Мой чужой дом. Страница 23

Я направлялась к банкомату, но в последнюю минуту передумала и, нырнув за угол здания в неосвещенный узкий проулок, прижалась лопатками к влажной кирпичной стене. Мне не хватало воздуха, сердце колотилось в груди. Мелко, часто дыша, я уткнулась носом в сложенные ладони: выдохнула – и втянула этот воздух обратно в легкие.

Сердцебиение потихоньку унялось. Запрокинув голову, я смотрела на сверкающие под уличными фонарями капли дождя, мокрые бисеринки сыпались мне на лицо. Я знала, что вернусь к друзьям, Флинну и продолжу развлекаться как ни в чем не бывало.

Таково мое решение – остается только смириться.

Я откладываю фотографии с открытками и нащупываю в сундуке кожаную папку. Сердце начинает учащенно биться. Мне хорошо известно ее содержимое. Не стану открывать, не буду смотреть.

Даже держать ее опасно, но деваться некуда. Я заталкиваю папку глубже, на самое дно, и закрываю крышку.

Нет, не за книгой я сюда поднялась и даже не за открытками Флинна – я пришла из-за папки. Хотелось ее увидеть. Убедиться, что она на месте.

Теперь можно возвращаться в кровать. Я беру роман и тянусь через стол, чтобы выключить лампу, и, не рассчитав расстояние, сбиваю ее локтем на пол.

Слава богу, не разбилась! Я наклоняюсь за лампой, луч света бьет в ножку стола, высвечивая на ней непонятные черточки. Странная резьба… Прежде такой не было. Когда глаза привыкают к яркому освещению, я различаю на светлом дубе вырезанные буквы. Так в школе ученики высекают на партах свои имена и объяснения в любви со стрелами и сердечками.

Склонив голову, я пытаюсь разобрать надпись – и волосы встают на голове дыбом. Я несколько раз моргаю, но это не наваждение, буквы не исчезают. Все заглавные.

Разумеется, стол старинный, однако Флинн немало поработал, чтобы его отреставрировать, часами полируя ножки и с трудом вычищая старый лак из резных завитушек. А буквы на вид свежие, светлее, чем остальная древесина.

Я пробегаюсь пальцами по другим ножкам, изучая желобки и трещины, осматриваю с лампой нижнюю поверхность стола. Ничего. Ни отметки, ни насечки. Лишь одно слово жжет мозг.

ЛГУНЬЯ.

Весенний семестр выдался веселым: первая половина дня с поздними подъемами и лекциями пролетала как в тумане; послеобеденное время занимали прогулки в парке и метание дисков. Лишь по ночам, если не было ни работы, ни вечеринок, Эль наконец открывала учебники. «Ну хорошо. Сначала рефераты».

Задумчиво пощипывая бровь, она пыталась сосредоточиться на домашнем задании, но едва бралась за реферат о постмодернизме, ее непременно что-то отвлекало, и вся сосредоточенность сходила на нет. Отчаявшись, Эль решила ненадолго заглянуть в студенческий союз – пропустить по стаканчику с соседями по общежитию.

После непродолжительного осмотра нарядов она остановила выбор на новом темно-голубом платье в спортивном стиле, отлично сочетавшемся с конверсами.

Когда Эль, извиваясь, натягивала платье, то внезапно поняла: за ней наблюдают. Похолодев от страха, она повернулась к окну, за которым открывался вид на железную дорогу с зарослями усеянных мусором кустов.

Глаза быстро привыкли к темноте, ей удалось рассмотреть движущийся по обочине черный силуэт. Спустя мгновение человек нырнул в гущу ветвей и растворился в ночном сумраке.

Кто это? Пьяный студент, бредущий на очередную вечеринку? Или кто-то, торопясь домой, решил срезать путь? Даже если посторонний увидел, как она переодевалась, что с того? Пусть себе смотрит! Ей недавно исполнилось девятнадцать, она была свежа и прекрасна. Расцвела Эль поздно. Брекеты, прыщи, дурацкая челка… Мальчики долго ее не замечали. Однако в последние полтора года произошло поистине волшебное преображение: под металлическими скобами оказались ровные белоснежные зубы, страдающая от гормональных скачков кожа стала чистой и сияющей, челка отросла, светлые карамельные волосы волнами спускались по плечам.

Одевшись, Эль вернулась к столу проверить срок сдачи реферата, незнакомец за окном вылетел у нее из головы. На реферат оставалось еще два дня. Значит, сегодня можно повеселиться, а дописать работу завтра. И вообще, можно подготовить реферат за ночь – когда времени в обрез, сосредоточиться проще. План просто отличный!

Как выяснится позже, количество баллов за реферат не сыграют для нее никакой роли. Собственно, все утратит смысл – и оценки за рефераты, и оценки за экзамены.

Тогда она этого не знала.

Довольная своим отражением, положив руку на бедро, Эль вертелась перед зеркалом. Она даже не догадывалась, что наденет новое платье всего два раза, а потом сбросит его, точно ящерица шкуру, и затолкает комом в мусорный мешок. Что единственным ее желанием станет – забыть ту девчонку в темно-голубом наряде.

Глава 12

Эль

Комната окутана темнотой, точно плащом. Час ночи. Я лежу с открытыми глазами, вспоминая девочку, которой я была в двадцать лет. Которая переехала из Кардиффа в Бристоль и сняла комнату в просторном доме-общежитии. Которая носила стрижку каре и обводила глаза черным карандашом. Которая не вешала шторы на окно, потому что время суток не имело значения, так как спала эта девочка редко.

Отмотай назад десять-двенадцать лет – и вот она, лежит в полночь на узкой кровати с впивающимися в спину пружинами и смотрит, как я сейчас, в черноту. Бессонница только-только пускает корни, заползает под веки, вьет в голове гнездо.

Как бы я утешила ту девочку, если бы могла докричаться? Я показала бы ей восхитительный дом, где она однажды поселится, королевских размеров кровать и пуховые подушки. Рассказала бы, чего она достигнет, продемонстрировала бы награды, на которых вытиснено ее имя. Подвела бы ее к окну с видом на сверкающее море и воскликнула: «Смотри! Видишь, чего я достигла? Все будет хорошо!» А она, посмотрев сквозь меня, спросила бы: «Тогда почему у тебя до сих пор бессонница?»

Постепенно в свои права вступает утро. С трудом поднимаюсь с кровати, чувствуя себя разбитой. Одни органы восприятия реагируют на внешние раздражители обостренно, другие почти ничего не чувствуют. Дневной свет режет глаза, струйки воды в душе впиваются в кожу как иголки.

Спускаюсь на кухню, на столе стоит кофе. Даже не помню, как его заварила. Не дожидаясь, пока остынет, подношу чашку к губам. Обжигаю язык.

Часом позже сижу в кабинете без окон и разговариваю со своим банковским управляющим. Его блеклые глаза быстро скользят по разложенным на столе бумагам – от одного этого зрелища у меня потеет спина.

Он качает головой, мое сердце уходит в пятки.

– Здесь четко и понятно написано, что в октябре прошлого года мы уже корректировали платежи по ипотеке. Вам дали возможность выплачивать только проценты в течение оговоренного периода, то есть в течение двенадцати месяцев. И два последних платежа вы пропустили…

– Пришел итоговый счет от строителей, – перебиваю его я. К сожалению, выдержать нейтральный тон не удается. Банки, офисы, счета – не мой конек. – Я не ожидала, что они потребуют всю сумму разом! Но со следующего месяца я опять начну платить.

Мои губы через силу растягиваются в улыбке.

– Должен предупредить вас, миссис Филдинг, при задержках с оплатой ипотеки банк по закону имеет право забрать дом.

Я медленно перевариваю чудовищность заявления. Мне это известно – то же самое написано в письмах, трусливо запрятанных в недра кухонного ящика. Но сейчас я в банке, лицом к лицу с управляющим, который одолжил мне заоблачную сумму.

В юности, зарабатывая чуть больше минимальной зарплаты, мы с Флинном умудрялись жить по средствам – и этим гордились. Почему же, когда дело коснулось дома на вершине скалы, желание создать идеальную писательскую обитель затмило доводы разума? Чтобы доказать себе реальность происходящего? Что жертвы принесены не зря?