Проклятие Айсмора (СИ). Страница 45

— Далеко. Тут в двух линиях есть хороший дом. По записям в архиве он никому не принадлежит, пустует два года, но вроде не развалился.

— Прекрасно! — оживился Литон. — Вот давай ты, — он бесцеремонно ткнул Аезелверда острым пальцем в грудь, — и позаботься. Нет, надо же! Я ведь велел — этого не трогать! — крикнул он кому-то и поспешил под навес.

Аезелверд задумчиво покривил рот, прикинул что-то и заявил Ингрид с не менее приказным тоном, чем тот, который только что выслушал:

— А тебе задание: всех опросить. Да узнать, кто куда разбрелся, к знакомым или к родне. Составь списки, что ли.

— Я все запомню, — тихо ответила Ингрид.

Может, тревога уляжется? Она всегда отступает от дел и забот.

К вечеру все, кто лишился крова, наконец разместились. Потерявшиеся нашлись, погибших оплакивали. Несмотря на усилия стражи, она все же были: кто-то ринулся за оставшимися ценностями, кто-то упал в ледяную воду и не смог выбраться, у кого-то не выдержало сердце.

Когда Ингрид показалось, что она сейчас рухнет и больше не найдет в себе сил встать, она увидела багровый закат в окне промозглого дома. Гаррик подхватил ее под локоть и строго сказал:

— Госпожа Ингрид, если вы не пойдете домой сами, я отнесу вас на руках.

Она не стала спорить, и пошла следом за Гарриком по непривычно тихому, очень мокрому и очень темному городу. И только на мосту подле дома, когда ледяной ветер острым языком пробрался под ее плащ, она поняла, что насквозь продрогла.

Утром следующего дня, когда Ингрид, отогревшись, выспавшись и наконец-то поев, поспешила в ратушу, ее сопровождал не только Гаррик, но и тайный страх. На работе вчера она так и не появилась, а вот те, кто мог об этом донести, имелись в избытке.

Да и в городе снова ощущалось неуловимое, но гнетущее чувство непокоя. Однако видимых причин не находилось: хоть небо было привычно темным, но шторм улегся окончательно, вода в каналах стояла ровная, свежевыпавший снег стаял. Стражники успели наскоро залатать порушенные кровли, укрепить шатающиеся переходы и мостовые. Одна тревога висела в воздухе вместе с моросью, а когда донеслись злые крики из проемов между домами, непривычно хмурый Гаррик мгновенно свернул с привычной дороги.

— Непорядок, дражайшая Ингрид, — пробурчал он неохотно. — Пока дерутся лишь те, кто кричит, но… Давайте свернем тут.

Двери трактира распахнулись, вывалилось трое сцепившихся в драке мужчин. Поднялись, скорее сонные и пьяные, чем буйные. Двое в несколько ударов уронили третьего. Потом обняли друг друга, продолжая пошатываться и едва не упав на побежденного.

— На якорь Мясника! — проорал один с пьяной злостью, и, не расцепляя дружеских объятий, они кое-как втиснулись обратно в трактир.

Ингрид вздрогнула, но решилась было подойти к оставленному перед входом человеку, который тщетно пытался подняться. Однако Гаррик, простивший заминку, тут снова проявил упорство:

— Не надо, — произнес он твердо.

Побитый человек медленно встал, погрозил оцарапанным кулаком в сторону трактира, размазал кровь на лице.

— Да знали бы вы, — он икнул, — кому такая сила в словах дана, вы бы… — икнул еще раз. — Заткнулись бы на все века…

Ингрид вскинула глаза на Гаррика, поплотнее запахивая плащ. А юноша лишь поморщился и потянул за собой.

Что стало с городом и с его жителями?

Из приоткрытых окон все громче разносились крики «Твари неблагодарные!», «Вы, чернь, такой власти не знаете!» и однообразное «На якорь! На якорь!»

Переругивались две старушки, сидевшие у мостовой в утлой лодочке.

— Сидит и поделом! Черным людям только во тьме и место! А этому проклятущему — в тюрьме! — твердила одна.

— Да какой он черный⁈ — восклицала вторая. — В твоей голове только отцовы байки и засели! А надо не их, надо легенды дедовы помнить. Да только ты, кума, сама все позабывала, теперь несешь чушь, в которую только малек и поверит.

— А не ты ли говорила мне про Черного Человека?

— Я? Да разве ж я говорила, что это Бэрр и есть⁈ — возмутилась вторая бабка и от злости плеснула веслом, обдав водой свою куму. — Черные-то когда были?.. А вере в кровь нет исчисления в годах!

