Мы снова дома (СИ). Страница 45

— Да, имперские цыпочки — это что-то с чем-то, — сделалось мечтательным лицо Ильхама. — Только к ним и не подойди, обольют холодным презрением, словно ты не человек и мужчина, а кусок бараньего говна. Но раз у них мужчин не хватает, почему?

— А мы для них не мужчины, а так, паразиты, — криво усмехнулся Джамаль. — Богатство для имперских девок ничего не значит, им надо, чтобы мужик был чем-то там, у них, важным — инженером, пилотом, ученым или еще кем. Люди, зарабатывающие деньги, там не котируются. А уж к быдлу, только жрущему и пьющему за государственный счет, они и вовсе относятся с гадливостью. Мне Рустам говорил, что когда получил пилотский сертификат и пошел учиться на навигатора, сразу с десятком красавиц закрутил. Говорит, что скоро женится, причем сразу на двенадцати. Потом, мол, будет еще больше. Невесты сами ему новых девок притаскивают и в постель укладывают.

— Ничего себе! Да разве так бывает?..

— Там, наверху, еще и не то бывает. Рустам сказал, что один русский пацан недавно сразу на тридцати двух женился. Причем там и негритянки были, и дарийки, и арабки, и орки, и эльфийки, и гномы. Мы последних трех только по телевизору видели. Помнишь, какие эльфийки красавицы? У меня руки затряслись, как первый раз увидал.

— Хороши девки, да не про нас, — поморщился Ильхам. — Меня сейчас куда больше беспокоит имперский ислам, он становится все более популярным среди молодежи. Говорил я как-то с их муллой — это кошмар какой-то! Это еретики, не признающие ничего нашего! Я тогда изобразил интерес, и мулла охотно рассказал мне, что их ислам возник во время Великой войны. Тогда муллы, христианские попы и буддийские ламы шли в одних рядах, с тех пор они почти едины. Понимаешь, насколько это страшно⁈ Имперских мусульман не натравишь на неверных, как ни старайся! Понятие джихад для них не священная война за веру, а служение обществу! Это чушь, дикая, непредставимая, но она все больше завоевывает сердца молодых мусульман. Нужно что-то делать, брат, или нам действительно конец, и все, во что мы верили и к чему стремились, канет в бездну.

— А что мы можем сделать? — пожал плечами Джамаль. — Выпестованные нами фанатики большей частью либо уничтожены, либо сосланы, а оставшиеся повзрослели, завели семьи, далеко не все из них захотят рисковать своим благополучием — империя кормит народ так, как никто и никогда не кормил. Очень многие думают только о себе, тем более они знают, что с ними будет за бунт. А среди молодежи наших намного меньше, чем хотелось бы, в их школах очень хорошо умеют промывать мозги. Я попытаюсь, конечно, поднять толпу на восстание, но обещать не могу. Да и будет оно не слишком массовым.

— Все равно попытайся, или надежды изменить ситуацию не останется. Еще лет десять, и вообще никто не встанет!

— Я уже говорил, что попробую, но обещаний давать не буду. Да и не хотелось бы, чтобы имперские ищейки вышли на меня. Болтаться в петле на площади желания не имею. Только более, чем уверен, что бунт подавят.

— Совсем жизни не стало, — понурился Ильхам. — Сын моей сестры двоюродной, сильный и решительный парень, недавно девку красивую увидел в Подмосковье. Не знаю, чего на него нашло, решил своего силой добиться. Ничего страшного, все равно же шлюха, раз в короткой юбке ходит, не убыло бы от нее. Так нет же, чтобы спокойно отдаться, завизжала, сучка, как резаная. Исмаилу их летающая пакость и отстрелила все нужное, а выращивать потерянное в медкапсуле медики отказались, заявив, что поделом насильнику. Раньше бы заплатил, все бы сделали, а сейчас… А! Жалко парня, ничего же дурного не сделал, всего лишь хотел от русской девки получить то, для чего она предназначена! Теперь спивается и всего на свете боится…

— Таких историй много, — вздохнул Джамаль. — Пора бы уже привыкнуть, что нельзя силой брать, так нет, находятся дураки, думающие, что им это сойдет с рук. А не сходит! Головой надо думать, головой!

