Кровавый год (СИ). Страница 16
— Можно подумать, противник только и ждет, как нам подставить свою корму! — не уступил Грейг.
— Я вас очень прошу!
До адмирала наконец дошло, что он сильно перегнул палку, что немного подзабыл, с кем разговаривает. В России не утихали слухи о «царской грозе» и о том, что я столь же скор на расправу, как и на награду.
— Слушаюсь, ваше величество!
* * *
Грейгу повезло, ему выпала счастливая карта провести артиллерийскую экзерцицию. Город, где родилась и провела первые годы своей жизни моя якобы жена Екатерина, где городской палач, по совместительству хирург, лечил ее от кривобокости, имел глупость не открыть ворота перед армией Никитина. Штеттин понадеялся на свои форты и равелины, воздвигнутые перед старинными городскими стенами. Правильный фортификационный квадрат с выступающими острыми углами, вынесенные вперед бастионы — на них положились самонадеянными пруссаки, видимо, позабыв, что город достался им от шведов после того, как князь Меншиков в 1713 году подверг его бомбардировке и тем вынудил капитулировать. Почему они позабыли о судьбе Кенигсберга, так и осталось тайной. Пока армия «Север» подтягивала осадную артиллерию, занимаясь организацией правильной осады, Балтийский флот подошел по Западному Одеру к крепости и вволю поупражнялся в стрельбе с безопасного расстояния.
В Штеттине вспыхнули пожары. Северные бастионы были разрушены после двухдневного расстрела. На третий горожане выкинули белый флаг, гарнизон капитулировал без всяких условий. Ключ от Померании был взят.
Дальше мои пути расходились с балтийцами. Забрав с собой кавалерию, легкую пехоту Зарубина и конную артиллерию я отправился к Берлину. Наш быстрый бросок оказался полной неожиданностью для пруссаков — так скоро они нас не ждали. В городе началась паника.
«Все потеряно, спасайте двор и архивы!» — только и смог повторить фразу Старого Фрица Фридрих-Вильгельм и, оставив город без защиты, укрылся с преданными войсками в цитадели Шпандау к западу от города. В той самой, где был повешен мой посланник, несчастный Волков.
Эта история требовала отмщения. Серьезного завершающего штриха — глупой смерти Фридриха Великого мне было мало. Как? Я все придумал. Но чтобы выполнить мой план, следовало дождаться подхода основных войск. До короля у меня руки еще дойдут, а пока будем развлекаться. Где там мои ключи от города?
В лагерь, разбитый нами в северном предместье Берлина, прибыли парламентеры, члены магистрата. Я встретил пузатых городских советников в окружении своих ветеранов в походных мундирах. Вид у них был не представительный, но грозный. От них буквально веяло кровью и порохом.
— Ваше величество, — обратились они ко мне, — берлинцы хорошо запомнили великодушие русского солдата, который в 1760-м году защитил их от грабежа австрийцев, поддерживал образцовый порядок все две недели, пока войска союзников занимали город…
— Я явился сюда не с рейдом и уходить не собираюсь ни через две недели, ни через год, — перебил я выступавшего, присаживаясь на ротный барабан. — Никаких почетных условий, гарнизон складывает оружие в Арсенал, сдает туда же знамена и ждет своей участи в казармах. Артиллерию на городских валах откатить, заряды убрать в пороховые погреба. Городские ворота открыть и встречать мои войска цветами и оркестрами!
— Но ваше величество, что же нас ждет? — испуганно спросил меня бургомистр со слезами на глазах.
— Что ждет? Вы сами выбираете свою судьбу. Спокойствие и процветание либо тот жребий, который выпал Кёнигсбергу.
Разъяснения не потребовались. Урок кровавого штурма столицы Восточной Пруссии, надеюсь, усвоила вся Европа. По крайней мере, бегающие взгляды членов магистрата и их трясущиеся руки многое мне подсказали.
— Что у вас с ключами от города? — лукаво поинтересовался я. — Успели за пятнадцать лет новые изготовить?
Я намекал на те ключи, которые были вручены Захару Чернышеву и увезены им в Россию. Никто их в глаза не видел, и тайну места их хранения унес в могилу генерал-фельдмаршал, испепеленный взрывом вместе с Екатериной на мосту где-то по дороге на Ригу.
— Магистрат позаботится о ключах, — вздохнул бургомистр, сдаваясь. — Какие-то еще пожелания, ваше величество?
