Новая жизнь (СИ). Страница 26

Ах, Аннушка… Аня…

— Ну, здоров будь… дохтур!

Из-за старой осины вдруг выступила наперерез фигура в серой солдатской шинели.

— Гвоздиков? — неприятно удивился врач. — Я же вас на амбулаторное выписал!

— Я про другое… Чужих девок зачем уводить?

Парен гнусно ухмыльнулся. Сверкнул в руке нож.

Нож… Кирпич… Смерть!

Как тогда… когда его убили…

Артем дернулся… и, не думая, вышиб нож ногою. А потом ударил наглеца кулаком в лицо. Вмазал от души, не стесняясь.

Тот свалился наземь и что-то глухо заворчал.

Все же раненый. Доктор ощутил укол совести.

Ну, а как еще было сейчас поступить? Умирать второй раз было что-то не очень охота.

— Сам станешь? Дойдешь?

— Без тебя как-нибудь!

Встанет.

— Нож я заберу. Потом отдам… когда остынешь.

Подобрав нож, Иван Палыч быстро зашагал по тропинке.

Бросив ему в след полный бешеной ненависти взгляд, Яким поднялся на ноги. Немного подумал и, мстительно усмехнувшись, зашагал к станции. Там, выпив кружку кипяченой воды из стоявшего в дальнем углу зала жестяного бака, Гвоздиков подошел к дежурному.

— Мне б телеграмму отбить.

— Вон там, аппарат, — лениво указал тот. — Предупреждаю — у нас две копейки слово.

— Пойдет!

Парень зашарил по карманам шинели. На скуле его расплывался синяк.

— Тогда прямо телеграфисту заплатите.

«Имею важныя сведения тчк некто из липок», — такая вот вышла телеграмма. На двенадцать копеек мелочью.

— Что, так и писать — Некто? — возмутился было телеграфист. — Не положено!

— Ну, пиши — Иван. Там поймут.

— Где поймут?

— Где надо… — Яким приложил палец к разбитым губам.

— Ну, как знаете… Да, и адрес…

'Почтамт, до востребования…

…г-ну Гробовскому'

Глава 11

Артём шёл к кузнице Никодима, перепрыгивая лужи, которые после вчерашнего дождя превратили Зарное в сплошное болото. Саквояж бил по бедру, но настроение было приподнятым — впервые за все эти дни, что он тут, в этом богом забытом углу находился, он чувствовал, что может сделать что-то по-настоящему значимое.

Да и общение с Анной способствовало хорошему настроению.

Еще на подходе Артем увидел дым. Он вился над соломенной крышей, а звон молота разносился так, что заглушал лай Трезора. Неужели кузнец не успел изготовить аппарат? Ждать больше уже нельзя — Юре совсем плохо…

Артём прошел напрямки в кузницу, толкнул дверь и шагнул внутрь, щурясь от жара горна.

В полумраке, прорезанном искрами, Никодим бил молотом по раскалённому пруту. Его рубаха, мокрая от пота, липла к спине, а глаза, тёмные, как уголь, только мельком глянули на гостя.

— Никодим, здорово! — Артём кашлянул, перекрикивая звон. — Закончил?

Кузнец хмыкнул, не отрываясь от работы.

— Закончил, доктор. Вон, гляди.

Он кивнул на стол в углу.

Там лежал аппарат — странное сооружение из кожи, дерева и металла. Кузнечные меха переделаны и даже в некоторых местах перешиты, они соединялись с каким-то хитроумным клапаном. От небольшой колбы отходила трубка с иглой, тонкой и длинной. Несколько заклепок, до безобразия грубых. Шуруп…

Впрочем, если понять общий замысел, то не так все и плохо. Можно даже сказать — хорошо.

Артём шагнул ближе. Это было оно — конечно, не пневмоторакс XXI века, но для 1916 года — почти чудо.

Доктор нажал на меха — и воздух с сухим свистом вышел из кончика иглы. Подкрашенная вода при этом, находящаяся в тонкой мерной мензурке, поднялось на три деления.

— Это вы сейчас три кубических дециметра выдули, — деловито пояснил кузнец.

— Погрешность большая? — деликатно спросил Артем, понимая, что цифрам на мензурке, едва ли можно доверять — выглядело все очень кустарно.

— Погрешность? — нахмурился кузнец. — Вы думаете я совсем тут темнота? У меня, между прочим, и манометр мерный есть. Вот им и проверял. По его же показаниям и метки чертил. Так что все точно.

