Проклятие Айсмора (СИ). Страница 8

— Не сам! Никогда не сам! А… а! — не удержалась она. — А Площадь тысячи слез? Тоже не сам⁈

Ингрид закрыла глаза и опустила голову в медленном печальном движении.

— Он рассказал мне. Про все рассказал: и про то, как толпу разгонял, и про убитых тоже, и что на себя рукой махнул. Как раз после этого наша беседа перешла в несколько иную плоскость…

Легкая улыбка скользнула по губам Ингрид и пропала.

— Она еще и шутит! — всплеснула руками Эбби.

Ингрид пошевелилась в попытке встать:

— Хватит об этом. Мне давно пора в ратушу, так я могу еще и работы лишиться… помимо иных потерь.

— Сиди уже, душа моя, — Эбби усадила ее обратно. — Сегодня тебе точно никуда не надо. День-то уж закончился.

— Как закончился⁈ — ужаснулась Ингрид.

— Солнышко зашло, вот день и закончился! И ратуша закрыта. А вот к завтрашнему дню надо подготовиться.

Эбби поднесла к ее лицу небольшое зеркальце, и Ингрид, бегло осмотрев себя, вздохнула:

— И что теперь делать?

— Сначала лечиться, а потом то, что ты не любишь. Краситься. И вот не надо морщиться, душа моя, — Абигейль обняла подругу через плед и испугалась: — Да ты просто ледяная!

Дружеские объятия на миг вернули Ингрид в ее прежнюю спокойную жизнь, которой у нее точно не будет, а будут косые взгляды горожан и горькая память об одной-единственной ночи.

— Ох, Эбби… Что же я наделала! — Ингрид разрыдалась, спрятав лицо в ладонях.

Слезы всегда спокойной Ингрид ошеломили Абигейль.

— Ингрид, потерпи! Потерпи, душа моя. Робин, Ро-о-обин! — Юноша влетел мигом. — Принеси нам с общей кухни горячей воды. С полведра. Нет, ведро!

— Но госпожа Абигейль, ночь же, да и кухня закрыта уже!

— Я приказываю тебе! Поговори с хозяйкой — убей, подкупи, поцелуй — но вода мне нужна немедля! А потом сходи домой, принеси мне розовую сумочку. Из атласа, маленькую такую. И персиковое платье, лазурью отделанное. Все равно я в него уже не влезаю.

— Не надо, милая, — попыталась возразить Ингрид.

Но Абигейль уже по-хозяйски рылась в шкафах, приговаривая:

— А, оставь. Я помню, где-то тут у тебя и бодяга была, и травки. Сейчас все найдем, — и громче для Робина: — Да, предупреди батюшку, что я здесь заночую.

— Слушаюсь, госпожа Эб-б-бигейль! Только, это… господин Абрахам сильно ругаться станет!

— Ступай уже! — рассерженно ответила она. — Ругаться!.. Как самому уезжать на полгода без привета и ответа, так все в порядке вещей, а стоит мне в соседний дом зайти, так паника на весь город!

Робин ушел, печалясь о несчастной доле, которая ждет его всенепременно, стоит только Абрахаму узнать о намерении дочери ночевать вне стен родного дома. Поначалу поворчит на Абигейль, росшую без матери, потом не всерьез, но пройдется по слишком умной Ингрид, якобы плохо влияющей на Эбби. И глупого охранника без внимания не оставит, который не выполняет своих ершу понятных обязанностей. В общем, будет зол. Может и палкой по спине пройтись.

А потом Робин решил, что Гаррику можно хоть воду для его подопечной спихнуть, и заторопился вниз успокоенный.

Все-таки Эбби пришла очень вовремя! Входная дверь первого этажа глухо стукнула за молодым человеком, когда Ингрид, немного успокоившись и вытерев слезы, опять подтянула плед. Она бы очень хотела, чтобы сейчас с ней если не поговорили, то просто рассказали что-нибудь. Можно было бы послушать, отвлечься, а не сокрушаться, оставшись наедине со своими мыслями, как о произошедшем, так и о… несбывшемся.

— А меня просватали! — словно подслушав ее мысли, затараторила Эбби. — И платье почти готово, ой, какое же чудесное у меня будет платье! И ты со мной обязательно сходишь, пообещай мне, душа моя! Вот только…

— Жених тебе не нравится? — испугалась Ингрид.

— Нет, нравится, даже очень, — помолчав, грустно ответила Эбби. — Да вот только он не из Айсмора! Уезжаю я, душа моя.

— Скоро?

