Космонавт. Том 2 (СИ). Страница 28

Дойдя до штаба, я вошёл внутрь, где меня встретил дежурный ефрейтор, который и провёл меня к кабинету с табличкой на дверях: «Начальник 2-го курса. Майор Ермолов С. Е.».

Дежурный щёлкнул каблуками перед дверью кабинета и чётко проговорил:

— Товарищ майор, курсант Громов Сергей Васильевич прибыл по особому распоряжению!

За столом сидел майор Ермолов и изучал содержимое какой-то папки. На стене за его спиной висела схема МиГ-21 с пометками красным карандашом.

— Войдите — разрешил он.

Я шагнул в кабинет, приняв стойку «смирно». Как оказалось, майор изучал моё дело. Он медленно переворачивал страницы, время от времени задерживаясь на каких-то отдельных строках.

Наконец, его палец остановился и майор зачитал: «Зачислен особым указом Президиума Верховного Совета СССР от 10.11.1964».

— Громов… — Он произнёс фамилию так, будто пробовал на вкус. — Седьмое ноября. Посадка Як-18 с отказавшим двигателем, — он посмотрел на меня, взгляд стал острее. — Наслышан. Об этом трубили во всех газетах.

Он порылся в ящике стола и вытащил оттуда старую газету. Открыл на нужной ему странице и зачитал:

— «Мастерство и мужество: курсант Громов совершил героическую посадку!» пишет «Правда» от девятого ноября 1964 года.

Майор посмотрел на меня и, не найдя на моём лице никаких эмоций, продолжил:

— Вчера на аэродроме Тушино сотни зрителей стали свидетелями подлинного мастерства и хладнокровия советского лётчика. Курсант аэроклуба имени В. П. Чкалова Сергей Громов в сложнейших условиях совершил безаварийную посадку учебного самолёта с отказавшим двигателем.

По словам очевидцев, во время демонстрационного полёта в рамках праздничных мероприятий, посвящённых 47-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, у самолёта Як-18 внезапно заглох мотор. Однако, молодой пилот не растерялся: чётко следуя инструкциям и проявляя недюжинное самообладание, мастерски посадил машину, сохранив дорогостоящую технику и доказав высочайший уровень подготовки советских авиаторов.

Майор Ермолов снова посмотрел на меня. Ну а я по-прежнему стоял и смотрел поверх его головы. Я и так знал, что услышу дальше. Хмыкнув, майор продолжил:

«Это был урок настоящего мужества! — заявил начальник аэроклуба майор П. А. Крутов. — Сергей действовал так, как должен действовать каждый советский лётчик — хладнокровно, расчётливо и профессионально. Весь наш коллектив гордится таким курсантом!»

— А вот этот момент мне особенно нравится, — проговорил майор, глядя на меня исподлобья.

Он продолжил читать:

— Особенно трогательным стал момент, когда трибуны в едином порыве встали, приветствуя отважного пилота. По свидетельствам присутствующих, даже Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев, наблюдавший за полётами, аплодировал молодому герою стоя, отметив его выдержку и мастерство.

«Такие люди — гордость нашей страны!» — сказал один из ветеранов авиации, присутствовавших на мероприятии.

Сам Сергей Громов, скромно улыбаясь, заявил корреспонденту Правды: «Я просто выполнял свой долг. Всему, что умею, меня научили наша славная советская авиационная школа. Это заслуга моих инструкторов и нашей великой Родины, которая воспитывает настоящих героев!»

Сегодня имя Сергея Громова знает вся страна. Его мужество и профессионализм — яркий пример для всей советской молодёжи! Так должны поступать настоящие патриоты — смело, решительно и с верой в победу!

Советский народ гордится своими героями! Партия и правительство отмечают, что именно такие люди — будущее нашей великой державы!

Вперёд, к новым победам!

Майор замолчал. Я тоже молчал. В кабинете тикали часы с изображением Гагарина. Видимо, подарок училищу от выпускников-космонавтов.

— В Каче, Громов, — майор свернул газету и убрал её обратно в ящик, — вас ждёт не трибуна с аплодисментами. Здесь курсанты гордятся не прошлым, а тем, что совершат завтра. — Он встал, поправил китель. — Никаких поблажек. Никаких особых маршрутов. Понял?