— Никодим, ты гений! — воскликнул Артём, разглядывая аппарат. — Это же… какая тонкая работа! А игла! Игла выше всякий похвал! Я знал, что ты сможешь!

Кузнец опустил молот, вытер пот со лба, буркнул:

— Ну скажешь тоже, доктор. Не гений, а работяга. Сказал — сделал. Только не сломай, металл дорогой нынче.

Но в его голосе, грубом, как наждачная бумага, мелькнула тень гордости. Он скрестил руки, глядя, как Артём осторожно трогает клапан. Чуть мягче спросил:

— Людям, говоришь, поможет?

— Поможет, Никодим, еще как поможет! Ребенку поможет.

Кузнец только хмыкнул, отворачиваясь к горну.

— Ну, коли так… Добро. Ладно, доктор, бери свою штуку и иди. Дел у меня по горло.

— Спасибо тебе!

Артём заметил, как уголки его губ дрогнули — кузнецу было лестно.

Доктор уже собрался взять аппарат, но остановился. От Юрки, для которого этот аппарат был предназначен, мысли перешли к другому подростку — сыну кузнеца.

— Никодим, — начал он осторожно, — а как там твой отпрыск? Всё в порядке? Я его, знаешь, ни разу не видел. Не выходит он что-то. Стесняется? Или, может, болеет? Я бы посмотрел, если нужно…

Молот кузнеца замер в воздухе. Лицо Никодима, только что смягчённое похвалой, вновь стало твёрдым, как наковальня. Глаза сузились, и он резко развернулся к Артёму.

— Васька мой? — прорычал кузнец. — Здоров он. И не твоего ума дело, доктор. Бери свою машину и иди. Некогда мне.

Артём опешил. Такой резкости он не ожидал. Никодим, обычно ворчливый, но добродушный, смотрел сейчас на него волком.

Доктор открыл рот, чтобы возразить, но кузнец шагнул к нему, указывая молотом на выход.

— Сказал — иди. Работы много.

Артём не стал вступать в споры — понял, что для кузнеца тема эта непростая. Ладно, выдастся еще случай узнает что там. Сейчас нужно готовиться к процедуре.

* * *

— Аглая. Вот тебе деньги, иди сходи в трактир и купи пару литров спирта. Нет, лучше уж сразу три… Только, будь добра — осторожно, помни про закон. Сильвестр обещал, однако…

Артем принес аппарат в больницу и теперь рассматривал его со всех сторон. Даже на помощницу не повернулся, не смея оторвать взгляда от чудо-машины.

— Батюшки! — вскинул руки Аглая. — Та зачем же столько? Дрянью такой травить себя? Захмелеете же в миг, задурнеете со спирту то! Ну хотите обновку обмыть — хорошо. Но не нужно же так! Давайте я лучше вам настойки своей принесу, рябиновой. Она и пьется легче, и голова с нее наутро не болит.

— Аглая, да мне не для питья! — проворчал Артем. — Для операции нужно, для обработки аппарата. Чтобы микробов убить. Понимаешь?

— Ах вон оно что! Поняла, — закивала головой Аглая, принимая деньги.

— Если спирта не окажется, купит тогда самое крепкое, что есть. Только чтобы без примесей, без добавок.

— Все будет! — Аглая тут же упорхнула.

Свет керосинки дрожал на столе, но даже так было видно все мастерство, которое применил кузнец, изготовив оборудование. Идеально подогнанные кожаные меха, точно выточенная деревянная рама, металлический клапан, с хитроумным подсоединением.

Артём покрутил трубки, проверяя герметичность, провел пальцами по швам, шершавым от кузнечного труда.

Пока разглядывал вернулась Аглая.

— Принесла, — запыхавшись, выдохнула она, поставив бутыль на стол. — Самый хороший взяла.

— Спирт?

— Спирт.

Артём наполнил граненный стакан до самых краев, смочил тряпку и прпинялся протирать клапан и трубку. Аглая следила за приготовлениями доктора с любопытством.

— Обработка, — пояснил Артем, вытирая металл до скрипа. — Это надо чистить, чтобы зараза не попала в организм. Если в лёгкие залезет грязь, будет хуже, чем ваша Скверна. Спирт эту дрянь убивает, делает аппарат чистым, как родник.

Аглая наклонилась ближе. Прошептала:

— Вера Николаевна, мамка его, приходила давеча, кричала что сынок ее помирает. Ох и вздорная же баба! Это хорошо, что мы сейчас процедуру делаем. А то ведь припрется опять, начнет…