Шестнадцать. Страница 15

Алена любила воду, но плавать толком не умела. Интерес взял верх, да и коротать зимние вечера дома ей не особо хотелось.

На ней был белый в синюю полоску купальник. Алена, стараясь не привлекать к себе внимание, быстро запрыгнула в воду. Ей казалось, что никого более худого в бассейне нет. Она стеснялась худых ног, которые, как ей казалось, напоминали две длинных тонких ветки. Такое же определение давала и рукам. Но больше всего смущала верхняя часть туловища, точнее, отсутствие одной из главных ее частей — груди. Поэтому следующий час из воды торчала только голова в белой шапочке.

В душевую она зашла последняя, в надежде, что кабины будут пустыми. Карина, увидев ее, резко выскочила из-за стенки:

— Руки вверх! Вы арестованы, — прокричала она, бросив в нее мочалкой.

— Карина, ты дура! — Алена подняла мочалку с пола и отправила обратно.

Карина, не стесняясь, бегала голая по душевым, то и дело, выбрасывая очередные фокусы. Таня тоже чувствовала себя раскованно. Она долго намыливала тело, напевая под нос мелодию, известную только ей.

Алена выбрала самый крайний душ. Она не помнила, когда в последний раз мылась так быстро. Обернувшись в бледно-розовое полотенце, пошла в раздевалку. Всю дорогу от бассейна думала лишь об одном, чтобы завтра в школе девчонки не рассказали о ее худобе и поролоновом лифчике, заменявшим ей грудь.

Они не рассказали. То ли не заметили, то ли не сочли этот факт интересным и достойным внимания.

— Короче, вы как хотите, а я пошла домой!

— Да идем мы, идем! Ну ты и зануда, Синичкина! — Карина шлепнула ее рюкзаком по попе. — Зануда, но уже какая-то родная. Еще немного и я тебя полюблю, — она наклонилась и горячо поцеловала ее в щеку.

— Да ну вас! — Алена слегка оттолкнула ее в сторону. На губах играла улыбка.

В последние недели что-то изменилось. Девочки стали относиться к ней по-другому. Не могла объяснить почему, но видела перемены и больше не злилась на них. Да, ее по-прежнему возмущало их поведение, слова и манера разговаривать, но в душе прощала их. Наверное, так прощают людей, которых любят, размышляла Алена.

— Давай, сиротка, проведем тебя до остановки, — Таня подхватила ее под второй локоть. — Вдруг тебя украдут, потом твоя мама с нас кожу снимет.

Они повернули за угол дома, где жили девчонки, и вышли на аллею, освещенную желтыми фонарями. Еще шаг — замирают. Первые секунды они не знают, что делать. Ноги каменеют, а языки присыхают к небу.

На углу дома лежит Катя. Над ней стоит невысокий парень и бьет ее ногами. Она молчит, изредка поскуливая, как дворовая собака.

— На, получи, — он отводит ногу и с размаха бьет ее в живот. — Чтоб ты больше не плодилась, тварь!

Карина бросает рюкзак и бежит вперед. Таня, спотыкаясь на каблуках, летит за ней. Алена стоит на месте. Не может поверить своим глазам и ушам. Это все иллюзия, мираж, сон. Это не может быть правдой.

Девушка все же делает шаг. Медленный, неуверенный. Ноги не слушаются, руки не подчиняются. Еще секунда и она падает.

— Синичкина, вызывай милицию! — Карина кричит так громко, что Алена невольно закрывает уши ладонями — опять забыла перчатки дома. — И скорую, быстро!

— У меня нет телефона, — шепчет она. Пытается повысить голос, но связки замерзли. — Нет телефона, — закрывает лицо ладонями.

— Отвали от нее, урод! — Карина толкает парня в грудь.

Таня приподнимает Катю: она стонет, ей больно. Девушка вся в крови.

Таня достает платок и вытирает ей лицо.

— Скорую! Быстро! — от ее крика должен проснуться весь район, но никто не слышит — слишком громко в квартирах разговаривают телевизоры. — Синичкина! Вызывай скорую!

— Чтоб ты сдохла! — он плюет на Катю. — Это только начало! Только начало, запомнила? — он руками бьет воздух.

— Пошел вон отсюда! — Карина ловко достает из кармана перочинный ножик и выбрасывает руку вперед. — Еще одно слово, — она шипит, как змея.

— Тише, тише! — он поднимает руки вверх. — Еще вдруг попадешь, — его смех отравляет воздух.

