По следам мистера Волка (СИ). Страница 28

— Да мне всё равно, — отзывается глава стражей под стать словам — равнодушно.

И скрывается в своём кабинете, где всё ещё расправлен диван.

Бернард заходит за ним.

— Вам не должно быть всё равно. Что за легкомыслие?

Людарик окидывает его взглядом снизу вверх оценивающе.

— Я разве… приглашал тебя войти?

Ставит бутылки на стол.

Бернард оскорблённо… нет, обиженно хмыкает и выходит за дверь, сдерживаясь, чтобы не захлопнуть её громче положенного.

— Истеричка… — шепчет Людарик, валясь на диван, не снимая плаща.

Разнузданность времяпрепровождения обрывает вошедший без стука Ричард Даймонд. Он одет с иголочки, даже несмотря на то, что собирается в проклятый замок на окраине города. Облегающие кожаные штаны, высокие сапоги, перчатки, пальто, конский хвост пшеничных волос, почти таких же, как у племянника, льдистый взгляд светлых глаз… Этот человек внушает всем уважение и даже подобострастие, и Людарик подобрался бы, но… не стал.

Вместо этого он хмыкает и в приветствии поднимает бокал с чёрным, как чернила каракатицы, вином.

— Ты твёрдо намерен лишиться этого поста, — чеканит нисколько не удивлённый градоначальник. — Каждую неделю мне поступают на тебя жалобы. Разве могу я больше это игнорировать?

— Только опозоришься, если уволишь меня. Ты буквально скажешь людям: «Да, вы правы!». А зачем? Чтобы они решили, что их мнение что-то значит?

— Хватит, свинья, приводи себя в порядок. Ты не собираешься посетить цирк?

По всему выходит, что отчитал Ричард племянника для острастки — он быстро теряет интерес к бутылкам и прочему мусору, садится на стол и перекидывает ногу на ногу, в ожидание ответа.

— К Оуэну? Кто-нибудь мне расскажет о том, что там было.

— Может быть, кто-нибудь за тебя и дело раскроет? Почему этот ублюдок ещё на свободе?

Людарик шмыгает носом. Он начинает чувствовать себя простывшим.

Пить надо было больше.

— Так я это Бернарду поручил, все ресурсы полностью в его руках. Пусть разбирается.

— Ты… что?

— Я посчитал, что это будет справедливо. Он должен был быть на моём месте. Так что пусть хоть ненадолго почувствует себя начальником.

Ричард хмурится и ничего не отвечает. Одно только это заставляет Людарика напрячься и бросить на дядю внимательный, острый взгляд.

— Займись этим сам, — чеканит градоначальник после затянувшейся паузы.

Голос его холоден, как ноябрьский ветер.

— Мне не хочется, — тянет Людарик. — А тебя это почему волнует? Людям нравятся убийства. Привлечёт внимание к городу. Сам так когда-то говорил… Завтра здесь даже будут журналисты из столицы.

— Я такого не говорил, у тебя уже мозг плавится… Если там вообще он есть.

Ричард срывается с места и нависает над Людариком так, будто собирается ударить.

А глаза у того такие безразличные… как у рыбы.

— Да что с тобой такое, сынок? — Ричард садится рядом и обнимает его.

— Не знаю… Я будто потерял смысл что-то делать. У тебя бывало такое?

— Тебе всего… Я в твои годы!

— Это потому что ты не столь умён, чтобы осознавать всё тщетность бытия…

Ричард Даймон похлопывает его по бедру, поджимая губы. Пытаться вразумить Людарика бесполезно. Он скорее умрёт, чем переступит через «не могу».

— И даже дело тебя не интересует? Хоть есть предположение, кто убийца?

— Оуэн, — зевает страж. — Никто в этом городе больше на такое не способен.

Ричард поднимается, решая оставить племянника и дальше разлагаться на диване.

— Или нет, — добавляет Людарик. — Но это точно связано с ним.

***

Ричард Даймон привлекает внимание Герберта больше всех прочих. Ещё при первой их встрече Герберт ощутил некую неприязнь, отличимую от той, которую испытывают к нему остальные жители их города. И теперь он убедился в этом.

Сложно объяснить, почему, но даже сидя за столом граф ощущает не то, что напряжение, окутавшее их с градоначальником, а сдержанную его, вежливую, можно даже сказать, враждебность по отношение к Герберту.

