Дорога – мой дом (СИ). Страница 16
Уже через каких-то пару часов, мы обживали крохотную квартирку на втором этаже деревянного дома, который чуть раньше, во времена недавнего НЭПа принадлежал одному из купцов занимавшемуся лесоторговлей. Дом был разделен на восемь небольших, но вполне уютных квартир, и предназначался для конторских работников, прибывших сюда из Иркутска. После того, как с покончили с Новой Экономической Политикой, дом стоял практически без дела. Разве что, здесь время от времени, останавливались прибывающие на временную работу люди. А после образования в прошлом году колхоза имени Кирова. В соседнем подъезде организовалась колхозная контора и разместились все службы. А первый подъезд был оставлен под квартиры.
Нам можно сказать повезло тем, что в наличии пока еще имелась отдельная жилплощадь. Квартирка, если можно ее так обозначить состояла из одной десятиметровой комнатки, и крохотного коридорчика. В самой комнатке была установлена кирпичная печь с плитой для приготовления еды и обогрева жилища. Топить ее предполагалось дровами, которых в округе было сколько угодно и потому они почти ничего не стоили. Из мебели имелся колченогий, стол, и пара табуретов. Всю остальную мебель, после выселения конторских, растащили по домам, поэтому первые несколько дней, пришлось спать на полу.
Впрочем, стоило только выйти на работу, как сразу же нам была выделена от председателя колхоза, довольно приличная пружинная койка, которую я тут же притащил в дом. Санька из купленного в местном ларьке отреза ткани, соорудила тюфяк, который мы набили овсяной соломой, поверх которого лег снятый и отстиранный парус с нашего ялика, а вместо одеяла были использованы сшитые, умелыми руками моей подружки заячьи шкурки, когда-то добытые ею на охоте. Одним словом, мы не замерзали.
Наша лодка, совместными усилиями мужиков была вытащена на берег, до лучших времен. Хотя уже сейчас вокруг нее крутился колхозный агроном, интересуясь и время от времени заводящий разговор о продаже нашего ялика колхозу. Посоветовавшись с подругой, и опасаясь того, что рано или поздно нас просто поставят перед фактом, о том, что это имущество колхоз конфисковал для своих нужд, при очередных намеках, м посулах в виде восьмидесяти рублей, я тут же дал свое согласие и в итоге несколько изумленный агроном, похоже не ожидавший моего согласия, раскошелился на обещаные деньги и целую тушку только что зарезанной овцы. Последняя пришлась как нельзя кстати, учитывая то, что с охотой пока ничего не получалось, а свежатинки мы не ели уже достаточно давно.
Глава 7
7
Вообще-то Саня, судя по ее цветущему виду, была вполне довольна новой работой. Все ее обязанности состояли в том, что раз в неделю, она принимала с приходящего кораблика, или чуть позже когда река оончательно встала, покрывшись льдом, корреспонденцию, доставляемую в наше село, уже на конной тяге, затем рассортировав ее разносила по адресатам. При этом большинство тех, кто так или иначе пользовался почтой, находились буквально в двух шагах от почтового отделения. То есть в основном в правление колхоза. То есть в в соседний подъезд нашего дома. Потому что почту организовали в угловой квартире на первом этаже. Вдобавок ко всему, уже к концу октября, после того, как была закончена прокладка кабеля, на почте появился телефон. И если в связи с началом ледостава, почтовые послания временно прекращались, телефон звонил почти все время. Сашка как раз и занималась тем, что принимала звонки, записывала поручения, и передавала их в колхозную контору. Может работа и несколько суматошная, но Саньке нравилось быть в курсе происходящего, и она с удовольствием занималась всем этим.
Правда довольно скоро, уже спустя месяц, прибывшие из Енисейска монтеры, перенесли телефонную линию в правление колхоза, а на почте установили телеграфный аппарат, и рядом с моей подругой посадили телеграфиста, довольно старого мужичка-телеграфиста, который собственно с этого момента и стал заведовать почтой, а Александра превратилась в обычного почтальона. Хотя она не унывала. Село было небольшим, адресаты почти всегда находились в правлении колхоза, а значит рядом, и прогуляться для нее было одним удовольствием.
