Гость из будущего. Том 4 (СИ). Страница 19

Глава 8

Стандартная дощатая сцена ДК «Пищевиков», на которой мы расставили свои самопальные «усилки», наверное, ещё никогда не видела такого наплыва любителей песни и плясок. Потому что когда раздвижной занавес раскрылся, я увидел такое количество зрителей, что на несколько секунд реально онемел. И первая моя мысль была: «Как они в такой толкучке собираются танцевать?». А вторая: «Вы какого лешего продали больше двух с половиной тысяч билетов? Люди же здесь как сельди в бочке!».

— Привет, народ, — скромно буркнул я в микрофон.

— Неслышно! — кто-то под хохот толпы выкрикнул из зала.

— Привееееет! Нароооод! — заорал я, что было мочи, и адреналин, моментально выбросившись в кровь, тут же сорвал все мои внутренние комплексы и препоны. — Сегодня перед вами выступает вокально-инструментальный ансамбль «Поющие гитары»! И поэтому первая композиция нашей программы так и звучит: «О чём плачут гитары!». И раз, два, три! — заорал я, повернувшись к своим музыкантам, которые стояли на сцене со стеклянными глазами.

Особенно растерянными выглядели молодые и ещё не обстрелянные: басист Женя Броневицкий и его друг на электрооргане Лёва Вильдавский. «Эх, для первого раза нам бы где-нибудь в кафешке полабать, — пронеслось в моей голове. — Чё застыли, черти⁈».

— Раз, два, три, — повторил я в надежде, что хоть кто-нибудь проснётся.

И первым само собой врубился в ситуацию самый опытный Толя Васильев, который видел аудиторию и побольше, и посерьёзней. Он тут же выдал соло на электрогитаре и вся наша музыкальная банда, словно в замедленной киносъёмке, заиграла нужные аккорды и нужный мотив.

«Ритм не тот! Что за сопли, музыканты мать твою?» — мысленно воскликнул я, но, всё же улыбнувшись публике, запел, при этом непривычно растягивая слова задорной и танцевальной композиции:

По-че-му в семнадцать лет

Пар-ню но-чью не до сна?

По-че-му в семнадцать лет

Песня немного груст-на?

Однако собравшаяся публика даже и не заметила, что мы реально тормозим, и сначала парни и девчонки задвигались в танце на каких-то отдельных островках переполненного зала, потом танцевальная лихорадка захватила тех, кто был у самой сцены. И наконец, под «плач гитар» стал отплясывать уже весь зал. Кстати, к этому моменту мои «музыкальные гаврики», немного успокоились и заиграли с другим темпом и с другим энергетическим напором.

Плачут гитары, ну что же пусть!

Если на парня находит грусть!

То виноваты во всем они,

Только они одни! — голосил я с удвоенной энергией и азартом, войдя в музыкальный раж. А сам про себя приговаривал: «Ну что, пошла движуха! Пошла родимая! Давай ребятушки — жги напалмом!».

— Отличное начало! Молодцы! — выкрикнул я, когда наш ударник выдал финальную сбивку. — Однако между первой и второй перерывчик небольшой!

— Наливай! — рявкнул кто-то недалеко от сцены.

— Не наливай, а запевай, — хохотнул я и объявил новую песню, — «Как провожают пароходы, совсем не так как поезда»!

— Это наша пионерлагерная, — загоготал ещё кто-то из зрителей, а мои музыканты, уже выйдя из «каматоза», дружно заиграли композицию номер два.

Кстати, после «пароходов» мы так же быстро перешли и к «Королеве красоты». Растягивать паузы в самом начале концерта я не рискнул. «Пусть парни разыграются, разогреются, а народ как следует распрыгается и растанцуется», — подумал я, затянув хит Муслима Магомаева. И надо сказать, что Муслим Магомаев зашёл собравшейся публике на ура. Только твист в такой тесноте смотрелся несколько комично. «Ничего, темнота и теснота — друг советской молодёжи», — усмехнулся я про себя, не переставая петь и выбивать аккорды из своей акустической гитары, звук которой практически не был слышен. Просто с гитарой мне было как-то привычней. Благодаря ей, я прекрасно ориентировался, когда должен начаться куплет, когда припев, а когда инструментальный проигрыш.

