Развод. Свекровь - а я говорила! (СИ). Страница 13
Из кухни я слышу, как скрипит комод, хлопает дверца шкафа, кто-то запинается о Лавра — нашего философа на четырех лапах — и глухо матерится.
Очень сдержанно, по-отцовски.
Я сижу у зеркала и пытаюсь приручить подводку. Стрелка на правом глазу получилась идеальной. На левом — какой-то зигзаг удачи!
Стираю. Переделываю.
Сегодня — тот самый день. Выставка года. Мой макет — в центре зала.
Мой дизайн — на афише. Моя фамилия — в графе “главный художник”.
Мои руки — не слушаются.
Снова зигзаг! Может, к черту? Пойти с одной? Как он сказал — концептуально?
— Луша, у нас всё под контролем! — кричит Лука откуда-то снизу. — Мы нашли вторую туфлю, отвлекли кота, надели банты, и никто не плачет. Кроме меня.
— Где моя расческа? — орет Стеша. — В Васькиных штанах! — орет Васька, она любит о себе в третьем лице. — А зачем? — Потому что это Васькин микрофон!
Я прикрываю глаза и глубоко дышу. Стрелка снова идет зигзагом.
Нет, ну честно, я готова выступать хоть перед президентами, хоть перед инопланетянами! Но только не в носках и с мокрыми волосами.
Хотя... так было бы ближе к концепции свободы самовыражения.
— Ты справишься, — Лука появляется в дверях и смотрит на меня так, как умеет только он: спокойно, тепло, с нежной улыбкой. — Ты у нас не просто дизайнер. Ты Луша. Гроза выставок и повелительница концепций. А я пока доставлю нашу младшую арт-группу в садик. Мы с ними уже проговорили свою концепцию “без истерик”, посмотрим, как они ее реализуют.
Он целует меня в висок, протягивает кофейный стакан и исчезает в утренней суматохе, как герой второго плана, знающий, что главное — дать сцену звезде.
Я вдыхаю. На мгновение в доме становится тихо. Арнольд вздыхает с подоконника. Лавр перестает скулить на входную дверь. Солнце льется сквозь шторы. И я вдруг понимаю: я не боюсь.
Потому что семь лет назад я осталась. С собой. С миром. С жизнью.
А теперь — и с ними. Моей любимой семьей.
Иногда мне кажется, что я живу в рекламе счастливой семейной жизни, только без фотошопа.
Наш дом не назовешь идеальным, но зато он наш, особенный: с облупленной ступенькой у входа, с заваленными полками, где можно найти книги вперемешку с раскрасками, и с кухней, откуда по утрам пахнет то корицей, то чуть подгоревшими тостами.
Муж — тот самый. Не выдуманный из романов, а настоящий. Лука. Мой.
Он готовит лучше всех шефов столицы, с детства мечтал о собственном ресторане и теперь, кажется, уже сам не помнит, сколько их у него. Но сколько бы ни было — он всегда приходит домой к ужину. Особенно если на ужин — вареники от Василисы или печеные яблоки от Стеши.
У нас две дочери. Такие разные, такие невозможные, зато такие… наши. Лука называет их “маленькие женщины с большим характером” и каждый вечер спорит, кто сегодня главный — он или они.
Я не вмешиваюсь. Я просто смотрю и думаю, что так вот и выглядит любовь — она заключается не в стихах, не в подарках, а в этих буднях, в завязанных бантиках, в поцелуях в висок, в широко распахнутых детских глазенках, в худеньких лопатках и пяточках, торчащих из-под одеяла.
У меня карьера, которую я построила сама. С нуля. С чистого листа.
Моя фамилия — в портфолио лучших агентств, на афишах выставок, в подписях под архитектурными концепциями.
И я не сомневаюсь, достойна ли. Я знаю — да! Это мое. Мое умение, мой талант, моя удача.
И моя семья, которая всегда поддерживает.
И мой любимый мужчина, взгляд которого действует на меня так же, как и раньше.
И прикосновение. И улыбка.
И мы до сих пор очень любим устрицы.
