Или только сплетни Субботина, который за морфий мне глотку готов перегрызть? А может, вы сами улики найдете там, где их нет? Слышал, у Анны Львовны обыск был, незаконный. Полки перешарили, книги раскидали. Уж не ваших ли рук дело?

Гробовский усмехнулся, его усы дёрнулись, но глаза остались ледяными. Он постучал тростью по полу, будто ставя точку, и наклонился ближе.

— Закон не всегда нам помощник. В поиске преступников порой надо следовать совести, а не бумажкам. Мирская и ее школа — гнездо эсеров, и ты это знаешь. Совесть моя говорит: ты нечист.

— Совесть, говорите? — сказал он. — А где ваша совесть была, когда Анну без ордера трясли? Или когда Субботин, ваш приятель, трактир в притон превратил? Улики ищете? Так начните с Якима Гвоздикова, что с керосином у больницы шастал. Или он вам не по совести?

Гробовский прищурился, его рука сжала трость, и на миг показалось, что он ударит.

Не ударил.

— Ты слишком дерзок, доктор, — с нажимом произнес гость. — С огнем играешь. Язык острый, но он тебя не спасёт. Значит, не хочешь по-хорошему? Ладно, будем играть иначе. Эсеры твои, Мирская, её щенки — все под жандармами. А ты… ты с ними. И знай: тюрьма тебя ждёт, доктор. Скоро. Я лично прослежу, чтоб кандалы на тебе щёлкнули.

Он повернулся, надел фуражку и шагнул к двери, его шинель качнулась, как плащ палача. Дверь хлопнула, и повозка, скрипя, уехала в ночь.

Глава 18

С утра выпал снег, подморозило — было приятно идти, тем более, в свободный день — воскресенье. Впрочем, какой там свободный день? Это у земского доктора-то? В больничку — перевязать раненых, с каждым поговорить, успокоить — и слово лечит! Потом еще не забывать и дальних амбулаторных пациентах — Юре Ростовцеве и Марьяне. Ну, до Юры, до усадьбы — версты три, а вот до Камня, до избы лесника Степана, Марьяшкиного деда — пять-шесть верст с гаком… Да кто еще эти версты мерил? Эх, лошадку бы с одноколкой — выезд! Положен ведь. И сам генерал-губернатор обещал… как и поклялся извести в Зарном всю революционную заразу. Извести еще до морозов… в крайнем случае — к весне. Эх, Аннушка, Анна… Угодила, как кур во щи…

Вот и больничка. Солнышко в стеклах сверкает — красота! Документы надо срочно в порядок привести, скоро крючки губернаторские пожалуют.

— Здравствуйте, доктор!

— Здравствуй, Сергей Сергеич! Кондрат, добрый день… Ишь вы! Ведь предупреждал же, чтоб не курили!

— Да мы, Иван Палыч, просто воздухом дышим!

— Знаю я, как вы дышите! — погрозив пальцем раненым, доктор снял шляпу и вошел в коридор.

— Здрасьте, Иван Палыч! — выскочила дежурная санитарка — заспанная, забавная.

— Как пострадавшие?

— Да всяко, — девушка поспешно повязала белую косынку. — Пахомыч, староста, сразу уснул, а вот городской всю ночь стонал, бедолага, метался. Я укол сделала, как вы говорили.

— Молодец! Ну, что, поможешь с перевязкой и ступай с Богом домой. Староста, думаю, скоро уже оклемается. А господина Чарушина мы подлечим, да в городскую больницу отправим. У него в городе родственников много — будут навещать. Яблоки приносить, апельсины…

— Чево-й то?

Про апельсины, девчонка, конечно, даже и не слыхала.

— Говорю, в городе ему лучше будет. Ну, давай Аглаюшка, готовь бинты, лекарства.

— Уж с вечера все приготовила, Иван Палыч!

— Ах! Что бы я без тебя делал?

— Иван Палыч! Надо бы керосину в лампы купить. А то уж скоро кончится.

— Ага… Давай-ка бидон, загляну по пути в лабаз.

Перевязывая раненых, Артем вдруг поймал себя на мысли, что все время думает об Анне. Генерал-губернатор показался доктору человеком дела. Похоже, слов на ветер тот не бросал, и с революционерами решил поставить точку. Не сам, конечно, через станового пристава и все того же Гробовского. Может, и еще на подмогу жандармов прислать.