Да и проходя мимо он краем уха услышал, как тот роняет сидящему рядом Бернарду нечто колкое и, судя по выражению его лица, остроумное про «бывшего графа».

И Герберту стоило многих усилий, чтобы не показать вида, что до волчьего уха слова эти долетели. Надо ведь быть человеком, всё, что сверх нормы для людей, сейчас должно быть опущено. И граф старается изо всех сил, даже умудряется поддержать милую беседу с одной из знатных дам, которая осмелилась откликнуться на его приглашение и надушилась чем-то напоминающим розмарин, который не все волки переносят хорошо наряду с некоторыми другими травами. Впрочем, возможно, поэтому она и надушилась этим…

Также он сумел сдержать раздражение, когда Кроули принялся описывать свою любовь к его замку и начал нести чушь, забывшись, размахивая вилкой с наколотым на неё куском мяса:

— … волки ведь, что фейри! Только фейри, они, как отдельный вид жизни, а оборотни, они не как волки, которые звери, а как люди, которые волки. Есть разница, не находите, господа? — и смотрит, почему-то, на Бернарда, который не сразу даже замечает этого и понимает, что обращаются к нему.

— Простите? — прерывает он свою негромкую беседу с градоначальником.

Но Герберт вовремя встревает, не давая Кроули повторить:

— Не думаю, что кому-то хочется сейчас обсуждать эти не совсем приятные вещи, — улыбается он. — Лучше давайте поговорим, — и делает ошибку не хуже той, которую совершил Кроули, привлекая всеобщее внимание к его волчьей сути: — поговорим, — задумывается он, — о Бонсбёрне! Меня не было здесь так давно, город так изменился.

Он замолкает слишком резко, пусть и старается не терять лицо, но в мыслях укоряет сам себя за то, что едва не попросил, чтобы с ним поделились новостями. О да! Ведь в городе столько перемен, столько всего происходит интересного, убийства, например, одно за другим, не соскучишься! А он буквально только что вышел из тюрьмы, столько всего упустил за эти десять лет!

Знатная дама, бывшая когда-то графиней, хорошо общающейся с отцом Герберта, смиряет его внимательным взглядом и легко отвечает, что после того, как Элмара открыла новый торговый путь, в Бонсбёрне, наконец-то, можно славно принарядиться. А про специи и говорить нечего! Ещё семь лет назад и о половине того, что используют сейчас кухарки в блюдах, даже не знали.

— С городом всё нормально, — улыбается она, касаясь бриллиантового колье на морщинистой шее, — даже такие интересные юноши приезжают… Для чего вы, говорите, приехали? Ищете невесту на родине? Это похвально.

Она как бы невзначай поправляет пепельные волосы.

Герберт заметно расслабляется — а, впрочем, чего это он вообще, надо бы быть проще… — и улыбается.

А Кроули, выпячивает грудь колесом, отвечая ей, поймав её взгляд:

— Я невесту ищу, да. Но непростое это дело. Двум уже пришлось отказать, — горестно вздыхает, да так правдоподобно, что и граф начинает верить ему. — Имён назвать, простите, не могу, — добавляет осторожно и при этом доверительно, — я человек чести. Но девушки были легкомысленны, пусть и из хороших семей. Увы, такого я не могу принять.

— А если девушка, скажем… вдова… Это вам не подходит? — приподнимает бровь миссис Хэт, Хризантема Хэт, если Герберт правильно помнит.

— Отчего же? — будто бы даже красуется он, и поднимает бокал с вином. — Если время траура прошло, и девушка приличная, это меня не пугает!

Теперь Герберт наблюдает за ними с искренним интересом и весельем во взгляде.

Миссис Хэт гораздо больше интересует бедняга Кроули, чем жуткие слухи о Герберте Оуэне, которого она видела ещё совсем… щенком.

Но большинство гостей ведут себя настороженно. Некоторые из приглашённых и вовсе не пришли, не желая накликать на себя беду. Другие наоборот, находятся в замке по той же причине. Вдруг оборотень обидется и порешит их дочерей?..

Конечно, не все полностью уверены в его виновности. Всё-таки, если бы были весомые доказательства, никакого приёма бы не было.