"Фантастика 2025-103". Компиляция. Книги 1-17 (СИ). Страница 48

— Молчать, — резко оборвал Аид. — Служба — она не только тогда, когда удобно.

И мы молчали. Потому что долг — это не про благодарность. Долг — это когда ты готов умереть за страну, даже если страна об этом не узнает.

Самолёт Имперских авиалиний был пуст, кроме нас. Когда он взлетел, я прикрыл глаза.

Два с половиной часа с момента телепортации. Шесть часов с начала операции.

В голове всплывали лица погибших:

Первый, разорванный роботами…

Седьмой, замороженный насмерть…

Девятнадцатый, подорвавший себя, чтобы дать нам время…

Мы ещё дети по меркам Империи. Не готовы к смерти. Но когда в лаборатории под академией нам приказали «вперёд» — мы пошли. Потому что в наших жилах течёт та же кровь, что и у тех, кто брал Париж, кто держал осаду, кто всегда вставал на пути тьмы.

Этот день навсегда останется в памяти. Но не как кошмар — а как первая клятва: Мы вернёмся за своими. Или умрём, пытаясь.

Наконец, мы в родной лаборатории. Стертые бетонные стены академии уступили место полированному черному металлу и матовому стеклу, пронизанному голубоватыми неоновыми полосами. Воздух был стерильно чист, но с легким запахом озона — будто после мощного разряда.

Мы шли по узкому коридору, где в стенах были встроены панели с мерцающими руническими схемами. Время от времени они вспыхивали алым — система безопасности сканировала нас на проход. Где-то в глубине гудели генераторы, а под ногами едва ощутимо вибрировали полы — лаборатория жила, дышала, работала.

Букреев ждал нас в центральном зале — огромном куполе с высоким потолком, где по стенам, как священные реликвии, висели образцы тактических магических доспехов нового поколения. Одни напоминали кожу дракона — чешуйчатые, с переливающимся защитным полем. Другие выглядели как легкие кирасы из черного кристалла, но стоило подойти ближе — и в их глубине начинали пульсировать кровавые прожилки.

Букреев стоял посредине зала, и контраст был поразительный: ветеран, измотанный годами войны, среди сверкающих технологий будущего.

Его форма, обычно безупречная, сегодня казалась чуть помятой, а на лице — тени усталости. Но больше всего бросалась в глаза седина. Ее стало намного больше — будто кто-то провел по его вискам лезвием, оставив после себя пепельные полосы.

Он медленно оглядел нас, и в его взгляде читалось что-то тяжелое — не просто усталость, а потеря.

— Первая, Седьмой, Восьмой, Двадцатый, Шестой, Девятнадцатый, Двадцать Первый… — его голос, обычно жесткий, дрогнул на последнем имени.

— Остальные живы и доставлены в больницу. Спасибо пограничникам — вылетели боевой группой и успели вовремя. Добили оставшиеся машины террористов и вызвали медиков.

— Какие террористы?! — Аид резко вскинул голову, глаза его горели яростью. — Это были английские военные!

Букреев повернулся к нему, и в его взгляде вспыхнуло что-то опасное. Но через секунду он взял себя в руки.

— Спокойнее, Миша, — сказал он, переходя на имя, что делал только в самых личных разговорах. — Ты же знаешь правила. Это были террористы.

Аид стиснул зубы, его пальцы сжались в кулаки, но через мгновение он выдохнул и опустил плечи.

— Слушаюсь, Олег Сергеевич.

Я не выдержал и спросил:

— Нам можно их проведать?

Букреев покачал головой.

— Еще нет. Сначала лечение. Потом допросы. Потом поиск виноватых. А уже потом всем разрешат общаться друг с другом.

— Нас сдала какая-то штабная крыса, — сквозь зубы процедил Аид, ударив кулаком по стене. Эхо разнеслось по коридорам, будто подземелье ответило ему глухим стоном.

Букреев нахмурился, огляделся, затем резко махнул рукой — "тише". Он подошел ближе, понизив голос до шепота, но каждое его слово било, как молот:

— Неофициально, подчеркиваю — неофициально — я с тобой согласен, Миш. Но там не должно было быть студентов. Там не должно было быть англичан. И тем более не должно было быть боевой техники. Борьба с террористами — это работа Имперской службы безопасности.