— Да и кровь, поди, у него тоже черная! Ничего, на плаху пойдет — увидим.

— Кого на плаху-то вести собрались, сами знаете? Не может быть черной крови у того, кто стихией повелевает! На это только одна кровь способна! Королевская! А в этих землях…

— Нет у королей Мэннии потомков! — надрывалась первая старушенция и махала руками перед длинным носом подружки. — Нет! Были да повымерли все. И хватит надежду раздавать, не плотвичные хвосты! Не может Бэрр быть самому Рутгорму родней!

— А чего ж не может-то⁈ — завизжала вторая. — Сами твердите, что он Айсмор проклял да бурю наслал! Так? Кому еще такое под силу, как не королевскому роду. Молчи уж, коли мозгов нет!

— Старая ты утка!

Они сцепились, грозя посрывать друг с друга платки и перевернуть лодку.

— Эй, бабки! — крикнул с мостовой Гаррик. — Ну-ка, тихо!

И сурово, как умеет лишь опытный стражник, зыркнул на них из-под нахмуренных бровей. Бабки примолкли и дружно взялись за весла, решив отплыть подальше.

— Отплывут за два моста и продолжат там ругаться, — сокрушенно произнес Гаррик. — И счастье будет, ежели кто остановит. Эх, Бэрр…

Ингрид окаменела, сжав в кулаке край плаща, и явно не слушала Гаррика.

— Вы не знали, что господин первый помощник винира в тюрьме? — поразился тот.

— Нет, не знала. Но почему? Я… я не понимаю, за что⁈ — прижала она к щекам совершенно белые кисти.

— Да вы не беспокойтесь, ему там хорошо будет. Лучше даже, чем на воле.

— Ох, Гаррик-Гаррик! Слышал бы ты себя! Лучше в тюрьме, чем на воле! — нервно рассмеялась Ингрид. — Беда в том, что в нашу тюрьму только попасть легко. А вот выбраться…

— Пойдемте, госпожа Ингрид. Худо ли, бедно ли, но в ратушу нам попасть надо. Хоть и кружим мы…

— Значит, все разговоры только о нем, — горестно сказала Ингрид. — И драки только за него.

— Из-за него, — сокрушенно вздохнул Гаррик.

— Но в чем его обвиняют⁈

— Да кто ж разберет? Сами слышали — кто во что горазд.

Окно над их головами распахнулось, из него вылетел деревянный половник. Стукнулся о фонарь дома напротив и упал в канал.

— Нашла, где уши сушить. В Айсморе! — донеслось следом за половником.

— А я слышала, что виноват! Винова-а-ат!!! Виноват он! Раз обсуждают кого — значит виноватый он!

— Бестолковая ты женщина, — отвечал мужской голос, на удивление спокойный. — Обсуждают, потому что интересно.

— Да кому будет интересен тот, кто может быть ни в чем не виноват? Разве же о таком начнут судачить?

— Закрой окно, дует. И перестань орать уже, так и голова, не ровен час, лопнет. Везде кричат, и ты уже с утра…

Высунулись женские руки в темно-красных рукавах, закрыли ставни, и голоса стихли до невнятности, но ругаться не перестали.

Сделав круг, Ингрид с Гарриком вышли к лавочке с самой доброй в Айсморе торговкой. Ингрид решила, а вдруг она рассеет тревоги? Вдруг все не так плохо, как сейчас кажется?

Лавочница была приветлива, но вместе с тем излишне предупредительна. При виде Ингрид она запричитала:

— Бедная девочка, бедная девочка.

Ингрид хотела сказать, что она-то на свободе, но тут хозяйка еле слышно обронила:

— Вот оно как все обернулось-то. А я уж радовалась, — но оборвала себя и заговорила о новостях подробно.

— Орали вчера, под стенами ратуши и тюрьмы про проклятие. А нынче пошли разговоры о виселице.

— Я слышала сегодня о плахе, — с трудом выговорила Ингрид.

— Это уже как договорятся, — ответила хозяйка, споро накрывая на стол.

— Угу, договорятся они, как же, — буркнул Гаррик, откусив хозяйкин пирожок. — Озерники как есть вода. Сначала будут выяснять виноват или нет, потом — как казнить, а Бэрр меж тем в тюрьме от старости помрет. Или винир свихнется, выбирая, как ему поступить, чтобы ни в одном уме мысль не шелохнулась и все при довольстве остались, а он — при деньгах… Волны! Лишь бы дунуло…