Гость из будущего. Том 4 (СИ). Страница 16

— Что будем делать с Есениным? — спросил Васильев, когда мы устроили пятиминутный перерыв.

— Да давайте уже от него окажемся, — предложил Лавровский, — скажем директору киностудии, что мы над этим работаем. Пусть он несколько дней подождёт. Нам бы с этим материалом не запутаться.

— Не запутаемся, пишите себе шпаргалки и всё будет окей, — проворчал я, разозлившись на себя самого, что не могу ничего придумать.

Из-за этого мой ореол гениального поэта-песенника прямо на глазах трещал по швам. И я уже решил было спеть: «Низкий дом без меня ссутулится, старый пес мой давно издох», как вдруг Анатолий Васильев, наигрывая что-то простенькое на гитаре, изобразил нечто знакомое.

— Что ты сейчас такое сбацал? — спросил я у Васильева.

— Соло, может быть, куда-нибудь пригодится, — пожал он плечами и наиграл мотив песни «Контрабанда» группы «Мумий Тролль».

Был у меня коллега по работе на ТВ, который просто фанател от Ильи Лагутенко. Как в офис придет, так давай крутить — «Владивосток 2000», «Медведицу» и эту самую «Контрабанду». Ни одного слова, о чём поёт солист, лично я запомнить не смог, зато мелодии у этой группы получались заводные и очень хорошо привязывались. А ещё мой коллега любил петь «Мумий Тролля» под гитару и простенькие аккорды песенных шедевров Лагутенко я отлично запомнил.

— А если так? — проплетал я и заиграл на гитаре «Контрабанду». — Теперь, Толя, добавь своё соло, — сказал я Васильеву, который тут же подключился к «мозговому музыкальному штурму».

— Вроде неплохо, — улыбнулся и клавишник Вильдавский, заиграв композицию аккордами уже на электрооргане.

— Ну и что? — заворчал барабанщик Лавровский. — Причём здесь Есенин?

— Да при том, Сергей, что размер стиха совпадает! — выпалил я и запел:

Гой ты, Русь, моя родная,

Хаты — в ризах образа.

Не видать конца и края —

Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,

Я смотрю твои поля.

А у низеньких околиц

Та-ру-ру-рам. Звонко чахнут тополя!

Пам-пам-пам па-ба-ба. О-ееее!

Пам-пам-пам па-ба-ба. О-ееее!

Пам-пам-пам па-ба-ба-бам.

Звонко чахнут тополя!

Пам-пам-пам па-ба-ба. О-ееее!

Пам-пам-пам па-ба-ба. О-ееее!

Пам-пам-пам па-ба-ба-бам.

Пахнет яблоком и медом

По церквам твой кроткий Спас.

И гудит за огородом

На лугах веселый пляс…

— Только не за огородом! — крикнул директор киностудии Илья Киселёв, которого мы, увлёкшись музыкой, не заметили. — В оригинале звучит слово: «корогод», то есть ограда.

— Вам, Илья Николаевич, виднее, — улыбнулся я. — Мы с парнями живым Сергея Есенина не застали.

— Ладно, пусть будет огород, — махнул рукой директор. — Ну, что? Поздравляю! Молодцы! Лихо придумано. В понедельник покажете мне всю музыкальную программу целиком, и тогда я уже решу, снимать фильм-дивертисмент или нет. Я тут кое с кем посоветовался, идя в целом хорошая. Так держать, Феллини.

Глава 7

Честно говоря, вся эта ситуация, что я здесь в Ленинграде, а моя любимая женщина там, в Москве, откровенно давила на мозг. Однако действовать по принципу Гоши из «Москвы слезам не верит», который утверждал, что всё и всегда будет решать он, ибо он есть здоровый и половозрелый мужик, мне не хотелось. Подобных глупых ошибок я вдоволь наделал ещё в той своей первой юности. После чего пришёл к чёткому убеждению, что основные решения должен принимать мужчина, но втихаря и женщину к абсолютно любому судьбоносному шагу готовить постепенно, этап за этапом. Пусть милая, дорогая и единственная думает, что это именно её осознанный выбор, а не навязанная кем-то со стороны идея. И в данный момент времени настаивать на том, чтобы Нонна бросила всё и перевелась на заочное отделение «Щукинского училища», я не спешил.