Ах, Анна, Анна… А если все же докажут? Если найдут тех мальчишек, мамкиных революционеров, схватят Заварского — выйдут и на Анну. А там — следствие, суд… Кстати, суд присяжных, если что, девушку оправдает… Как Веру Засулич оправдал! Которая в генерал-губернатора Трепова стреляла! Анна же ни в кого не стреляла… даже мыслей таких не имела. А вот Заварскому аплодировала!

Да, тут еще один суд имеется — военно-окружной суд, действующий и в отношении гражданских лиц по особо важным делам, ввиду военного времени. Вот там люди суровые, там могут и не оправдать.

Впрочем, что вздыхать? Сейчас же, после перевязки пойти, навестить учительницу, поговорить, утешить. Верно, несчастная переживает, мечется… Да! Зайти. Обговорить все, спокойно, не на эмоциях, как в тот раз получилось, когда в генерал-губернатора стреляли. А уж потом — к Ростовцевым и к леснику на хутор.

Вообще, к Ростовцевым можно было уже и не ходить — Юра поправился… однако, все же, нуждался в контроле. Как и Марьяна. Та — еще немного — и бегать будет!

Попрощавшись с ранеными до вечера и оставив за старшего Сергея Сергеича, молодой человек запахнул поплотнее пальто и направился в школу. На ходу ежился — ветер, а пальтишко-то было то еще, старенькое, на «рыбьем меху». Аглая, кстати, давно уж советовала доктору съездить в город да купить новое пальто. Чего и стоит-то? Пятнадцать рублей, а уж за двадцать — очень даже модное можно взять было.

Солнце уже понималось, золотило крыши домой и позолоченный купол церквушки. Так ведь и не зашел! Так… все некогда…

Вот и знакомое крыльцо.

Иван Палыч поднялся по ступенькам. Дверь тут же распахнулась.

— Заходи, Иван, — спуская гостя, невесело улыбнулась Анна. — Я тебя в окошко увидела. Знаешь… всю ночь пристава ждала. Или жандармов.

— Пристава убили… Заварский убил…

Учительница побледнела:

— Я… я не хотела, чтоб так… Мы же, социалисты-революционеры, за справедливость… И за легальную борьбу! Это раньше террор был в моде, но, после Азефа… А Заварский… Знаешь, я больше не считаю его товарищем! Он действовал на свой страх и риск, ни с кем не считаясь. По сути — подвел всю нашу группу! Тех же гимназистов, студентов… Думаю, таких деятелей надо просто гнать из партии. Да-да, гнать! Поганой метлой.

— Думаю, такие и сами скоро от вас уйдут, — глядя на висевшие на стене вырезки из журналов, усмехнулся Артем. — Как сейчас модно говорить — создадут свою фракцию.

— И пусть катятся! Скатертью дорога!

Эх, девочка, девочка… Раньше надо было думать! А то, мы ж все из себя такие взрослые! Революционеры, не хухры-мухры…

— Думаю, Ань, тебе не стоит бояться обыска, — доктор уселся на колченогий стул и с улыбкой кивнул на стену. — Что тут у тебя найдут-то? Портреты комиков и эстрадных певцов? Юрия Морфесси и Марии Эмской? Или последние номера журнала «Граммофонный миръ»? Так он же вполне легальный… Нет, обыска тебе бояться нечего!

— Я и не боюсь, — разжигая керосинку, улыбнулась девушка. — Но, все равно трясет!

— Это нервы, — Иван Палыч негромко расхохотался и вдруг предложил выпить вина. — Есть у тебя вино-то? Или в трактир сходить?

— Так нынче ж не продают по воскресеньям!

— Это в Субботинском-то трактире не продают⁈

Ах, милая Аннушка, какая ж ты все же наивная! Хоть и учительница… революционерка…

— Не надо никуда ходить… У меня есть немного. С прошлого раза осталось… Ты не думай, я пробку крепко закрыла!

Выпили… Закусили печеньем. Разговор пошел веселей…

— Я вчера на станцию бегала, — рассказала Аннушка. — Телефонировала в город, на почтамт. Там Маша работает… да-да, она у нас эмансипе. Сказала, чтоб предупредила всех наших…

— Хорошо, — ответил доктор, вспоминая Машу — видел ее на собрании в школе.