— Да. Мне нужен срочный созыв рейхстага.
— Но его давно не существует! — поразился берлинец. — Даже ландтаг Бранденбургской Марки не собирался, не могу припомнить сколько десятилетий.
— Ландтаг меня устроит. Думаю, что быстро собрать из городов Бранденбургского курфюршества депутатов, пусть даже случайных, особого труда не составит.
— Но наш король… Он же рядом… — заблеяли хором советники берлинского магистрата.
— Молчать! Исполнять! Бегом!
Судя по всему, Старый Фриц отлично вымуштровал своих чиновников. Они тут же подобрали животы, вытянулись, расправив плечи:
— Так точно!
* * *
Идеальный квадрат с треугольниками бастионов на углах, окруженный со всех сторон водой — вот какой предстала моим глазам цитадель Шпандау. Ей было от роду почти двести лет — на что надеялся прусский король? На то, что сочетание бастионов и куртин не оставляет мертвых зон? Что кирпичные стены крепки и выдержат обстрел из гаубиц бомбами с зажигательной смесью? Или что мы не посмеем сравнять с землей крепость, где укрылись прусский монарх, женщины и дети, королевская семья и двор?
А аплодировать смерти Волкова в петле у вас совести хватило⁈
— Начинайте! — приказал я старшим офицерам армии «Север». — Время поджимает, меня ждут депутаты ландтага Бранденбургской маркграфства.
Я нисколько не ерничал. Как раз недели хватило на то, чтобы подтянуть из Штеттина осадную артиллерию и обозы, а наскоро назначенным депутатам от магистратов, управителей областей, важных чиновников-камералистов — добраться до Берлина. Они ждали меня во Дворце Шарлоттенбург. Наверняка, набились на его крышу и пытаются разглядеть, что сейчас произойдет. Расстояние небольшое, меньше пяти верст. Сейчас будет вам зрелище!
Громыхнуло.
В лесу Груневальд в небо взвились птицы, обеспокоенные странным непривычным шумом, вороны заполошно закаркали. Они могли рассмотреть, как к северо-западу от их обители в воздухе быстро замелькали черные бомбы и стрелы ракет, оставлявшие за собой дымный след. Через мгновение канонада дополнилась звуками разрывов, цитадель скрылась в облаке грязно-красно-серой пыли, обломков, щебня и в ярко пылающем пламени. Столб дыма, все увеличиваясь в размерах, поднимался к солнцу — уродливый гриб на фоне голубого берлинского неба.
Через несколько часов все было кончено. Цитадель превратилась в груду дымящихся развалин, круглая башня Юлиуса — в уродливый огрызок, из которого продолжали вырываться языки пламени. Две стены обвалились прямо в воду — по-видимому, от взрыва пороховых погребов. Никто не выбрасывал флаг и не подавал сигнал капитуляции. Некому! Я надеялся, что женщины и дети смогли укрыться в подземных убежищах.
— Заканчивайте здесь, — махнул я Чике, — и постарайтесь спасти кого сможете. Я в Берлин.
Мой кортеж засвистел, казаки загикал, подражая черкесам. Полным аллюром мы понеслись к западным воротам прусской столицы, лишившейся своего монарха. Город встретил нас безлюдными улицами. Громко цокая на булыжной мостовой, кони вынесли нас ко входу во внутренний Парадный двор дворца, где нас уже ждали депутаты.
Две ровные шеренги муромцев разделили двор пополам, образуя для меня проход к парадному входу, над которым возвышалась высокая башня, увенчанная куполом с вертящейся позолоченной фигуркой Фортуны. Она королям Пруссии явно изменила — наверное, так думали полсотни депутатов ландтага, замершие в молчании, боявшиеся шевельнуться. Пусть смотрят. Пусть запомнят. Воздух здесь другой, чем в России. Пахнет непривычно. Страхом пахнет. Пруссаки явно прониклись впечатляющим финалом монархии.
Я двинулся между рядов своей гвардии, не слезая со своего боевого коня. Красные повязки, суконные шлемы, ордена на груди, ружья к ноге, полощуться в воздухе знамена. Никитин, посмеиваясь, посоветовал въехать во Дворец на Победителе. Дескать, так немчуру сразу проймет. Ну и все разойдется в «стихах». Я отказался — не поймут, да и полы паркетные, варварством было бы топтать их лошадиными копытами. Мы прибыли нести в Европу новый день, а не давать повод для злословия.