Ленька-активист (СИ). Страница 39

В общем, решать этот вопрос надо было по-другому.

Первым делом я пошел к руководству нашего института. Ректор, старый профессор, выслушал меня с сочувствием, но развел руками. А вот секретарь парткома, по фамилии Ковалев, бывший красный командир, человек дела, высоко оценил идею (разумеется, я преподнес ее не как мою личную инициативу, а как решение комсомольцев института).

— Оборона — это дело святое, — сказал он. — Напиши мне подробную докладную записку. Я ее на партбюро вынесу. И напишу в ЦК, товарищу Квирингу!

Моей следующей целью стало Харьковское отделение Общества друзей воздушного флота (ОДВФ). Это была мощная общественная организация, предшественница Осоавиахима, имевшая огромное влияние и, что немаловажно, собиравшая по всей стране немалые средства на постройку самолетов.

Отделение ОДВФ располагалось в небольшом помещении в центре города. Внутри было тесно, на стенах висели плакаты с призывами «Пролетарий, на самолет!», модели самолетов, сделанные из фанеры и бумаги, и фотографии летчиков в кожаных шлемах. Меня принял председатель отделения — пожилой, полный энтузиазма человек в потертом френче, бывший авиатор еще царской армии, с седыми, пышными усами.

— Парашютная вышка? — переспросил он, когда я изложил ему нашу идею, и его глаза загорелись. — Молодой человек, да это же замечательно! Просто замечательно! Мы тут агитируем, собираем копейки на постройку эскадрилий, а вы предлагаете реальное, практическое дело для популяризации авиации!

— Именно так, товарищ председатель, — подхватил я. — Мы хотим, чтобы небо стало доступным не только для избранных, но и для широких масс трудящихся. Чтобы каждый рабочий, каждый студент мог почувствовать себя авиатором.

— Золотые слова! — он хлопнул ладонью по столу. — Это же какая агитация! Представляете, в газете напишут: «Студенты Харькова строят парашютную вышку!». Да к нам после этого народ валом повалит, членские взносы понесет! Мы на эти деньги еще один самолет построим! А ведь у нас сейчас ставится вопрос об организации в Харькове Центрального аэроклуба! Вышка была бы очень полезна для этого дела! Чем мы можем вам помочь?

— Нам нужна ваша поддержка, — сказал я. — Моральная и организационная. Для начала — рекомендательное письмо. Чтобы, когда я пойду к сильным мира сего, то мог бы говорить не только от имени комсомольцев института, но и от имени вашего уважаемого Общества.

— Письмо? Будет вам письмо! — воскликнул он. — Такую инициативу мы обязаны поддержать! Я напишу от имени нашего правления самое горячее ходатайство!

Вооружившись этим первым успехом, я отправился дальше — в Военно-научное общество (ВНО) при Украинском военном округе. Это была уже серьезная, военная организация, объединявшая командиров Красной Армии, интересовавшихся военной наукой и техникой.

Здесь меня встретили более сдержанно. Председатель общества, суровый командир с несколькими ромбами в петлицах, выслушал меня молча, не выказывая никаких эмоций.

— Значит, вышка, говорите? — спросил он, когда я закончил. — А практическая польза от этого вашего… аттракциона какая? Для обороноспособности, я имею в виду.

Я был готов к этому вопросу.

— Польза прямая, товарищ командир, — четко ответил я. — Первое: массовая допризывная подготовка. Мы сможем за короткий срок пропустить через вышку сотни, тысячи молодых людей, которые получат начальные навыки обращения с парашютом. В случае войны это будут уже готовые бойцы для воздушно-десантных частей.

При словах «воздушно-десантные части» командир слегка приподнял бровь. Идея таких подразделений в 1923 году была еще очень новой и экзотической.

— Второе, — продолжал я, — это отбор и психологическая подготовка будущих летчиков. Прыжок с вышки — это отличная проверка на смелость, на выдержку. Мы сможем выявлять ребят, которые не боятся высоты, которые способны сохранять хладнокровие в экстремальной ситуации. Это готовый контингент для летных школ.

— Хм… воздушно-десантные части… психологическая подготовка… — задумчиво протянул командир. — Мыслите вы, товарищ студент, масштабно. Стратегически. Это хорошо. В ваших рассуждениях есть здравое зерно.

