Гость из будущего. Том 4 (СИ). Страница 59

Но мне и тут удалось перехитрить нашего непростого соперника. Я сначала вколотил силовую подачу, затем запустил «планер», а потом снова «силовую» и снова «планер». Однако при счёте 8:4 в нашу пользу я совершил непростительную ошибку и шибанул мячом прямо в стеку. Чуть-чуть не рассчитал высоту, на которую обычно подкидываю волейбольный снаряд, и этой оплошностью соперник вновь воспользовался сполна. И когда я, сделав круг по площадке, в третий раз встал на место подающего, счёт был уже 8:8.

— Феллини! Феллини! — закричали наши персональные болельщицы, среди которых главным образом были актрисы из училища имени Щукина.

Пока шёл турнир, сюда подъехали Наталья Селезнёва, сёстры Вертинские, Валентина Малявина и ещё несколько одногруппниц моей красавицы Нонны. Вот они громче всех и болели. Кстати, за заводских ребят тоже много кто болел.

— Тайм аут! — попросил я главного судью матча.

— Мужики, — обратился я к своим партнёрам по команде, когда мы встали вкруг, — нужно сейчас держать подачу из последних сил.

— Правильно, — согласился Владимир Трещалов, — мы только на подачах Феллини очки набираем. Нужно мужики упереться, потому что…

— Потому что моральных сил до победы не хватит, — закончил за него Левон Кочарян. — Сава, ты можешь хоть что-то нормально отбить?

— Могу, сегодня просто не мой день, — обиделся Крамаров. — Хотите, меняйте.

— Поменяли бы да не на кого, — проворчал Лева Прыгунов.

— Всё, собрались! — рявкнул Кочарян.

Мы пожали друг другу руки и я, схватив мяч, выбежал за лицевую линию. Затем несколько раз ударил его в пол, дождался свистка главного судьи, подбросил волейбольный снаряд вверх, разбежался и вместо мощной силовой подачи, закрутил хитрый «планер». Дело в том, что «планер» можно подавать и в прыжке, и так как я сегодня такого фокуса ещё не делала, парни из заводской волейбольной команды растерялись. Видя, что я выполняю подачу в прыжке, они сели поглубже на лицевую линию, а мяч закрутился точно под сетку.

— Гооол! — закричали наши болельщицы.

— Счёт 9:8, — объявил судья соревнований. — Матчбол!

Соперники на той стороне площадке забегали, засуетились, ломая голову, какая подача сейчас полетит. А я, отойдя за лицевую линию, вдруг за спиной услышал быстрый шёпот Высоцкого:

— Феллини, я песню закончил. Слушай: «Если шел он с тобой, как в бой, / На вершине стоял больной, — / Значит, как на себя самого, / Положись на него!».

И в этот же момент судья на вышке дунул в свисток. И у меня совершенно всё вылетело из головы, как я планировал сыграть. Поэтому мяч я подбросил высоко вверх, а затем, не успевая выпрыгнуть, просто пробежал вперёд и, кое-как шибанув рукой по волейбольной сфере, еле-еле перекинул мяч на ту сторону площадки. И на нашу большую удачу, двое игроков соперника, тоже запутавшись, пошли на этот простенький удар одновременно. И вместо того, чтобы организовать ураганную и неотразимую атаку, они столкнулись друг с другом, а мяч свободно плюхнулся на волейбольный паркет.

— Гооол! — закричали наши болельщики и болельщицы, а главный судья на вышке торжественно объявил нашу победу.

— Владимир Семёнович, ты хоть понимаешь, что сейчас сделал? — всплеснул я руками.

— Что-что, — насупился Высоцкий, — я песню закончил и вам помог выиграть. Кстати, как концовочка, годится?

— Годится, — усмехнулся я. — Только слово «больной» надо зачеркнуть, а вместо него написать — хмельной.

— Качай, Феллини! — эмоционально закричал, подбежав ко мне, Левон Кочарян.

— Аккуратно! — заблажил я, когда меня схватили несколько пар рук. — Высоко не подкидывать! Я высоты боюсь! Помогитеее! — выкрикнул я, подлетев в воздух.

— Куда идём отмечать⁈ — загудел, довольный до ушей, Левон Кочарян, когда мы всей гурьбой вывалились из усадьбы графа Разумовского. — Ко мне? В сад 'Эрмитаж? Или в ресторан?

— Давай в ресторан, — первым предложил я. — Мы вам и так уже какой день нормально жить не даём.