— Скоренько. А у меня для тебя подарочек! — Эбби хитро улыбнулась и вытащила из поясной сумки бумажный пакет, перевязанный нарядной лентой. — Потом откроешь! И есть для тебя хороший жених на примете. Как ты любишь — и грамотный, и из хорошей семьи, раз ты от лавочников да подрядчиков носик воротишь. Сможешь свою работу бросить, больше станет не нужна… Я тебе о нем сейчас расскажу!

Эбби говорила, одновременно шарила руками по полкам, вытаскивая оттуда множество баночек и горшочков, с интересом вертела их, разглядывала названия и ставила в рядок.

— А как же Робин? Славный малый. Ведь он нравится тебе, — тихо спросила Ингрид.

Спина Эбби задеревенела. Подруга осторожно, одной рукой положила берестяной туесок, словно он мог разбиться, и вновь замерла. Затем передернула плечиками и произнесла в обычной легкомысленной манере:

— Глупости какие ты говоришь порою. Что Робин? Простой охранник, ни гроша за душой. Да и как мне батюшке прекословить? Одна я у него осталась. Любит он меня, добра мне желает. Нет, не могу я так его обидеть, — вздохнула и потянулась за очередным горшочком.

Глядя на ее суету, Ингрид только улыбалась — взгляды на жизнь и замужество у них совершенно не совпадали, что не мешало девушкам дружить нежно и преданно.

Скоро Эбби выйдет замуж и уедет… Ну что же, Ингрид не привыкать быть одной. Эбби призналась в симпатии к жениху, а значит, что жизнь подруги, в отличие от ее жизни, еще может сложиться удачно.

* * *

После беседы с нищим и проверки постов Бэрр оказался у своего дома уже глубокой ночью и кожей ощутил присутствие постороннего. Тайных или явных недругов хватало всегда, но лезть к нему открыто или устраивать засаду значило нарываться на крупные неприятности. Даже прилипалы обходили его дом за десяток волн!

Бэрр вытащил меч и слился со стеной. Бесшумно переступая, проскользнул в дверь, миновал гостиную, толкнул плечом дверь в спальню, которую никогда плотно не закрывал, и замер.

— Камилла!

— Ай! — взвизгнула обнаженная женщина на его кровати, и Бэрр опустил клинок.

— Какого кривоухого⁈ Я чуть было не прирезал тебя!

— Сам говорил: могу приходить в любое время, — промурлыкала Камилла. Она успокоилась мгновенно и не думала прикрываться. Даже потянулась всем своим холеным, сытым розовым телом.

Выдающаяся грудь была для нее оружием не меньшим, чем для него — меч. А клинок в руках Бэрра всегда возбуждал Камиллу, что раньше возбуждало и его, но сегодня вид этой женщины не вызывал ничего, кроме раздражения. Выносить ее общество, несмотря на несомненную красоту, он и раньше мог, лишь запечатав ей рот поцелуем.

— Это было давно, и мы давно обо всем договорились, Камилла, — спрятал меч Бэрр, — не хочу быть грубым, но ты ушла сама, я пожелал тебе счастья в замужестве. Иди радуй супруга своими прелестями.

Камилла поднялась в ошеломлении. Ресницами хлопала и молчала.

— Ты, я вижу, не желаешь меня понимать? — обозлился Бэрр. — Убирайся отовсюду — из моей постели, из моего дома и из моей жизни!

Бэрр сдернул ее с кровати за локоть, протащил через гостиную и вышвырнул в узкую прихожую. Захлопнул дверь и подпер ее спиной.

Разозленная женщина принялась колотить по дереву, поминая недобрым словом всех его родственников и его самого в придачу словами, которые совершенно не пристали даме ее положения, разве какой торговке на рынке Нижнего Озерного.

Бэрр слушал и удивлялся: неужели эта женщина когда-то казалась ему занятной?

Пусть проорется вдоволь, решил он, закрыл дверь на ключ и вернулся в спальню за одеждой. Женское платье возмущенно взмахнуло рукавами, вылетая за порог вместе с сапожками. Стук после этого лишь усилился. Кулаки у Камиллы были немаленькие, кого другого могла бы и оттолкнуть вместе с дверью.

«А приди она вчера, тоже бы прогнал?» — хихикнул разум.

«Вчера — возможно», — подумал Бэрр, но не сегодня. Не сегодня, когда его руки еще помнили тепло Ингрид…

Он отвлекся, прикрыв глаза. Вспоминал, как ласково скользили между пальцами золотые пряди, белизну кожи, которую он царапал, сходя с ума от желания, сладость нежных сосков, твердеющих под его губами, неожиданную чувственность девичьего тела, очаровательного в своей невинности и чистоте, свои мысли, вернее, мысль одну и короткую: «Моя!»