Новая жизнь (СИ). Страница 3

Аглая замерла, её рука, гладившая Марьяну, остановилась. Девушка медленно повернула голову, и в её карих глазах мелькнуло удивление, смешанное с тревогой.

— Какие ещё врачи, Иван Палыч? — голос её был тихим, настороженным. — Вы ж один тут. Земский доктор, вас сюда месяц назад прислали. А медсёстры да санитарки… откуда? Бабка Марфа иногда травы носит, да я помогаю, когда позовёте. И всё.

— Прекратите меня так называть! — не вытерпел он. — Какой я вам…

Он осекся. Взгляд упал на выцветшую табличку, висевшую на стене.

Больница сѣла Зарнаго, сооружена на средства купца Бѣдарева въ 1885 году отъ Рождества Христова

— гласила она.

— Это чего? — ткнул он пальцем на табличку.

— Чего? — окончательно растерялась Аглая.

Артём почувствовал, как холод пробирается под кожу, и это был не ветер из щелей. Буквы на табличке казались чужими, будто из старой книги, которую он листал в музее.

— Это что еще за шутки? — одними губами прошептал он, поднимаясь.

Аглая нахмурилась, её веснушки проступили резче в тусклом свете лампы.

— Иван Палыч, вы точно чудной нынче, — сказала она, понизив голос. — Заболели, точно говорю — заболели.

— Хватит! — оборвал он, резче, чем хотел. Аглая вздрогнула, но не отвела взгляд. Артём стиснул кулаки, пытаясь унять дрожь.

«Спокойно. Дыши. Ты хирург. Разберись».

Он принялся ходить из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями. Но вновь замер. Его взгляд упал на угол комнаты. Там, у стены, висело зеркальце — старое, с мутным стеклом, покрытым пятнами и трещинами. Оно было таким грязным, что едва отражало свет, но Артём шагнул к нему, будто притянутый. Сердце стукнуло раз, другой, громче, чем должно.

Парень остановился перед зеркалом, вглядываясь в мутную поверхность. Какого…

Сначала он увидел только тени, размытые очертания. Потом — лицо. Чужое лицо. Щёки впалые, скулы острые, борода неровно подстрижена, глаза усталые, с красными прожилками. Это был не он. Не Артём, тридцати пяти лет, с короткой стрижкой и лёгкой щетиной, которую он брил каждое утро перед дежурством. Это был кто-то другой. Наверное, тот самый Иван Палыч…

Артём замер, не в силах отвести взгляд. Его рука медленно поднялась к лицу, пальцы коснулись чужой кожи, чужой бороды. Отражение повторило движение, но в нём было что-то неправильное, как будто зеркало лгало.

— Иван Палыч? — голос Аглаи раздался за спиной, встревоженный. — Что с вами?

Он не ответил. Мир сузился до этого мутного отражения, до чужих глаз, которые смотрели на него с той же растерянностью. Сердце колотилось, в ушах звенело. «Кто я? Где я?» — крутилось в голове, но ответа не было.

Только отражение. И тишина.

Глава 2

Черт побери! Да что же это такое-то?

Артем снова вгляделся в зеркало. Как всегда, волнуясь, поправил на носу несуществующие очки. Года три назад сделал операцию, очки стали не нужны — а привычка осталась. Особенно когда нервничал.

Нет, кто же там, в зеркале? Этот вот худой, кособородый, бледный…

Сон? Верно, сон.

В этот момент из соседней комнаты донесся слабый стон.

Да какой же сон-то? Ведь, только что операция… там эта несчастная девочка… Вдруг — заражение, сепсис? Но, что мог, он сделал.

— Иван Палыч…

Дернувшись, Артем резко обернулся:

— Что там, Аглая?

— Да по добру все, господин доктор, — Аглая неожиданно улыбнулась, отчего ее круглое, с россыпью веснушек, лицо стало чем-то похоже на ласковое весеннее солнышко. — Марьянка-то… Мечется во сне, бедолага. Но, дышит ровно… Вроде как, и скверна-то с нее ушла. Ох, Иван Палыч, кудесник!

Ну, хоть с девочкой все в порядке. Но окончательно только время покажет. Сепсис начнется — ничего хорошего не жди.

Он вновь глянул в пыльное зеркальце. И вновь невольно вздрогнул. Игры разума какие-то! Подмигнул — отражение тоже подмигнуло. Открыл рот — незнакомец повторил.