Сам я тоже не жаловался. Поступив под начало местного судового механика, ранее служившего во флоте, я постепенно набирался опыта, на ремонте двух суденышек-толкачей, нескольких рыбацких баркасов, с паровой установкой и парой монструозных тракоторов марки «Фордзон-Путиловец» принадлежащих колхозу. Ремонт двигателей и всего остального происходил, в достаточно теплом помещении, и нас в общем-то никто не торопил с этим делом. Тем более, что до весны времени было хоть отбовляй, а раньше, эта техника была никому не нужна. Чаще всего происходило так, что Михалыч, который считалься главным механиуом цеха, появившись утром к началу рабочего дня, и немного покрутившись для вида на глазах у начальства, и раздав ценные указания мне и еще двум пацанам, трудящимся в качестве подсобных работников, исчезал с горизонта, строго настрого предупредив:
— Ежели чо, я токма отошел, и скоро возвертаюсь. — После чего, если кто появится из начальства, следовало отправить к нему домой одного из пацанов с докладом, кто приходил, что спрашивал, и нужен ли Михалыч на службе, или же проситель уже смылся. И все успокаивалось. Пацаны в уголке разбирали кеакой-то старый мотор, непонятного происхождения, или же точили коньки, или ножи, на огромном камне, раскручиваемом вручную, в общем занимались своими делами. Я копался в каком-нибудь двигателе, больше создавая видимость работы, нежели, что-то реально делая. Учитывая то, что моторы были донельзя примитивными, ремонтировать там было практически нечего. Он либо работал, либо окончательно и бесповоротно выходил из строя, и тогда уже хоть обремонтируйся, ничего сделать уже было нельзя.
Ближе к очередной годовщине Октябрьской революции, меня вызвали в правление колхоза, и поздравили с тем, что в честь тринадцатой годовщины, Великой Октябрьской Социалистическай Революции, а также за ударный труд на благо родного колхоза меня, приняли в члены колхоза имени Кирова. Разумеется, я соорудил радостную физиономию, поблагодарил за оказанное доверие, а вечером, когда остались с Александрой наедине, сообщил эту «радостную» весть. Впрочем, подруга уже была в курсе происходящего. С одной стороны, вроде бы ничего и не изменилось. Разве, что первый месяц мне начисляли заработную плату, а теперь вместо этого, будут отмечаться трудодни.
У Саньки было проще, она хоть и числилась моей женою, но оказалось, что проходит как служащая по почтовому ведомству. То есть в отношении нее, ничего не изменилось. А вот у меня изменения оказались довольно сильными. Теоретически, мне начисляли ту же цифру, что была и раньше, только теперь на эту сумму, я мог получить зерно из закромов колхоза, мясо, если происходил забой скота, какую-то другую продукцию в местном колхозном магазине. Отоварить, например, те же продуктовые карточки. Вот только все это шло под запись, и никаких денег, на руки, я уже не получал.
С одной стороны, и тратить-то эти деньги было в общем здесь не на что. Но если, раньше имея кое-какие наличные можно было скажем отправиться в Маклаково (так до 1975 года, назывался Лесосибирск), небольшой, но довольно интересный городок в пятидесяти километрах ниже по Енисею, и купить, что-то нужное там, то с некоторых пор я был этого лишен. Вот и получалось, что с одной стороны, вроде как никаких особых изменений не произошло, а с другой, меня, как собственно и любого другого члена колхоза, накрепко привязали к этому месту, хотя бы отсутствием денег. Что будет дальше, было не слишком понятно, но ничего хорошего я от этого не ждал, о чем и сообщил свой подруге.
Вдобавок ко всему, и Саша, сообщила мне, что вокруг нее постоянно крутится местный участковый милиционер, обхаживающий ее со всех стронон, и явно намекающий на свое расположение.
— С чего это он зашевелился?
— Видимо соседи донесли, что от нас никогда не охов, ни вздохов, ни стонов ночами не доносится, ты же знаешь, какие здесь стены тонкие. Вот и решили, что либо мы с тобой в ссоре и спим отдельно, либо ты не состоятелен. А раз так, почему бы не напроситься под бочок. К тому же он ведь и сам в этом доме живет, в другом подъезде, но практически за стеной. Наверное и сам прислушивался не раз.