— Мы просим ВНО поддержать нашу инициативу, — сказал я. — Хотя бы рекомендательным письмом на завод. Нам нужны материалы для строительства.

Командир некоторое время молчал, барабаня пальцами по столу.

— Ладно, — сказал он наконец. — Письмо я вам дам. Обратитесь от нашего имени к директору ХПЗ. Укажу, что ваш проект имеет важное оборонное значение. Посмотрим, что из этого выйдет.

Теперь у меня на руках были два мощных козыря: поддержка общественности в лице ОДВФ и поддержка армии в лице ВНО. С этими бумагами я снова пошел на ХПЗ. Но на этот раз не в отдел кадров, а прямо в приемную директора.

Звали его Сергей Васильевич Файер. Непросто было попасть в его приемную, но мандат комсомольской организации раскрывал многие двери.

— Товарищ директор, — говорил я, — ваши рабочие, ваша молодежь тоже захотят прыгать. Это поднимет боевой дух. Это — отличная реклама для завода. Представьте заголовки в газетах: «Рабочие ХПЗ покоряют небо!».

Директор, человек хитрый и дальновидный, ухватился за эту мысль. Поддержка заводского гиганта была нам обеспечена. Правда, золотых гор он не обещал:

— Леса у меня, товарищ Брежнев, как вы сами понимаете, нет. Но можем изготовить крепления — железные уголки, подкосы, опоры — из обрезков, оставшихся от раскроя котельного железа.

— И на том спасибо! А болты?

— Будут вам и болты! — пообещал Сергей Васильевич.

От Файера я пошел к военным. Главный мой ход был направлен на военных.

— Мне нужно к военным, — сказал я Павлу на следующий день. — К авиаторам. Кто у них тут главный?

— Авиаторы у нас в основном в Чугуеве стоят. Но и в Харькове есть. Штаб 2-го разведывательного авиаотряда имени Ильича, кажется, здесь. Командир у них — бывший царский офицер, но наш, красный. Говорят, мужик суровый, но дело свое знает.

Как оказалось, в Харькове располагалось несколько учебных летных частей. Через комсомольцев я добился встречи с ее командиром. Это был настоящий, боевой летчик, с обветренным лицом и стальными глазами, летавший еще в «империалистическую» войну.

— Парашютная вышка? — переспросил он, с интересом разглядывая наши чертежи. — А ведь это, черт возьми, гениально! У меня военлеты есть, а парашютистов нет. Боятся прыгать. А тут — наземная подготовка! Отличная идея, товарищ студент! Я вас поддержу. Напишу письмо в штаб округа. И парашют, настоящий, боевой, для образца, вам выделю. И инструктора пришлю, чтобы научил ваших ребят, как с ним обращаться.

Итак, я собрал «каре» из разного рода поддерживающих бумажек. Но до кучи решил подстраховаться. Из разговоров комсомольских вожаков, бывавших на съездах комсомола, я уже знал, что один из секретарей ЦК, Лазарь Шацкин, являвшийся, как поговаривают, действительным «теневым» вождем РКСМ, был известен еще и своим интересом к новым, нестандартным формам работы с молодежью. Через институтскую ячейку я отправил ему в Москву подробное письмо, в котором изложил нашу идею и пожаловался на «зажим инициативы».

Диверсия удалась. Через две недели меня снова вызвали в горком. Тот же заворготделом встретил меня уже совсем по-другому. На его столе лежали письма — от парткома института, от директора ХПЗ, от командира авиабригады.

— Ну, товарищ Брежнев, — сказал он, кисло улыбаясь. — Настойчивый вы, однако. Подключили тяжелую артиллерию. Что ж, раз такое дело, раз есть поддержка со стороны армии и пролетариата… Горком решил поддержать вашу инициативу. Стройте!

Я вышел из его кабинета победителем. Я не просто пробил стену. Я заставил эту огромную, неповоротливую машину работать на себя. Я понял главный закон аппаратной борьбы: одна идея, даже самая гениальная, ничего не стоит. Сила — в союзах, в связях, в умении найти нужных людей и убедить их в своей правоте.

И это был самый важный урок, который я вынес из истории со строительством нашей вышки. Урок, который пригодится мне еще не раз на моем долгом пути наверх.