Глаза падших (СИ). Страница 42

Возможно, он смог бы.

Её город и дворец полнились плачем и криками. Милена преодолела лестницу, успев заметить, как «забытый» исчез меж огромных бронзовых створок прохода, ведущего в зал аудиенций. Она следовала за ним, забыв про дыхание. Её, конечно, удивляло, что ассасин пробирается куда-то сквозь дворцовые покои, но, с другой стороны, вообще всё, связанное с этим человеком, было словно окутано снежной пеленой, цепенящим покровом неизвестности.

Она провела кончиками пальцев по шеренге изукрашенных львов, оттиснутых на бронзе входной двери, полузаваленной обрушившейся каменной кладкой, а затем тихо проскользнула сквозь приоткрытую створку.

Царящий внутри зала аудиенций сумрак сперва сбил императрицу с толку. Она всмотрелась в обширные, изысканно отделанные пространства, пытаясь отыскать признаки присутствия «забытого». Взгляд её скользнул вдоль поблескивающих линий, образованных основаниями колонн — как небольших, так и по-настоящему грандиозных.

Его нигде не было видно.

Более не пытаясь скрываться, Милена шагнула в придел величественного зала. До её чувств доносился запах бриза Аметистового залива, необъятного неба и даже остаточный душок её утреннего совещания с министрами…

Аромат ванны, которую принимала Ольтея…

Вонь внутренностей Сарга Кюннета…

Впереди неё разверзшаяся дыра на месте стены сверкающим, серебрящимся ореолом обрамляла силуэт двойного императорского трона. Милена замерла в одноцветных лучах этого сияния, лишённая даже тени страха, несмотря на то что наконец поняла, зачем «забытый» заманил её сюда.

Ведь такова судьба, которую ей определили — всегда лишь пытаться править. Быть игрушкой в чьих-то руках.

Быть прокажённой мерзостью, облачённой в шелка и золото — дохлой плотью, гниющей под ласкающей взгляды личиной!

Она стояла здесь, такая маленькая в сравнении с простёршимся во всех направлениях полом огромного зала, такая крошечная под сенью воздвигнутых её мужем громадных колонн. Она даже закрыла глаза и пожелала, чтобы смерть её наконец явилась. Глазами своей души она видела, как этот человек, Фицилиус, её «забытый», её священный ассасин, движется к ней без какой-либо спешки или опасения, не прилагая усилий, и его меч, иззубренный, увлажнённый и бледный, плывёт и скользит, выставленный вперёд. Она стояла, ожидая пронзающего удара, и готовая, и противящаяся ему, каким-то образом прозревая, как содрогнётся её тело от вторгнувшейся стали, как постыдно растянется она, рухнув на жёсткий каменный пол.

Но удара всё не было. Огромные пространства зала аудиенций оставались тихими и пустынными, не считая заплутавшего воробья, залетевшего в пролом стены и теперь чистящего перья.

Горло Милены пылало.

Она задержала свой взгляд на проёме, искрящемся серебристо-белым светом, и задумалась о ведущих к трону ступенях, столь священных, что людей когда-то убивали лишь за то, что они по ошибке пытались припасть к ним. Казалось, что хлопанье крыльев воробья отдавалось прямо в её груди, скрежеща и царапая кости. Она остановилось на самой первой ступени величественного тронного возвышения, овеваемая ветрами бытия.

И тогда святая правительница Империи Пяти Солнц узрела его — силуэт, возникший на самом краю исчезнувшего простенка. Человека, будто бы пытающегося укрыться внутри от палящих лучей зимнего солнца. Милена тотчас же узнала его, но упрямейшая часть её души сперва решила уверовать в то, что это был Фицилиус. Каждый сделанный им шаг, как и золотящиеся ореолы над его лицом и руками, и висящая возле его пояса голова; как львиная грива его каштановых волос и борода или его мощная стать, калечили и гнали прочь от неё этот самообман и притворство…

— Чт-хо… кх… — закашлялась Милена от внезапно пронзившего её ужаса. — Что ты здесь делаешь?

Её муж, как всегда невозмутимый, взирал на неё.

— Пришёл, чтобы спасти тебя, — молвил он, — и уберечь свою страну. Ради этого я прибыл из Нанва, прервав завоевания.