Он замолчал, его глаза метнулись к темным углам лаборатории, будто ожидая, что из тени выступят уши предателя. Потом продолжил, уже с горькой усмешкой:

— Но кто-то наверху решил поиграть в солдатиков и новые игрушки. А какая-то гнида решила эти игрушки сломать.

Его голос дрогнул, и тут я понял, откуда эта седина.

— Ты сам понимаешь… С вами был мой внук.

Тишина повисла в воздухе, густая, как дым после взрыва.

— Мне уже сегодня звонили, — продолжил Букреев, и в его тоне появилась ледяная ярость. — Предлагали добровольно уйти с поста. В связи с некомпетентностью. По-дружески, а то… под трибунал отдадут.

Аид резко поднял голову, глаза его вспыхнули.

— Да хрен им!

Букреев вдруг ухмыльнулся, но в этой улыбке не было ни капли веселья — только сталь и ненависть.

— Я тем более буду рыть. Кто подставил нашу группу. — Он посмотрел на каждого из нас, и в его взгляде горела клятва. — Я за внука… Да и вы, ребята, вы тоже мои. Землю грызть буду.

Последние слова он произнес не просто с яростью — с клятвой мести.

Следующую неделю мы провели в подземных казармах лабораторного комплекса. Нас не выпускали.

Сначала к нам пришел майор СБ — наш, академический, с лицом, как будто высеченным из гранита. Он задавал вопросы четко, по-военному, но в его глазах читалось что-то… неестественное. Будто он сам не верил в то, что произошло.

— «Кто первым вошел в зал?»— «Кто активировал артефакт?»— «Видели ли вы знаки английского спецназа?»

Мы отвечали, как могли.

А потом пришли они.

Неприметные, в серых штатских костюмах, с бегающими глазами. Ни имен, ни званий — только холодные улыбки и вопросы, которые резали, как скальпель.

— «А не кажется ли вам, что ваша группа была… подставлена?»— «Кто-нибудь из курсантов проявлял необычный интерес к артефактам?»— «Вы точно не видели, кто дал команду на отход?»

Они не вызывали доверия. Но их неприметность говорила сама за себя — особые специалисты из Имперской безопасности.

Каждый день приводили новых выздоравливающих.

Первым вернулся Пятый — бледный, с перебинтованной рукой, но с прежней ехидной ухмылкой.

— «Чего, ждали, что я сдох?» — хрипло бросил он, опускаясь на койку.

— «Мечтали», — огрызнулся Двадцать Шестой, но в его голосе слышалась явная радость.

Потом привели Девятого — он шагал медленно, опираясь на костыль, но в глазах горел прежний огонь.

— «Ну что, пацаны, снова в строю», — пробормотал он, и кто-то хлопнул его по плечу.

Семнадцатый вошел молча, но его кулаки были сжаты. Он сел в угол и уставился в стену, будто видел в ней врага.

— «Он до сих пор не может говорить о том, что видел», — шепнул кто-то.

Последним привели Тридцать Четвертого — он был весь в шрамах, но улыбался, как сумасшедший.

— «Ребята, я теперь официально самый живучий ублюдок в академии!»

Казарма понемногу оживала. Шутки, мат, смех — все, как раньше. Но за этим чувствовалась пустота.

Мы ощущали себя как стая хищников, случайно запертых в стерильном аквариуме будущего. Эти ультрасовременные казармы, напичканные скрытыми датчиками и голографическими интерфейсами, казались нам золотой клеткой. Даже воздух здесь был стерильно чистым, до неестественности, раздражая легкие своей искусственностью.

Единственным спасением стал тренировочный комплекс - футуристический зал, где каждая деталь говорила о военных технологиях завтрашнего дня. Антигравитационные беговые дорожки плавно парили в воздухе, адаптируясь под бегуна. Тренажеры с нейросетевым управлением подстраивали нагрузку, анализируя малейшие изменения в биоритмах. Голографические спарринг-партнеры могли имитировать любого известного бойца.

Но все это великолепие меркло от осознания, что наши боевые доспехи - эти технологические шедевры, с которыми мы сроднились - были изъяты без объяснений. Их отсутствие оставляло непривычную легкость в движениях и странную пустоту в душе.