И иногда отдаем наших малышек бабушке и дедушке, и после обильного ужина с морскими гадами он всю ночь доказывает мне, что я самая-самая.
А еще мы любим дождь, потому что после дождя на улице лужи, а если бы не та лужа, мы могли бы и не встретиться.
— Всё равно бы встретились, — говорю я, переплетая наши пальцы. — Ты должен был спасти меня от злого волшебника.
— Это Кеша — злой волшебник? Скорее, злой гений. Несостоявшийся.
Мы смеемся и снова любим друг друга.
Иногда, по утрам, Лука шепчет: “А может, еще одного?” И я смеюсь, отмахиваюсь, бурчу, что у меня презентация, сроки, макет. Но внутри замирает что-то теплое. Потому что, если подумать, у меня теперь есть всё. И даже чуть больше.
И если однажды на лестнице появятся новые крошечные кеды — я буду очень рада.
Мы справимся. Мы уже умеем.
Я счастлива.
Да, именно так — без оговорок, без “но”, без сноски внизу страницы.
У меня есть дом, где пахнет выпечкой и детским шампунем. Муж, который держит меня за талию в самый нужный момент. Дети, которые умеют одновременно кричать, петь и обниматься. Работа, в которую я верю. И кофе, который мне по утрам варит любимый.
И пусть свекровь всё равно не зовет меня “доченька” — зато мы с ней настоящие подруги.
Да, да! Подруги! Еще бы нет! Ведь мы снова свекровь и невестка! Пошли по второму кругу.
У кого-то так было? Чтобы прошлая свекровь стала опять настоящей, и не потому, что вы снова вышли за ее сына?
Во-от! А у меня — так!
Мы с Адой переписываемся, болтаем по телефону, даже ходим вместе на ярмарки и в музеи.
Иногда я думаю: “Жизнь — удивительная штука, как новое платье, сшитое неожиданно без выкройки и севшее без примерки. И ведь сшито же! И село!”
С Адой мы очень близки, она обожает наших с Лукой девчонок.
Кеша… О Кеше я не вспоминаю.
Он словно старая вещь, которую выкинули весной после генеральной уборки.
Несколько лет назад мне пришло приглашение на презентацию книги.
Автор — И. Маркский. Название — с претензией: “Хроники душевной верности” .
Я даже растерялась. Кто это? Маркский. Пришло сообщение с незнакомого номера. “Это я. Жду. Твой гений”.
Божечки-матрешечки!
Я долго смеялась, надо же, какой звучный псевдоним взял!
Думала: идти или нет? Любопытно, конечно. Вдруг там автографы, признания, стихи в духе “Прости, Луша, был не прав”… Ах-ах!
Лука удивился, но сказал: “Хочешь — иди”.
Но я не успела решить. Потому что через пару дней интернет взорвался.
Оказалось, книгу за него написала Муза. Да, та самая.
Ну, как написала. Не сама. Не головой. И даже не руками!
Она взяла тот самый знаменитый роман Маркеса, загнала его в гугл-перевод и перевела сначала на русский, потом на испанский, потом на китайский, а потом обратно на русский.
Исправила имена, поменяла названия.
А потом еще скормила всё это нейросети!
Но душа Габриэля Гарсиа всё равно проступала сквозь строчки. И ребенок с поросячьим хвостиком, и петухи, и эпидемии…
Скандал получился громкий, Кешу и его Музу разоблачили, издательство писало официальные извинения.
Муза удалила соцсети, в которых активно пиарилась за счет чужого труда. А Кеша… Кеша просто исчез с радаров. Растворился.
Аделаида, махнув рукой, сказала, что вроде он собирался на Сахалин.
— Тоже мне, Чехов! — ухмыльнулся Лука.
— Ты что, ревнуешь? — удивленно спросила я.
— Нет. Но не хочу о нем слышать, — ответил мой муж, обнимая меня и доказывая свою безграничную любовь.
Любовь, которая важнее любых талантов.
И у нас впереди еще целая жизнь, полная любви, устриц, смеха, новых макетов, улыбок и крохотных детских ботиночек…