Мой чужой дом. Страница 28

Сейчас, когда я вижу все воочию, мне стало интересно пересмотреть снимки дома, выложенные на твоих страничках. Ты явно поклонница крупных планов: большой рапан, живописно венчающий стопку книг, стеклянный кувшин со стаканом у края письменного стола, книжная полка, украшенная вазой с цветами и масляной лампой. Некоторые фотографии тщательно обрезаны – убраны неэстетичный радиатор, розетка или дверной откос.

Что еще ты вырезала из своей жизни?

Однажды мне на глаза попалась статья о воздействии социальных сетей: согласно исследованиям, социальные сети делают большинство людей несчастными. По утверждениям ученых, каждый третий, заглянув в «Фейсбук», испытывает разочарование от своей жизни. Соцсети поощряют поисковое поведение, повышая за считаные минуты после открытия странички уровень дофамина и воздействуя на нейронные мозговые связи. Только вообразите, какую штуку создал Марк Цукерберг! Она настолько могущественна, что способна изменять химию мозга.

Меня это тревожит, ведь теперь самооценка человека зависит преимущественно от числа подписчиков, лайков и высвечивающихся на мониторе сердечек. Кроме того, снижается устойчивость внимания. Стремясь напичкать нас большим объемом информации, рекламщики используют принцип количества «потрясений в минуту».

Думаю, рано или поздно настанет время обратной реакции, когда люди начнут удалять из Сети подробности своей личной жизни, которыми так щедро делились. Неужели непонятно, что это навсегда останется в цифровой реальности? Так и вижу пауков, ползающих по Всемирной паутине в поисках информационной шелухи, висящей то там, то тут, словно запутавшиеся хрустящие мухи.

До сих пор поражаюсь, чем люди делятся с публикой! Сколько подробностей о себе вываливают! Например, ты, Эль. Зачем? Наверное, чувство собственной важности берет верх над здравым смыслом. Разве нам интересны твои привычки и ежедневные ритуалы? Скорее всего, да – иначе почему мы с любопытством следим за обновлениями странички?

Если кому-то вздумается пересмотреть твои посты от начала до конца, он найдет все, о чем ты рассказывала. Мы знаем, какую ты водишь машину. Что выпиваешь ежедневно две чашки кофе, сваренного на кухне в кофемашине «Неспрессо». Что буфет, где развешаны чашки, ты расписала сама. Что кабинет – твое убежище, пристанище муз.

Хочется ободрить подписчиков – пусть не сетуют зря на неудавшуюся жизнь: выложенная красота – обычные постановки, творение твоих рук.

Они не имеют ничего общего с тобой настоящей, правда, Эль?

На самом деле эта идеальная жизнь – самая грандиозная твоя выдумка.

Глава 14

Эль

Поворот. Скрипят, притормаживая, по асфальту шины, за окнами проносятся густые зеленые стены кустов. На подъезде к дому Фионы я быстро прокручиваю в голове ее недельное расписание. Так, Билла сегодня нет, Дрейк в детском саду – значит, сестра у себя, работает. Я ненадолго, не стану ее сильно отвлекать. Просто хочется уйти из дома. Поговорить с ней – о Флинне, о его матери…

Я сворачиваю на улицу, где живет Фиона. Сейчас поставим чайник, усядемся на старый, продавленный уютный диван… Я паркуюсь на обочине дороги перед домом, выхожу из автомобиля и едва приближаюсь к крыльцу, как дверь распахивается – на порог, натягивая темную куртку, выходит мужчина. Лица не видно, однако, судя по более худощавой комплекции, не Билл.

Фиона, босоногая, раскрасневшаяся, что-то говорит ему с порога.

Когда мужчина поворачивается, у меня от удивления открывается рот. Марк!

Марк вальяжно улыбается и, слегка кивнув головой, роняет:

– Доброе утро.

Он натягивает шлем, заводит мотоцикл, срывается с места и с шумом исчезает в конце улицы.

Фиона стоит со скрещенными на груди руками, подбородок надменно вздернут.

– Марк просто оказал мне кое-какую помощь.

– Какую?

– Посудомоечная машина сломалась.

Я пристально смотрю ей в глаза. Знакомый стальной, исполненный решимости взгляд, но веки слегка подрагивают.

– Чушь! – Я прохожу мимо сестры прямиком на кухню.

Она идет следом.

– Я так понимаю, Билла нет?