— Когда это молодые парни верхней головой думали? Себя вспомни, только нижней и справлялся.

— Тогда были другие времена и другая власть. Мне, когда одну дуру в Самаре поимел, даже отвечать не пришлось, люди из диаспоры занесли денег кому нужно, все на тормозах и спустили. Теперь попробуй денег предложить, сразу на Саулу спровадят.

Собеседники горестно вздохнули, вспомнив прежние благословенные времена, когда все решалось за деньги. Как легко тогда жилось! Но делать нечего, и они продолжили обсуждать предстоящий бунт молодых мусульман.

Ирина Владимировна села за стол и послала на проходную сигнал через имплант, что готова принимать посетителей. Работа имперским инспектором была выматывающей и нудной, но делать ее нужно, и никто, кроме урожденного имперца, с ней не справится. Она работала немного мягче, чем многие другие инспектора, но бездельников не любила так же. Впрочем, а кто их любит? Только они сами. Ирина Владимировна искренне не понимала, как можно сидеть дома и ничего не делать, отдавая все свое время развлечениям. Ладно если еще есть хобби, но сколькие только смотрят сериалы и недовольно бухтят, что им не хватает развлечений. Да пусть откроют имперские сайты по поиску работы — там тысячи, десятки тысяч предложений на любой вкус. Людей катастрофически не хватает! Дроиды, конечно, спасают, но есть многое, что могут делать только живые разумные. А разумных искинов не так много, как хотелось бы. На Земле же миллиарды человек маются дурью.

— Добрый день! — вошла в кабинет некрасивая женщина средних лет, она была какая-то погасшая, тусклая, словно какое-то происшествие погасило ее душевный огонь. — Вероника Ивановна Степанищева.

Людмила Владимировна тоже поздоровалась и представилась, сразу после чего мысленно задав искину поиск информации по посетительнице. Вскоре все стало ясно — в молодости принадлежала к умеренным либералам, поддерживала их акции, подписывала требования и тому подобное. Но ничего особо плохого совершить не успела, потому ее не трогали, только внесли в серый список. Все двенадцать лет после прилета «Снегиря» сидела тихо, даже из дома выходила редко. Интересно, что ей нужно? А, вот еще, увлекается созданием кукол, выкладывает фотографии сделанных своими руками на специализированные сайты. Несколько ее моделей даже заинтересовали производителей игрушек, но на их письма Степанищева почему-то не ответила.

— Вы по какому вопросу? — поинтересовалась Ирина Владимировна

.

— Можно ли как-нибудь избавиться от серого списка? — тихо спросила Вероника Ивановна, видно было, что она едва сдерживает слезы.

— А зачем это вам?

— Артрит. Я кукол делаю, работа тонкая, а пальцы уже совсем не гнутся и очень болят. А лечение в медкапсулах мне не доступно…

— Ну, вы сами виноваты, — пожала плечами инспектор. — Зачем вам понадобилась либеральная тусовка?

— Да все знакомые и друзья в ней состояли, вот я и пошла следом за ними, — тяжело вздохнула кукольница. — Мы всего лишь хотели свободы…

— Свободы от чего и свободы для чего? — укоризненно посмотрела на нее Ирина Владимировна. — Просто свободы не бывает. А видные либералы под свободой понимали безнаказанность, право творить мерзости и ни перед кем за это не отвечать. Вы были связаны с ними, поэтому мнение о вас сложилось соответствующее.

— То есть надеяться мне не на что, — понурилась Вероника Ивановна. — Простите, что побеспокоила… Пойду…

— Погодите! — подняла ладонь инспектор. — Позвольте спросить, почему вы ничего не сделали, чтобы изменить мнение о себе?

— А что я могла сделать? — с отчаянием посмотрела на нее посетительница, на ее ресницах дрожали готовые сорваться слезы.

— Да хоть что-нибудь вместо того, чтобы сидеть дома на всем готовом. Хотя бы организовать выставку тех же кукол на Ирине, Александре и других планетах, — сцепила руки под подбородком Ирина Владимировна. — Подали бы заявку, вам бы сразу помогли это сделать. Тем более, что вашими куклами заинтересовались производители игрушек, они вам писали, но вы почему-то не ответили. Они, кстати, и выставки предлагали.