«Спешка хороша только при ловле блох», — пробурчал я себе под нос и, когда наручные часы показали двадцать один ноль-ноль, из своего рабочего кабинета позвонил в московскую коммуналку, где моя мила подруга снимала комнату. Не знаю почему, но использование рабочего телефона в личных целях, мне доставляло какое-то дополнительное удовольствие. Причём дело было не в экономии денег. Скорее всего, мгновенное перемещение из будущего в прошлое, сподвигло смотреть на нашу жизнь, как на игру. А в игре нарушение правил и запретов, которые не наносят вред окружающим, это самая интересная часть. Поэтому прежде чем я услышал голос любимой девушки, беззаботная и широкая улыбка расползлась по моей наглой физиономии.

— Алло, — послышался печальный голос Нонны.

— Любить иных — тяжелый крест, а ты прекрасна без извилин, и прелести твоей секрет

разгадке жизни равносилен! Привет, это я! — радостно заголосил я в трубку телефона. — Как учёба? Как дела?

— Хорошо, — так же грустно ответила она.

— Нонночка, родная, в воскресенье тебя и всю нашу «творческую банду» жду утренним поездом в гости. У нас по плану два дневных концерта в кинотеатре «Ленинград», а потом, вечером, танцевальное представление для тех, кому исполнилось 14 лет. Ха-ха! То есть для всех, кого родители уже отпускают на танцы.

— Не поняла? Какой танцевальный вечер? — заинтересовалась моя девушка.

— Самый настоящий, с песнями и плясками, — улыбнулся я, вспомнив сегодняшнюю первую репетицию. — Ибо с этого дня я — фронтмен первого советского вокально-инструментального ансамбля «Поющие гитары». Мы почти как «Битлз» и «Роллинг Стоунз», только значительно лучше.

— Так ты теперь будешь ещё и на танцах петь? И я что-то не поняла, причём здесь фронт?

— Приедешь, покажу, — хохотнул я. — Фронт работы колоссальный. Кстати, стать солисткой первого ВИА — это ещё один повод переехать В Ленинград и перевестись на «заочку». Да и мне попроще, не нужно будет два часа надрывать голосовые связки.

— Хорошо, я подумаю, — неуверенно пролепетала моя девушка. — Тут Сава Крамаров забегал в училище, спрашивал по поводу новых съёмок.

— Буду съёмки, будут. Планов громадьё, в воскресенье обсудим, — буркнул я, прежде чем перейти к получасовому, не несущему никакого информационного наполнения, интимному любовному диалогу.

Уже по привычке я возвращался домой в те минуты, когда солнце закатилось за горизонт, и зажглись тусклые уличные фонари. И хоть путь от проходной «Ленфильма» до квартиры, где деньги лежат, составлял всего каких-то 200 метров, плотный, почти лондонский туман заставил меня вспомнить своего «московского незнакомца» и внутренне напрячься. Во-первых, этот субчик слишком многое знал обо мне: где работаю, где живу. Во-вторых, тот, кто сидит в засаде, всегда имеет преимущество первого хода и возможность использовать пресловутый фактор внезапности. А в-третьих, в данную секунду и прятаться особенно было не надо, ведь с десяти метров различался только силуэт человеческой фигуры.

«Ничего, пусть только сунется, — пробурчал я себе под нос, поворачивая на Кировский проспект. — Поймаю, обломаю рога, и всю душу вытрясу. И если он переместился из будущего, то попытаюсь как-то договориться миром. Всё же мы, гости из будущего, должны друг друга морально поддерживать. А если нет, то сдам в психушку или в КГБ. Пусть соответствующие органы с придурками разбираются, у меня на них нет ни сил, ни драгоценного времени».

И вдруг какая-то высоченная и похожая на медведя фигура расставила по-вратарски руки и шагнула навстречу мне.

— Вот ты-то мне и нужен, — прогудела она.

— Стоять, челюсть сломаю, — прошипел я, моментально приняв боевую стойку.

— Феллини, ты что, совсем озверел? — обиженно пробормотал дядя Лёша Смирнов, знаменитый хулиган Федя из «Операции „Ы“», когда его лицо явственно проступило из вечернего тумана.

— Дядя Лёша, так и до инфаркта недалеко, — отмахнулся я. — Не видно же ни черта.

— Ну да, ну да, — захихикал он. — А мы тут с Лёней кино закончили, вот хотим отметить это дело, — актёр выразительно щёлкнул пальцем по своему горлу и тут к нам так же из туманной темноты вышел актёр и кинорежиссёр Леонид Быков, у которого из кармана выпирала бутылка некой лечебной жидкости на спиртовой основе.