Магнат Пушкин (СИ). Страница 39
Купец меня порадовал. Шестьдесят пять пудов корней кок-сагыза и почти пуд семян ему уже доставили, и чуть больше находится в пути. Бурлаки уже тащат ему баржу с товарами с низовьев Волги.
Рассчитался, как договаривались, выписав чек, и мы согласовали, что он сам возчиков до Велье найдёт, а я там на месте с ними рассчитаюсь. Уведомил купца, что за вторую партию с ним Пятов уже расчёт произведёт, чем сильно киргиза порадовал. Причём, не знаю, чему он больше радовался — быстрому платежу или возможностью встретиться с Пятовым, который у нижегородских купцов пользуется изрядным авторитетом.
И хоть хотелось бы сказать, что я доволен результатом поездки к Омарову, но те семь — восемь пудов каучука, которые я получу с первой партии одуванчиков — это мало. Чертовски мало, господа!
В обратный путь я выдвинулся лишь через два дня. Но полетел ни к себе, в Велье, как бы мне того не хотелось, а в Питер.
Очень хочется с Пущиным встретиться, и узнать, какие подвижки произошли у Великого князя Николая.
Но если с Николаем всё понятно, то вот с Пущиным…
Не отпускает меня мысль, что Россия теряет дворянство, как класс.
Порой у меня возникает впечатление, что самая образованная и многочисленная прослойка государства потеряла цель в жизни.
Раньше государство опиралось на дворян, как на своих представителей на местах, а теперь?
Сухие цифры статистики тоже свидетельствуют, что деловая активность дворян год от года снижается. По внешней торговле они уже с купцами сравнялись. Оно и не удивительно.
Взять, к примеру, отца и его брата. Помещики.
Живут на доходы с поместий, которые снижаются год от года, но при этом сами занимаются чем угодно, от написания стихов на французском до участия в самодеятельных театральных постановках или бесконечной болтовнёй в масонской ложе.
Попробуй их заставить прочесть пару статей по агротехнике! Нет, не станут. Презрительно скривятся в ответ, да ещё попробуют нотацию прочитать — каким, по их мнению, должен быть дворянин. А агротехника — не комильфо. Общество не поймёт-с…
Ну, эти ладно. Они уже в возрасте. А вот кипучая молодёжь просто не знает, куда себя деть. Энергии — море! Так отчего бы не направить её на пользу стране?
Безделье, лень и сибаритство — несомненные враги Империи. Самые большие глупости творят те, кому нечем заняться.
А кто к этому хоть какие-то усилия приложил, чтобы произошли изменения? Государь… Аракчеев… Так нет же!
Вот и обидно за Державу!
Глава 17
Прилетев в Питер, я отправил записку в дом Пущиных, в которой просил генерал-лейтенанта Ивана Петровича Пущина найти время для встречи и приватной беседы со мной. Сам же поехал в Имперскую канцелярию, где подал прошение на аудиенцию с Великим князем Николаем.
Отобедал у сестры. Что могу сказать, порадовался. За дело сестра взялась крепко, а с её избранником у них царит полное взаимопонимание. Одно неясно — что со свадьбой тянут. Хотя, судя по некоторым намёкам — дело за малым. Потенциальный жених уже согласился принять православное христианство и даже с церковью дату церемонии согласовал.
Ответ от Пущиных мне принесли к концу обеда. В конверте было приглашение на сегодняшний ужин.
А за ужином — дежавю. Словно я второй раз особняк Муравьёвых посетил. Повторяю почти те же рассказы и привожу те же доводы, что и в Москве. Посмеиваясь, рассказываю о неудачной попытке Якушкина дать своим крестьянам вольную. Попутно хвастаюсь своими достижениями и небывалым урожаем.
— Александр, а если я в агрономии ни бум-бум, что тогда? — пытается иронизировать Иван.
— А давай мы Ивана Петровича спросим. Он не раз был капитаном кораблей, но вот возьмётся ли он на камбузе приготовить обед для всей команды?
— Для этого кок есть! — горячо возразил Иван, — Специально обученный.
— Вот видишь, оказывается, ты знаешь ответ. А у меня в имении сейчас четыре агронома работают. И тоже — получившие образование. Нет никакой разницы, кто ты. Капитан корабля или помещик. Не можешь чего-то сам — найди того, кто может и найми.
Мы с Петром Ивановичем заулыбались, а друг детства насупился.
— Александр Сергеевич, так о чём вы хотели со мной переговорить? — спросил генерал, когда нам подали чай.
— Об одном изобретении. Я хотел бы, чтобы под вашим руководством и патронажем Великого князя им занялся Иван Иванович, — сумел я удивить и друга детства и его отца.
— Простите, а о чём речь?
— О большом военном секрете, — многозначительно повёл я глазами по сторонам.
— Тогда пройдёмте ко мне в кабинет. Чай нам повторят.
Предложил я Пущиным довольно простую вещь — торпеду. Простой она стала, когда Серёга над ней поработал и тот перл, что я делал для пожарных, чтобы из брандспойтов струя воды метров на двадцать била, решил использовать в качестве водомётного движка. Едино о чём мы с ним поспорили — кто в герметичном контейнере сидеть будет — нутрия или белая мышь.
С Пущиными я в детали не вдавался. Просто объяснил, что с помощью перла можно сделать самодвижущуюся мину. С пустотелым перлом должно выйти не дорого. Конструкцию и двигатель я готов взять на себя, а вот сколько пороха в боевую часть потребуется — полпуда или пуд, предстоит выяснить. Как и со взрывателем вопрос решить, и с его самовзводом. А кто этим займётся, если не прапорщик лейб-гвардии конной артиллерии? Да, именно там сейчас проходит службу мой лицейский товарищ. Как раз по его специальности задачка наклюнулась! Лучше пусть над ней голову ломает, а не Рылеева с пути истинного сбивает.
Принципиальное согласие я от отца с сыном получил. В свою очередь озадачил их вопросом переезда Иван Ивановича в Велье. Пока до ледостава. Потом к Грейгу его отправлю, если будет результат.
Узнав про адмирала Грейга, Пётр Иванович чуть копытом не забил, как старый боевой конь, заслышавший призывный звук полковой трубы. Пришлось мне ему про Крым рассказывать. Но уже под вино.
С Великим князем мы встретились накоротке. Он куда-то сильно спешил.
Буквально за пару минут объяснил ему идею, успев ввернуть, что все первоначальные расходы готов взять на себя, и попросил содействия во временном освобождении Иван Ивановича от службы.
Через два дня Пущин получил полугодовой отпуск «по семейным обстоятельствам».
Несмотря на то, что Августин Августинович Бетанкур прибыл в Россию уже не мальчиком, а зрелым инженером с немалым опытом, он, как истинный гурман, оказался способным на удивление быстро адаптироваться. И если раньше его вкусовые пристрастия были верны каталонским блюдам и средиземноморским закускам, то теперь он без тени сожаления заменил гаспачо на окрошку, а фабаду — на борщ, под холодную рюмочку водки.
Такие вот с ним произошли метаморфозы. Не через книги и знания, а через желудок.
Однако именно поэтому я был слегка озадачен, когда через Перл связи получил от него предложение встретиться. И не где-нибудь, а в кафе «Янсен», где вместо кваса и морса подают африканский кофе, завёрнутый в пряную дымку, и даже служащие чернокожие, будто только что прибыли с берегов Красного моря.
Что именно инженеру понадобилось от меня, я не стал угадывать. Порой Бетанкур любил начинать разговор так, словно сам не знал, куда тот заведёт. Поэтому просто согласился. И пришёл вовремя.
— Говорят, настоящий кофе должен быть таким, чтобы три глотка напоминали жизнь, — произнёс Августин Августинович, когда мы обменялись рукопожатием и я уселся за стол. — Первый — горький, как молодость. Второй — сладкий, как страсть. Третий — таинственный, как смерть.
Он сделал паузу, попробовал напиток и одобрительно кивнул:
— Должен сказать: здесь, в вашем кафе, явно знают своё дело. Давно не пил ничего подобного. Да и обстановка… — взгляд инженера скользнул по маскам на стенах, по тростниковым шторам и вышибале-эфиопу у дверей, — … в ней есть дух путешествия.