Он разворачивается и выходит на аллею. Пара шагов — останавливается.

— Ваша подруга проститутка! — он складывает ладони около рта и кричит. — Стоит на обочине в Шабанах. Чтоб ты сдохла! Убейте ее сами!

Они снова одни. Никто не вышел из подъезда. Никто не набрал номер скорой. Их четверо, но они одни.

Таня крепко прижимает к себе тело Кати. Карина, превратившись в ледовую фигуру, смотрит вдаль. Алена, свернувшись клубком, лежит на земле, закрыв лицо руками. Страх изменил их.

Этот вечер украл у них детство, отобрав последнюю надежду на то, что в их жизни все будет хорошо.

— Убейте меня, — слова медленно растворяются в воздухе. Катя закрывает глаза и проваливается в тишину.

Глава 11

Стук каблуков. Звук четкий, громкий. Он раздражает слух, пугает. Так спешат навстречу беде.

— Где она? — голос тихий.

Карина делает жест головой, указывая на дверь в конце коридора.

Татьяна Николаевна ставит сумку на пол. Затертые ручки, потрепанный ремешок устало падают на плитку. Девочки двигаются в сторону:

— Не пускают, присядьте, — Карина взъерошивает волосы ладонями. — Нужно подождать, — она старается говорить спокойно, но страх еще внутри ее, он ломает голос.

— Как такое могло произойти?

— Мы не знаем, — Таня медленно поднимается со скамейки.

— Вы знаете, кто это был?

— Да. Кирилл. Ее парень.

Татьяна Николаевна молча переводит взгляд с Тани на Карину и обратно. Они слышат, как тяжело она дышит, как громко стучит ее сердце.

— Почему я не знала, что у моей дочери есть парень?! — она кричит так громко, что Карина невольно зажимает уши ладонями. — Почему вы знали, а я нет? Ответьте мне! — она хватает Карину за плечи и трясет ее.

Карина отталкивает ее и подрывается с места.

— Мы тоже не знали! Мы ничего не знали! — она размахивает руками, затем бьет ботинком в стену. Мелким конфетти штукатурка сыплется на плинтус. — Кирилл! Это все, что мы знали! — она плюхается на попу посреди коридора. Ее трясет так, будто кто-то вылил на спину ведро ледяной воды. Она воет тихо, но так горько.

Таня молча смотрит на нее, прикрыв рот ладонью.

— Вы знаете, где он живет? Фамилию? Как его найти? Таня качает головой.

Татьяна Николаевна прикусывает губу и смотрит на дверь.

— Вы же лучшие подруги.

— А вы мать, — Карина поднимает голову. — Вы мать!

— Значит, я плохая мать.

— Значит, мы плохие подруги. Я бы даже сказала никакие! — Карина снова кричит. — Мы просто тупо курим, пьем пиво и слушаем рассказы Тани! Все! Это все, что мы знаем друг о друге!

Таня молчит.

— Я омерзительная подруга, — уже тише говорит она. — Я ни разу за два месяца не навестила Катю. Даже не позвонила, чтобы спросить, чем она болеет! — Карина запрокидывает голову и смотрит в потолок. — Ни разу! А ты, Таня, позвонила?

— Нет.

— За все время звонила только одна девочка. Алена.

Карина хлопает в ладоши и смеется.

— Синичкина и тут нас сделала! — она смеется громко, заливисто.

Дверь палаты открылась. Доктор был таким высоким, что перед тем, как выйти из проема, пригнул голову. Уставший, с впалыми глазами и сутулой спиной, он выглядел гораздо старше своего возраста. Двигался медленно, будто специально растягивал секунды до встречи с ними. Остановившись рядом с девочками, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

— Вы мама?

Татьяна Николаевна еле заметно кивнула. От страха и усталости она не могла пошевелиться.

— Она жива, но состояние тяжелое. Стабильно тяжелое.

— О, Боже!

— К сожалению, ребенка спасти не удалось, — он машинально снял с головы шапку — от стирки она потеряла вид и выглядела неопрятной.

Карина не выдержала первой. Она кричала так громко, что все, кто был на этаже, выбежали на коридор. Она кричала так громко, что двое крепких санитаров, взяв ее под руки, увели в палату. Она кричала так громко, что лишь укол сильного успокоительного заставил замолчать, вернув ее в мир, где не было крови, ударов, умирающей подруги и ее ребенка, который никогда не увидит разноцветных птиц и не почувствует, насколько сильно любит нас солнце.