Артем нервно дернул ворот рубахи — отскочили две пуговицы, отлетели, упали на грязный дощатый пол.

— Да что с вами, Иван Палыч⁈

Вот ведь, достала!

— Почему пол грязный? — срываясь на крик, бросил доктор. Нервы уже звенели, как натянутые струны. — Что, мыть, что ли, некому?

Аглая неожиданно покраснела:

— Так вчерась только скоблила…

Покраснела и обиженно потупилась.

— А-а-а, — махнув рукой, Артем направился к двери. — Пойду… Пойду… пройдусь, что ли… Мне… мне надо, да…

Невысокое крыльцо с покосившимися перилами. Утоптанный, с кустами бузины и крыжовника, двор. Светало. Утро. Не удивительно — пока то да се… На ночной смене в районной больнице, особенно на праздники, когда поток пациентов идет плотный, часы и вовсе как минуты летят.

Во дворе уже толпился народ, человек с десяток — женщины, старики, дети. Все очень странно одетые — длинные, до пят, юбки, какие-то непонятные кацавейки, платки. Старики — в сапогах, дети же почти все — босые. Стояли под мелким гнусным дождиком, месили грязь. Впрочем здесь, у самой больницы, грязи почему-то было поменьше. Может быть, потому что…

Да причем тут грязь? Артем сжал кулаки. Что же это такое творится-то?

— Здравствуйте, господин дохтур! — при виде врача все дружно поклонились.

Поклонились!

Старики при этом сняли картузы, а одна из женщин — дородная молодуха с младенцем на руках, жалобно всхлипнула:

— Господин дохтур, робеночка мово не посмотрите заодно? Что-то смурной стал… Видно, совсем в нем Живицы нет.

— Ну, про Живицу-то, это не к дохтуру, — обернувшись, ехидно заметил старик с длинной клочковатою бородою и узелком в руках. — Это к Марфе тебе, а лучше — к Гарпине.

Собравшиеся неодобрительно загудели.

— Эхм… к Гарпине… Она ж колдунья! Загубит!

— Так я же и говорю… Коленко мое глянете, господин дохтур? Все ноет и ноет, зараза, спасу нет. Токмо бы поскорее… А я вот вам, яичек…

С этим словами старик развернул узелок:

— Добрые яички, эвон! Это от моей пеструшки… Скушаете на здоровьице, господин…

Артем едва не закричал — и только паника схватила горло и не дала вырваться звуку наружу. Кто все эти люди⁈ Почему они тут? Зачем? Крестьяне какие-то. Из театра что ли?

— Э-эх! Да ну вас всех!

Плюнув, Артем быстро зашагал прочь, не разбирая дороги. Мерзко как кругом. Дождь еще этот. Психи какие-то…

Едва не угодив в грязную лужу, он все же замедлил шаг, осмотрелся, выбирая места посуше, где хоть как-то да можно было пройти.

Видок тот еще! Глянув вокруг, Артем невольно передернул плечами и снова поправил давно не существующие очки.

Перед ним расстилалась убогая деревенская улица — грязная, почти непроходимая, с серыми покосившимися заборами по сторонам. За заборами виднелись избы — такие же серые и старые, с крышами, крытыми соломой, и лишь кое-где — серебристой ольховой дранкой.

Похоже, на заброшенную деревню, каких нынче в России много. Ага! Артем тут же и хмыкнул. Как же, заброшенная! Вон тут и бельишко на веревке сушится, из трубы дым идет. Тут — коза привязана, там в луже — поросята, а чуть дальше…

— Па-аберегись!

Разбрызгивая жирную коричневатую грязь, из-за поворота вдруг вылетел конный экипаж, похожий на те, что катают туристов, только поменьше. Артем резко отпрянул в сторону.

— Хо! Господин доктор?

Сидевший на козлах усатый здоровяк в белом, испачканном все той же грязью, мундире, резко осадил лошадь:

— Тпр-у-у!

Артем уже решительно ничему не удивлялся. Просто не соображал, что делать.

— А я гляжу — вы, не вы…

Белый мундир. Погоны. Фуражка… Господи — еще и сабля на боку… и кобура! Полицейский, что ли… Или, как его, это… Жандарм!

— З-здравствуйте, — отрешенно промолвил он.

Жандарм вдруг расхохотался: