Жезл жизни (СИ). Страница 38

— Какой же ты придурок, Ярик! — с тоской сказал сам себе Краснов и подобрал с пола рубашку, но надеть ее не успел — во всей своей юной красоте в комнату вернулась Сторми. Сейчас, при свете дня, чисто вымытая (во всех местах) она выглядела наивной простушкой, как восьмиклассница после первой ночи любви. Как тут же выяснилось, у нее с собой была сумка, плащ из толстой шерстяной ткани с капюшоном и сапоги — всё это лежало в углу у окна. Достав из сумки чистую тунику, девушка оделась и обулась, накинула на голову капюшон.

— А ты ничего так, сладенький, умеешь порадовать одинокую девушку! — сказала Сторми, подходя к двери. Чмокнуть хотя бы в щечку на прощание мужчину, с которым провела ночь, она даже не попыталась. — А как я тебе? Лучше твоих шлюх?

— Ты была просто великолепна, красавица! — дипломатично ответил Ярослав. — Шлюхам до тебя далеко!

Он в прошлой жизни был три раза женат, и вроде бы немного научился понимать представительниц противоположного пола (как ему казалось). Поэтому не стал говорить вслух, что оценил любовные утехи со Сторми всего лишь на четверку с минусом — не хватало ему еще и мести от обиженной женщины. В ней была животная страсть и много желания, а вот специфических сексуальных умений не хватало. Краснову даже почудилось, что, не смотря на всю ее похотливость, у неё было до него не больше двух-трех половых партнеров, да и то сексуально ленивых или неумелых — уж очень примитивно вела себя в постели девушка.

— А ты умён, небесный воин! — Сторми хрипло рассмеялась. — Хитро выкрутился! Всё, я ушла, встретимся в полдень на совещании у барона.

Она вышла из комнаты и Краснов увидел, как стоящий в коридоре у его двери часовой даже не глянул в ее сторону, словно она была невидимой. И неслышимой — хотя по паркету отчетливо стучали каблуки ее сапог.

— Интересно, ну и кто кого поимел этой ночью? — сам себя спросил Ярослав и принялся одеваться.

Впрочем, все эти мелочи мгновенно вылетели из головы Ярослава, когда он понял, что Сторми назвала его «небесным воином»! Значит она знала обстоятельства появления Ярослава в этом мире. Но откуда? Кто она? Из Храма Карса? Жрецами могли быть только неженатые мужчины, но и женщин в храмовом комплексе хватало — они работали прачками, уборщицами и поварихами. Предоставляя одиноким мужикам ещё и постельные услуги, за отдельную плату или «по любви». У Краснова в его бытность «призванным героем» была подруга по имени Вейд, замечательная девушка, убитая по приказу Верховного жреца. Но вот Сторми среди «обслуживающего персонала» наёмник вспомнить не мог. Впрочем, судя по возрасту, в момент «исхода» Ярослава из Храма (а вернее — прорыва с боем), этой девушке должно было быть лет десять-двенадцать. Она никак не могла жить в храмовом комплексе. Так кто же она?

Поскольку распоряжения насчет безвыходного сидения в месте временной дисклокации не поступало, Краснов решил прогуляться по городу, чтобы оценить обстановку. Прихватив в качестве почетного эскорта пятерку разведчиков, он вышел из дома. Рипус, еще вчера шумный и полный жизни, теперь напоминал вымерший муравейник. Войска барона полностью контролировали город: на всех перекрёстках стояли парные патрули «небесных воинов», а местные жители, затаившись, наблюдали из-за закрытых ставень. Лишь изредка в переулках мелькали тени самых смелых, спешащих по самым неотложным делам.

Ярослав неторопливо шагал по улицам Рипуса, с любопытством крутя головой, разглядывая довольно богатые дома, бойцы держались позади, соблюдая дистанцию. Внезапно цокот копыт заставил его обернуться. По центральной улице, поднимая пыль, проехал небольшой конный отряд. Возглавлял его всадник в потертом плаще, с железным крюком вместо правой руки. Даже мельком брошенного взгляда хватило, чтобы узнать Борова — денщика Рона Турвиля.

— А этот урод что здесь делает? — вслух удивился Краснов. — В тысяче лиг от Империи. И что-то среди солдат барона я этого типа до сегодняшнего дня не видел.

Ярослав сообразил, что Боров никак не мог находиться в Рипусе без своего хозяина, которому был предан, как пёс. А небрачный отпрыск герцога Турвиля, признанный недавно, по словам Дагара, законным наследником, не имел в этой части света никаких законных интересов. Следовательно, сопляк Рон примкнул к армии Хьюэра. Ну, или крутил какие-то собственные махинации. В любом случае Краснову следовало убедиться — ненавистный ему офицерик действительно рядом, в пределах досягаемости выстрела.

Расстались они тогда, весной прошлого года в лагере Пограничной стражи у реки Желтуха, настоящими врагами. Началось с того, что когда после разгрома большой варварской орды солдаты делили трофеи у походного шатра формального командира сотни, юный офицерик Рон Турвиль, худой и прыщавый, неправильно распределил добычу. Обычно этим занимался неформальный командир сотни, десятник Хагар, но он погиб в прошлом бою. Пришлось Рону принять личное участие в том, что он называл «перебиранием мусора». В целом он был прав — в обычных случаях взятые с варваров трофеи именно мусор и представляли — мечи и доспехи из плохого железа, годные лишь на переплавку, немного медных монет, худые степные лошади.

Но в это раз наемники сумели взять личную казну варварского царька, возглавляющего набег. Добыча была, не в пример, во сто крат богаче предыдущих. Тут были золотые монеты, пара комплектов приличных доспехов, богато украшенное оружие, и даже небольшой мешочек с крупными полупрозрачными камушками — похожими на необработанные алмазы или сапфиры.

Бледный, как мел, аристократишка с тонкими пальцами пианиста — лично перебирал драгоценности, в то время как его денщик, здоровенный детина с лицом мясника, с говорящей кличкой Боров, небрежно швырял в общую кучу потрёпанные доспехи и поцарапанные клинки. Рон, даже не скрываясь, на глазах у всех, положил большую часть камней и золота в свой личный ларец, минуя сундук полевой казны их сотни.

— Эй, ваша милость! — крикнул кто-то из ветеранов. — Вы, наверное, перепутали! Всё ценности, после подсчета и оглашения списка, должны быть убраны в сундук! А вы переложили львиную долю в другое хранилище! Это не по закону!

Рон даже не взглянул на говорящего, лишь постучал ногтем по крышке ларца.

— Все равно эти драгоценности и золотые монеты придется обменять на серебро, чтобы поделить его на всех. Так какая разница, где они будут храниться. Здесь гораздо безопасней!

— В сундуке полевой казны золотишко и камушки будут сохранней! — решительно сказал десятник Валтор. — Поступите по закону, ваша милость! Положите добычу в сундук!

— Да ты кто такой, чтобы мне указывать?!! — немедленно взвился Рон. Его глос от волнения дал «петуха» и это разозлило офицерика еще больше. — По какому-такому закону? Нет никаких законов насчет раздела добычи, только ваши дурацкие традиции! Вам вообще хватило бы и медяков! Всё равно всё пропьете, грязные твари!

Толпа загудела — они только что выиграли кровавую сечу, потеряли десяток ребят, а этот мелкий ублюдок, просидевший всё это время в тылу, собирался оставить их ни с чем?

Но самое мерзкое было впереди. Когда возмущённые бойцы окружили шатёр, требуя справедливости, Рон холодно бросил Борову:

— Выпори этих скотов. Чтобы помнили своё место.

Боров, оскалившись, выхватил плеть. Первый удар пришелся по лицу немолодого ветерана. Кровь брызнула на песок. И тогда Ярослав начал действовать — его палаш словно сам собой выскочил из ножен. Сталь взвыла, рассекая воздух. Боров даже не успел вскрикнуть — его правая рука с зажатой плетью отлетела в кусты, как обрубленная ветка.

Наступила мертвая тишина. Рон покраснел от ярости, его тонкие пальцы обхватили эфес меча. Но офицерик благоразумно не стал обнажать оружие — прекрасно понимал, что не устоит в поединке против лучшего мечника легиона.

— Ты… ты… — ублюдок буквально захлебывался от избытка чувств. — Я велю повесить тебя на ближайшем дубе!

Ярослав понял — игра проиграна. Что бы он ни сказал на предстоящем трибунале, что бы ни сказали многочисленные свидетели, приговор будет суровым. Может, конечно, и не повесят, но за пролитие крови сослуживца выпорят так, что на спине живого места не останется. Краснов молча повернулся и неторопливо пошел к коновязи. Он знал, что никто не посмеет его остановить. А за спиной продолжал верещать что-то нечленораздельное малолетний дебил.