— С-спасти меня? — все её теории, которые Милена столько времени возводила в голове, мгновенно рухнули под простотой его слов.

— Челефи мёртв. Его стервятники разлетаются кто куда. Скоро подоспеет моя армия, изгоняя остатки мятежников. Я прибыл раньше, ощутив дрожь земли.

Перед глазами Милены всё потемнело, и она пала на колени — как и должно покорной жене.

— Милена? — произнёс Дэсарандес Мирадель, опустившись на колено, чтобы подхватить её.

Он поддержал Милену, но замер, заметив вину и страх на её лице. Женщина наблюдала за тем, как по глазам императора скользнула тень. Он отпустил её руки, возвышаясь над её испугом, словно башня.

— Что ты сделала? — спросил Дэсарандес и в этом вопросе было всё.

Хватаясь за его шерстяные рейтузы, цепляясь пальцами за край его правого сапога, она вздрагивала от пощёчин и ударов, которые так и не явились.

— Я… — начала она, чувствуя спазмы подступающей тошноты.

«Лишь позволила…» — прошептала мятежная часть её души.

— Я… я…

«…этому произойти».

Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны

И посланник Амманиэль узрел себя, видящего, как он сделал шаг из места, где всегда стоял, извечно пребывая в ожидании. Мраморная громада колоннады отдёрнулась, словно занавес, являя имперского демона, стоящего там, где он всегда стоял, извечно пребывая в ожидании. И посланник видел силу, наделённую Безупречной Благодатью, вскидывающую сломанный меч Обрыватель, разрывающий связь с богом, лишающий магии и сил.

И встряхнула богиня красоты и плодородия ковёр творения…

Посланник взошёл по лестнице к залу, столь огромному, что сквозь него можно протащить галеру вместе с вёслами. Он поднял взгляд и увидел себя, стоящего перед громадными бронзовыми створками прохода, ведущего в зал аудиенций: одна завалена обломками, другая же, приоткрывшись, висит на надломившихся петлях. Он следил за собой, вглядывающимся в опоясанный каменными колоннами сумрак, в мерцающие мрамором выси, в темнеющие на полированном полу отражения. Он видел белёсое сияние неба там, за пределами дворцовых сводов. Узрел место там, за тронами, где сражались тени и свет, и где прóклятый император воздвигся подле своей съёжившейся от страха жены. Она пыталась скрыть совершённое, но демон уже почуял предательство в её поведении.

Как он видел всегда.

Посланник Аммы прозрел себя, беззвучно вжимающегося в громадную колонну. Слушающего эхо, гремящее в сумраке изысканно украшенного зала:

— Что ты сделала? — вопросил Дэсарандес.

Он видел, что случится дальше. Видел, как богиня плодородия снова ударила по барьеру, сжавшемуся вокруг неё. Словно само мироздание споткнулось в этот миг. Своды зала расцепились и устремились вниз. Его меч вихрем прорвался сквозь завесу обломков.

Черты Амманиэль исказились в бешеном хохоте. Темница трещала под напором её силы.

Демон плясал, избегая падающих сводов, дивным образом поддерживая свою шатающуюся жену.

— Милена? — снова спросил Дэсарандес, будучи в реальном мире, здесь и сейчас, а не в его видении будущего, где Обрыватель метался из стороны в сторону, отводя, словно волшебным желобом, завесу падающих обломков. Там же, в будущем, многосуставные пальцы Амманиэль прочертили длинные полосы изнутри её темницы. Вся необъятная кровля зала аудиенций осела, а затем обрушилась осколками мраморного великолепия.

— Лови! — крикнула ему императрица из далёкого прошлого.

Посланник Аммы сорвал кожу на своих ладонях, испивая полной чашей дар его богини.

— Милена? — вопрошал Дэсарандес.

Прошлое, настоящее и будущее сливалось перед взором Посланника в один комок.

Неистовство Амманиэль закончились. В память о нём остались лишь трещины и царапины внутри барьера, сковывающего её силу.

Но прежде… удар, трещины, сталь Обрывателя, сумевшая рассечь пелену осколков, волшебным желобом отводя их в сторону, как отводила всегда. И погрузившаяся в горло врага. Нечестивая мерзость хрипит, задыхаясь, как извечно хрипела и задыхалась…