Отпуск в лотерею (СИ). Страница 24

Между баром и лифтами был небольшой холл. Мы втиснулись в узкую нишу прикрытую аляпистой драпировкой. Буквально через несколько секунд появились Борис с Максом. Остановились, огляделись, посмотрели на табло лифтов. Один как раз ехал вниз, другой вверх.

- Может, утопить его? – мрачно предложил Борис. – И ее заодно?

- Тут камеры везде, - возразил Макс. – И вообще шторм начинается. Может, сами утонут. Пойдем лучше выпьем.

- А вот это было обидно, - сказала я, когда они ушли.

- И правда, - согласился Ник. – Ну и черт с ними. Давай на шторм посмотрим, пока еще не слишком опасно. Можно фоточек красивых наделать и в сеть выложить.

На открытую палубу выходить не стали: уже вовсю лило, и ветер заносил брызги даже в коридор, где мы остановились. Но и оттуда выглядело очень внушительно. А вот фоточки не удались: со вспышкой в темноте получалось что-то мутное и смазанное.

Качало уже капитально, а ведь каких-то пару часов назад море было идеально гладким. Я оступилась и наверняка упала бы, если бы Ник не подхватил за талию. И это уже была не игра. Совсем не игра…

Мы целовались как будто в первый раз. Нет, скорее, в последний. В первый раз, насколько я помнила, было очень страшно. И носы мешали. А, да, и зубы тоже. А сейчас было здорово – ну очень здорово. И совсем не хотелось, чтобы этот первый раз стал последним. Во всех смыслах.

Трудно сказать, чем бы все это кончилось… Да нет, совсем даже не трудно. Очень даже прогнозируемо – при таком напоре и не менее горячем отклике. Как Гриша сказал? Кошка ты, Катя? Ну и пусть кошка. У меня отпуск, почему бы и нет? Лучше так, чем с мудаками, которые спорят на деньги, кому я достанусь. А ведь оба казались такими милыми сначала.

Может, конечно, и Ник ничем не лучше, но мне было уже как-то все равно. Особенно при такой погоде. Вот уж точно был прав Пушкин:

Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъяренном океане, Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане, И в дуновении чумы**.

Да, так вот все это могло вполне понятно чем закончиться, если бы не взвыла сирена. А потом грозный радиоголос на трех языках потребовал покинуть открытые палубы и не выходить на них, если только не будет объявлена эвакуация. А еще на всякий случай проверить досягаемость документов, ценных вещей, запаса воды и спасательного жилета.

- Ого! – присвистнул Ник. – Это уже не шутки. С чего вдруг? Вроде, не так уж сильно и болтает?

- Может, мы чего-то не знаем? – предположила я. - Может, все гораздо серьезнее? На «Титанике» тоже до последнего момента говорили, что все под контролем.

- Не слишком уместное сравнение, - поморщился Ник. – Ты была в первый день на инструктаже по безопасности?

- Н-нет, - с запинкой ответила я, припомнив, что на него приглашали сразу же после отплытия, но мы с Борисом проигнорировали, любуясь видами Сингапура.

- А зря. Ладно, будем надеяться, что обойдется.

Как только он сказал это, коридор в самом буквальном смысле ушел из-под ног: лайнер накренился так, что меня потащило к открытой двери на палубу. Если бы Ник не поймал за подол платья, я бы точно вывалилась туда. Платью такое обращение не понравилось: оно треснуло по шву.

По палубе прошел кто-то из корабельной команды в дождевике и с фонариком в руке. Заметил нас и гаркнул, перекрикивая вой ветра, чтобы мы немедленно убрались подальше.

- Почему они не закроют двери? – спросила я, когда мы пошли к лифтам.

- А как раз на тот случай, если начнется эвакуация. Это шлюпочная палуба. На нее должен быть свободный выход. Ты на каком этаже?

- На седьмом.

- Я на восьмом. Наверно, разумнее будет сделать так, как они говорят: сидеть в каютах и ждать, чем все кончится. Нет, ну можно, конечно, пойти в бар и нагрузиться до полной невменяемости, но вряд ли потом кто-то будем выносить тебя в шлюпку.

- Как-то страшно в каюте, - поежилась я. – А вдруг тонуть начнет?