… а я иду к тебе навстречу

И я несу тебе цветы,

Как единственной на свете

Королеве красотыыыы!

— Эге-гей! — зачем-то я выкрикнул, когда наш ансамбль доиграл последний аккорд. И тут же мне захотелось пообщаться с залом:

— Как настроение⁈ — выкрикнул я в наш единственный микрофон.

— Нормально! — заорали парни, которые тусили около самой сцены.

— Тесновато немного! — взвизгнули девчонки, которые тоже стояли в трёх метрах от меня.

— Кстати, о тесноте есть замечательный анекдот, — хохотнул я. — Представьте автобус, где едет много пассажиров. Теснота, толкотня, в общем, не продохнуть. И вдруг одну молодую барышню случайно прижали к священнику, а она, наткнувшись на одну внушительную вещицу, удивилась и прошептала: «Ого, святой отец». А священник такой покраснел и смущённо буркнул: «Это не „ого“, а ключ от храма».

— Ха-ха-ха! — загоготал зал.

— Вот теперь я вижу, что настроение хорошее! — обрадовался я. — Поэтому следующая композиция нежная и лирическая. Дамы приглашают кавалеров, а кавалеры приглашаю дам. У нас здесь всё по-простому. Мы с вами пока не в Кремлёвском дворце. Итак, премьера песни — «Для меня нет тебя прекрасней», — произнёс я и кивнул своим парням.

И сначала, как мы и договаривались, выдал сбивку на барабанах Сергей Лавровский. Затем одиночными аккордами на электрооргане заиграл Лёва Вильдавский, а потом на басу вступил Женя Броневицкий и я, не дожидаясь сольной гитарной партии Толи Васильева, запел ничуть не хуже Юрия Антонова:

Для меня нет тебя прекрасней,

Но ловлю я твой взор напрасно,

Как виденье, неуловима,

Каждый день ты проходишь мимо…

Странное дело подумал я, исполняя песню Юрия Антонова. Как только натыкаешься на его шлягеры, сразу возникает вопрос: «Где он позаимствовал эти мелодии? Почему Антонов писал хит за хитом, а потом его словно подменили — ни одного интересного музыкального произведения?». Среди музыкантов даже ходила такая байка, дескать молоденький Юра, работая в минском ВИА «Тоника», выкупил на гастролях в «Тмутаракани» тетрадь с нотами у какого-то спивающегося коллеги. Однако тетрадочки заветной так никто и не обнаружил.

Да и не было ничего такого. Пока Антонов был молодым, задорным, оптимистичным и влюблённым в жизнь — красивые мелодии сами вливались в его голову. А потом появились большие деньги, которые некоторых людей портят до неузнаваемости, зазвучали «медные трубы» и на макушке выросла гигантских размеров корона «короля советской эстрады». Ну, а писать что-то новое — это не царское дело. Ушёл кураж, пропал творческий запал, а вместо него в душу влилась озлобленность на весь мир и жадность до авторских отчислений и артистических гонораров.

А я повторяю вновь и вновь:

Не умирай, любовь,

Не умирай, любовь,

Не умирай, любовь!

Последние аккорды этой нежной и романтичной баллады угасли в тишине зрительного, точнее танцевального зала. И через секунду тысячи молодых людей разразились громкими аплодисментами, и кое-где послышались крики: «Браво! Молодцы! Давай ещё!».

— Спасибо, Ленинград! — рявкнул я. — Вы лучшая публика Советского союза! А теперь разрешите представить состав нашего вокально-инструментального ансамбля! Барабаны — Сергей Лавровский!

Сергей тут же выдал небольшое соло на ударнике.

— Электроорган — Лев Вильдавский! — продолжил я представление коллектива, и Лёва тоже пару раз провёл по черным и белым клавишам своего инструмента. — Бас-гитара — Евгений Броневицкий! — закричал я, и Женя также сыграл соло на басу. — Музыкальный руководитель ансамбля — Анатолий Васильев! И наконец, я, ваш покорный слуга — Ян Нахамчук, — произнёс я и поклонился залу.

Но тут кто-то с задних рядов гаркнул: «Это Феллини с „Ленфильма“!». И народ моментально загоготал.