— Да уж, Левушка, вот такие мы беспокойные гости, — захихикала Нонна, которая держала меня под руку.

— Обижаете, мои дорогие, — обиделся он. — Вы мне друзья, а для друзей у меня всегда дверь открыта.

Но тут девчонки из Щукинского училища радостно защебетали, что хотят в ресторан, поэтому какой-либо спор совершенно потерял смысл. Однако далеко мне уйти не удалось. К усадьбе подъехала черная «Волга» с правительственными номерами и водитель машины, показав красные корочки сотрудника КГБ, предложил мне проследовать за ним. Я, конечно же, возразил, что у меня на данный момент совершенно другие планы и добавил, что ехать никуда не намерен. Но тот передал записку от товарища Семичастного и уверил, что эта прогулка займёт не больше десяти минут.

— Ладно, Феллини, мы пока поедем в ВТО, — шепнул мне Кочарян. — Приезжай сразу же туда.

— Кто сдаст нормы ГТО, тех покормят в ВТО, — пробурчал я и, чмокнув свою красавицу Нонну в щеку, направился в чёрную «Волгу».

Кстати, вдвоём с водителем мы действительно проехали совсем чуть-чуть. Через пару поворотов машина затормозила, и на набережной Яузы меня уже поджидал Владимир Семичастный. Он сурово курил сигарету и равнодушно взирал на плавающих в речушке диких уток. Мы молча пожали друг другу руки, и так как мне была не ясна суть этой встречи, я также в тишине уставился на проплывающих мимо птиц.

— Мне наш вчерашний разговор всё никак не даёт покоя, — наконец пророкотал Семичастный. — Я полночи толком не мог уснуть и всё думал — это как же так получилось, что всю власть в стране захватили воры и бандиты? Куда смотрели коммунисты?

— Для вас разве секрет, что сейчас в партию наравне с идейными людьми вступает множество карьеристов? — усмехнулся я, разглядывая катающихся на реке лодочников. — И когда, ближе к 80-му году, станет окончательно ясно, что коммунизм построить невозможно, партия практически целиком превратилась в аппарат для добывания личных благ. Коммунизм где-то там, за горизонтом, а жить хочется здесь и сейчас. Другими словами к 80-у году партия выродится и придёт к состоянию морального разложения. А с бандитами всё ещё проще. Сейчас бандитское сообщество слабенькое: украл, выпил, в тюрьму, украл, выпил, в могилу. Но пройдёт пару лет и в стране заработают сотни теневых цеховиков.

— Они и сейчас кое-где есть, — кивнул председатель КГБ.

— И вот когда бандиты начнут с них брать мзду, это воровское сообщество начнёт расти, крепнуть и пухнуть, — продолжил я. — Кроме цеховиков в 70-е годы бандиты обложат данью фарцовщиков, колхозные рынки, бани и питейные заведения. Абсолютно всё, что будет где-то и как-то нарушать официальный закон, воры будут доить и богатеть с космической скоростью. И к 80-м годам оргпреступность будет представлять собой мощную и организованную силу. Спасибо, дорогому Леониду Ильичу и лично товарищу Щёлокову. Вот такие они оставят после себя «сиськи-масиськи».

— Получается, надо передавить всех цеховиков? — сделал, к сожалению, ожидаемый вывод Владимир Семичастный.

— Нужно объявить ленинский НЭП, а затем заставить цеховиков работать легально, и платить налоги в госказну, — тяжело вздохнул я. — А воровское сообщество, которое попытается к ним присосаться, давить без жалостности и сострадания. Потому что они покусились на наше народное добро. Причем задержание таких гопстопщиков желательно проводить в жесточайшей форме. Некоторые люди от рождения так тупы, что пока им руки и ноги не переломаешь, до них не доходит.

— И фарцовщиков сделать легальными? — удивился председатель КГБ.

— Почему нет? Поставим для них павильон на колхозном рынке, пусть там торгуют и также законно платят процент с прибыли, — кивнул я. — И частные бани, и частные питейные заведения, и частники-фермеры тоже буду платить нам, а не воровскому каганату. Вот так мы и построим нормальную человеческую жизнь, где будет главенство закона, а не воровские понятия. Кстати, частники быстро решат вечную проблему с дефицитом. А для стран соцлагеря, после таких реформ, товарищ Шелепин станет лучшим другом и братом. Они для НЭПа давным-давно созрели.