– Нет, – коротко отвечает Фиона.

– А Дрейк в детском саду?

– Да.

– Все идеально распланировано.

Я, конечно, догадывалась, что после брака у нее были другие мужчины, но доказательств этому не имела, да и не хотела иметь.

– Сразу поясню, пока ты не оседлала любимого конька: это просто секс!

– А если бы Билл тебе так сказал?

Фиона небрежно отмахивается, будто я сморозила несусветную глупость.

– Я знаю, Марк тебе не нравится. Но я понятия не имела, что он сын твоих соседей, если тебе станет легче.

– И давно это началось? – холодно интересуюсь я.

– Ничего не началось! Так, приключение, встретились несколько раз.

– Сколько раз?

– Три. Или четыре. Не помню. Было и прошло. Ничего особенного.

– Но как вы познакомились?

– На дне рождения Ивонн.

Сестра и меня звала на ту вечеринку, но я улетала во Францию на писательский семинар.

– Он ведь, кажется, лет на десять тебя младше!

– Спасибо, что напомнила. На семь, если точнее.

Мрачно сложив на груди руки, я перевожу взгляд с Фионы на коллаж фотографий, прикрепленных к холодильнику, с радостно улыбающимся Дрейком в золотистом колпачке.

– И не надо строить такое лицо, – говорит сестра.

– Какое?

– Вот такое, как ты сейчас состроила. Губы брезгливо поджаты, плечи подергиваются в праведном гневе. Думаешь о Дрейке, о Билле, осуждаешь мое поведение.

– Я лишь думаю, что ты сильно рискуешь. Чего тебе не хватает?

Фиона разражается смехом.

– Боже мой, Эль! Ты всегда излишне романтизировала материнство. Разумеется, Дрейк – самое дорогое, что у меня есть. Без него все померкнет. Только одного материнства для полноты жизни не хватает. Да, в первую очередь я мать, это большая часть моего «я», но надо иметь что-то и для другой части, непосредственно для себя. Вот здесь-то самое сложное. Билл в разъездах чаще, чем дома. Пришлось приспосабливаться, решать, кем я могу быть в тот отрезок времени, когда Дрейк спит или, как сегодня, в детском саду. Мысль, что этого может «хватать», уже сильно ограничивает, Эль. Человек многое теряет. Люди хотят работать, заниматься собой, ходить в рестораны, развлекаться с друзьями… Мне хочется чувствовать свою цельность. Что я – это я.

– И для ощущения своего «я» надо трахаться с Марком?

Повисает пауза.

– Я совершила ошибку, – признает наконец Фиона. – Но с Марком покончено. Я уже ему сказала. – Она с сожалением качает головой. – Ты же знаешь, я люблю Билла.

Атмосфера в кухне потихоньку разряжается. Я иду к мойке и, взяв с сушилки стакан, наливаю себе воды. В голове тем временем вертится беспокойная мысль, меня смущают сроки… Где Фиона впервые переспала с Марком? Он живет с родителями, у нее Билл и Дрейк… Так где же? На вечеринке?

Пазл внезапно складывается: у Фионы был ключ от моего дома! Арендаторы въехали только на следующий день.

Я вихрем оборачиваюсь к сестре.

– Ты приводила Марка ко мне в дом?!

Фиона растерянно хлопает глазами, на ее лице паника. Она открывает рот, но так ничего и не произносит, только на щеках вспыхивает румянец. Вот это да! Неожиданно.

– Я отдавала тебе ключи. Ты накануне относила туда детский стульчик. Ты сама сказала, что закинешь его вечером, перед заездом арендаторов.

Сестра выдерживает мой взгляд, а затем, медленно склонив голову, виновато кивает.

– Ты привела Марка ко мне?! Без спросу пустила в мой дом какого-то незнакомца и…

– Эль…

– Господи! Вот откуда он знает, как выглядит моя спальня! Просто ты впустила Марка в дом, поэтому он в курсе, что на тумбочке у меня кремовая лампа!

– Нет, нет! – испуганно перебивает меня Фиона. – Наверх он даже не поднимался. Мы были в гостиной. Это вышло… В общем, я не собиралась… Я привезла в машине детский стульчик. Попросила Марка помочь достать его из багажника. Он зашел вслед за мной. Сказал, что дом очень красивый. Я решила показать ему вид из окна – вид на бухту. А закончилось все… – Она опускает взгляд.