- Вот для этого и нужны инструктажи. По сигналу возьмешь сумку, выйдешь в коридор и пойдешь к шлюпкам.

- А не затопчут?

- Затопчут скорее на выходе из общественных пространств, где куча народу. А вообще, Кэт, не хочу пугать, но в такой шторм шлюпки утонут быстрее лайнера. Не знаешь, что лучше, а что хуже.

- Прекрасно! Все хуже. И нет бы нам раньше познакомиться, Ник, а то так погибнем и… - заканчивать фразу я не стала: понимай как хочешь.

- Ага, к тебе не подойдешь, - он пожал плечами. – Твои крокодилы тебя стерегут, как сейф с бриллиантами.

- Ну ладно, не ври, - я дернула его за рубашку. – Ты проходил мимо, когда я их за мороженым прогнала. Ты еще сказал, что грейт.

- А… ну да, - вспомнил Ник. – Но меня ждали тогда.

- Друзья?

- Да. Мы поехали в круиз, чтобы отметить мой день рождения.

- И сколько? Лет?

- Тридцать. А тебе?

- Двадцать восемь.

Вопросов у меня еще было много, но мы уже подходили к лифтам, где скопилась приличная толпа. Болтало все сильнее, люди жались к стенам. Нам оставалось преодолеть последние несколько метров, когда после очередного толчка погас свет. Раздался женский визг. Я вцепилась в Ника.

Пара минут в кромешной темноте, пока все вокруг ходит ходуном, показались вечностью. Свет включился, однако с самым слабым накалом, хорошо если в половинную яркость. Радио известило о «небольшой аварии в электросети», последствия которой пообещали ликвидировать при первой же возможности, а до тех пор будут работать резервные генераторы.

Застрявшие лифты медленно доехали до ближайших этажей, выплюнули пассажиров и отключились.

- По лестнице? – предложил Ник.

Мне надо было подняться всего на один этаж, ему на два. Стюарды регулировали потоки, пропуская по одной лестнице только вниз, по другой – вверх. Иди в полумраке по узким металлическим ступеням, которые раскачиваются во всех направлениях, - это был тот еще квест. Два лестничных марша показались мне подъемом на Исаакиевский собор – если, конечно, собор могло болтать из стороны в сторону и вверх-вниз.

Желудок, хоть и полупустой в соответствии с советом соседа по столу, заявил, что ему такое не нравится. От алкоголя, кажется, уже не осталось и следа.

- А можно ты сходишь за вещами и побудешь со мной? – жалобно попросила я, не имея в виду ничего эротического, поскольку точно было не до того.

Ник посмотрел на меня с сомнением: видимо, представил, что придется сначала подниматься на свою палубу, а потом опять спускаться. Но все-таки согласился.

В коридоре меня кидало от стены к стене, как шарик от пинг-понга. Вытащить карточку и открыть дверь превратилось в проблему. Из-за слабого напряжения замок сработал не сразу. Я уже думала, что придется сидеть в коридоре, прямо на полу, цепляясь за ковер. В каюте включилась только одна лампочка – аварийная, над дверью. В душе что-то с грохотом ездило по полу. Быстро собрав все самое необходимое в сумку, я достала из шкафа спасательный жилет и села на кровать.

Ника не было долго. Наконец дверь открылась. Зацепившись за что-то, он ввалился в каюту с таким сочным упоминанием всех блядей и матерей, что я не удержалась от хохота.

-------------------------

*(англ.) Началось!

**А.С. Пушкин. «Пир во время чумы»

Глава 17

- Ну и? – спросила я по-русски. – И когда ты мне собирался сказать? Или не собирался?

- Что сказать? – Ник включил дурака, но тоже перешел на русский.

- Что ты не пóляк.

- Ну… попозже, - он сел рядом со мной и обнял за талию. – Я и правда в Варшаве родился. Отец дипломат. Если честно, не думал, что ты русская. Ты с этими… своими по-английски разговаривала. Да и вообще… реклама, всякое такое.

- Потому что один из Москвы, а второй из Швейцарии. Проще было по-английски, чтобы не переводить. А реклама… ты не заметил, что продюсер по-русски орал?

- А почему бы ему не быть русским? Кто только не снимает.