— Так точно, — ответил я, всё так же глядя сквозь майора.

— Если думаете, что та посадка даёт вам право расслабиться… — Он приблизился, и я уловил запах ментолового карандаша. — То вы ошибаетесь. Здесь каждый день — экзамен. Сдашь — полетишь. Нет — отправишься чистить полигон.

Я наконец перевёл взгляд на майора и посмотрел ему в глаза.

— Я не искал славы, товарищ майор. Я сделал то, что должен был. Так поступил бы каждый на моём месте, — произнёс я спокойно, но твёрдо, не отводя взгляд.

Губы майора едва дрогнули — что-то вроде улыбки.

— Старшина Глухов в казарме № 2. Через десять минут доложить о прибытии.

— Есть.

Я развернулся и пошёл на выход. Но уже у двери голос Ермолова остановил меня:

— И, Громов… — Он стоял возле шкафа и смотрел на миниатюрную модель Як-18 на полке. — Тот самолёт вы посадили не только из-за навыков. Там был расчёт. На миллиметры. — Он провёл пальцем по крылу модели. — Здесь расчёт будет на секунды.

— Значит, придётся считать быстрее, — криво улыбнулся я.

Майор кивнул, возвращаясь к картам:

— Удачи. Она вам понадобится… Курсант.

После разговора с майором я вышел из штаба и направился искать казарму номер два. Территория училища была огромной, и я с трудом ориентировался в этих лабиринтах асфальтированных дорожек и однотипных зданий.

Наконец, заметив группу курсантов, я подошел к ним:

— Товарищи курсанты, не подскажете, где находится казарма номер два?

Один из них, постарше, с сержантскими погонами, указал направление:

— Прямо по этой аллее до перекрестка, потом налево. Не промахнетесь, там еще вывеска есть.

— Спасибо, товарищ сержант!

Через пять минут я уже стоял перед массивными дверями казармы. На входе дежурный проверил мои документы и направил меня в роту.

Старшина Глухов оказался невысоким, приземистым мужчиной лет сорока с седыми висками и острым взглядом.

— Товарищ старшина, курсант… — начал я, но он перебил:

— Знаю, знаю. Тот самый герой, о котором в газете писали, — отозвался он с ворчливыми нотами в голосе.

Интересно, сколько ещё раз мне припомнят эти газеты. Глухов вдруг усмехнулся:

— Ишь нахмурился. Ладно, — он почесал затылок. — Завтра с утра на склад за обмундированием сходи. Портной цех на территории, там подгонят всё по фигуре.

— Есть, товарищ старшина!

— Далее, — продолжил он. — В казарме свои порядки. Подъем в шесть, отбой в десять. Форма должна сиять, как начищенный пятак.

— Так точно!

— Вот и славно. А теперь иди в портной цех, пусть обмерят тебя. Форма должна быть как влитая.

— Есть!

Я развернулся и четким строевым шагом направился к портному цеху. Старшина, похоже, был тем еще добряком, но я чувствовал, что за его внешней шутливостью скрывается суровый и опытный наставник.

В портном цехе, как оказалось, меня уже ждали. Мастер, пожилой мужчина с наметанным глазом, быстро снял мерки и сказал, что к завтрашнему дню форму подгонят.

Он говорил ещё о чести и достоинстве, о том, что форму нужно беречь и так далее. Я слушал вполуха, потому что мысли мои вертелись вокруг моего дальнейшего обучения в училище. Крутов был прав, здесь не очень рады «блатным». Что ж, я и не ждал, что будет легко и просто. Ну а в своих навыках я уверен более чем.

На обратном пути я встретил того самого сержанта, который показал мне дорогу:

— Ну как, живой еще? — спросил он с улыбкой.

Улыбка у парня была настолько располагающей, а глаза лучились таким искренним участием, что я ответил ему взаимной улыбкой:

— Живой, товарищ сержант!

— Значит, не зря о тебе в газете писали.

Улыбка моя слегка померкла — снова газеты. Парень рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

— Держись! Ты это ещё не раз услышишь.

— Да уж представляю, — немного ворчливо проговорил я.

— Им быстро надоест. Вот увидишь. Кстати, если что — обращайся, я в вашей роте старшиной служу.