Хрупкая связь (СИ). Страница 33

— Я увидела объявление в интернете и предложила Амелии попробовать.

Откинувшись на спинку, Аслан меняет позу, опуская руки на подлокотники. Я завидую тому, как хорошо он себя контролирует, не переходя грань, но явно балансируя. Только это его спокойствие кажется напускным, словно за ним скрывается буря, готовая в любой момент вырваться наружу.

Луна укладывается спать у меня под ногами. При приглушённом свете в гостиной я гоню от себя мысли о том, что в какой-то параллельной вселенной мне бы сейчас не пришлось никуда уезжать, потому что этот дом был бы нашим.

— Ами по секрету сказала мне, что ей не по душе балет, — на выдохе признаётся Аслан. — Но при этом она была не против, чтобы я с тобой об этом поговорил.

— В смысле?

Мои брови резко взлетают вверх. Я ощущаю досаду: между нами начали появляться тайны, и, похоже, со временем их станет ещё больше.

— Амелия ходит туда, чтобы не расстраивать тебя. Но ей не нравится ни строгий преподаватель, ни другие ученицы, ни дурацкие прически.

— Вот как, — поджимаю губы.

— Я хотел предложить попробовать что-то новое. Если ты не против.

— Например?

— Научные кружки или шахматы.

Я фыркаю, качая головой.

— Шутишь?

— Нет, почему? В научных кружках дети проводят опыты, изучают природу и физику через эксперименты. А шахматы не только тренируют логику, но и развивают стратегическое мышление и умение прогнозировать.

Аслан рассказывает об этом на полном серьёзе. Не просто рассказывает, а настаивает, потому что его тон звучит уверенно и даже напористо!

— Ясно. Ты уже пробил информацию и что-то решил, — сухо подытоживаю. — Знаешь, я хотела пригласить тебя на открытый урок по балету, но теперь уже не стану.

— Блядь, — быстрым движением трёт лицо. — Пригласи.

— Ты же против балета.

— Я пытаюсь советоваться с тобой. И искать компромиссы.

— Амелии всего пять. Она могла быть в плохом настроении из-за того, что я попала в аварию.

— Не похоже.

— Она могла заявить об этом вовсе несерьёзно!

Глубокая морщина прорезает лоб Аслана, придавая его лицу неприветливое выражение. В расширенных зрачках вспыхивает упрямство. Это заметно и по сжатым в кулаки пальцам, и по плотно стиснутым челюстям.

Это раздражает меня ещё больше. До такой степени, что хочется запулить в него чем-то тяжёлым, потому что у меня не находится достойных аргументов. Я ощущаю себя слабой и обезоруженной.

— Ну, говори, — прищурившись, подначиваю я. — Ты хотел сказать, что я пытаюсь воплотить свои несбывшиеся амбиции через дочь?

Аслан молчит, контролируя эмоции и не торопясь с ответом, а я продолжаю:

— Ты думаешь, что я плохо понимаю Ами, потому что ум и гениальность достались ей от тебя. Верно?

— Возможно, и так.

— Прекрасно. Я пять лет занимаюсь ребёнком, забочусь о ней, не сплю ночами, волнуюсь, лечу её, собираю на кружки, утешаю, когда ей страшно или больно… — я останавливаюсь, чувствуя, как горло сжимает в тиски. — А ты сейчас просто сидишь здесь и делаешь вид, что знаешь её лучше, чем я?

Взгляд Аслана становится тяжелее и жестче, будто он примеряет каждое слово, прежде чем поставить меня на место:

— Алина, мне сложно вписываться со своими правилами в уже сложившееся воспитание. Ещё недавно это была исключительно твоя территория. Но тебе придётся начать считаться со мной как с равным. И не время от времени, а постоянно. Хочу поставить тебя в известность: я запишу Амелию на пробное занятие по шахматам в этот четверг.

Звонок во входную дверь прерывает наш диалог, проходивший на повышенных тонах. Аслан резко встаёт с кресла, скрипнув ножками по полу.

В прихожей загорается свет, слышатся голоса. Шаги, отдающиеся вихрем в моей груди.

Влад появляется в гостиной, не снимая обуви и верхней одежды. Я чувствую на губах его растерянный поцелуй. Стараясь не разбудить Ами, он аккуратно укутывает её в плед, который вручает Аслан, и бережно несёт дочь на руках к машине.

31

— Налоговая система в нашей стране — это какая-то головоломка, — усмехается Влад. — Только разберёшься с одним законом, как тут же выходит новый.

Николай Иванович откидывается на мягкий диван, притягивая к себе молодую супругу. Именно он был инициатором того, чтобы мы всей семьёй собрались за ужином в ресторане.

Это что-то вроде неискоренимой традиции, которую нужно соблюдать примерно раз в месяц. Хотя я бы предпочла другой досуг. Но так как своими ближайшими родственниками я считаю Гончаровых, я не нарушаю установленные ими правила, даже если меня это тяготит.

По правую руку от меня сидят Ами и Влад. Напротив — Лиза со своим мужем Романом. С минуты на минуту за дочерью должен приехать её отец. У них секция по шахматам, а потом два часа времени, чтобы провести их вдвоём.

— Когда я начинал вести бизнес, было ещё хуже, — говорит свёкор. — Это был конец девяностых. И бухгалтера у меня тогда не имелось. Выкручивался сам.

— Но налоги были меньше, — добавляет Влад. — А сейчас выжимают последние копейки.

— Ну, допустим, не копейки, — фыркает Лиза, которая всегда лучше всех всё знает. — Разве что «выжимают» из тех, кто честно платит все налоги.

— Куда мне до правильной тебя.

— Не унывай, а лучше стремись, — предлагает Гончарова.

Николай Иванович выставляет вперёд руку, притормаживая перепалку. У него двое детей: Лиза моего возраста — умница, идеалистка и всегда готовая отстаивать свою точку зрения, и Влад, старший на два года, более спокойный, не такой правильный и склонный к компромиссам. Они абсолютно разные.

К слову, я всегда поддерживаю мужа, потому что Лизавета и правда очень часто задирает нос.

К столу подходит официант и приносит часть заказа. Ами согласилась на пельмени, но даже их она ковыряет с явной неохотой, время от времени посматривая на входную дверь. Мне приходится напоминать, что вилку желательно доносить до рта, и добавляю, что для умственных занятий нужно много сил, чтобы мозг работал как следует.

— Слушай маму, — просит свёкор, вмешиваясь в наш разговор. — Кушай хорошо, не то унесёт ветром, как только выйдешь на улицу.

— На улице нет ветра, — парирует дочь.

— На ночь обещали, что начнётся. Причём сильный.

Метод запугивания мне не слишком импонирует, но я сцепляю зубы и молчу. Взять Амелию в ресторан было не лучшей идеей. Здесь шумно, а разговоры крутятся вокруг политики и бизнеса.

Первую половину вечера Ами и вовсе просидела с планшетом. Теперь Николаю Ивановичу наскучило обсуждать взрослые темы, и он переключился на внучку.

— Или ты фигуру для балета бережёшь?

Амелия макает пельмень в сметану, погружая его полностью, так что мелкие капли попадают на стол. Я тут же хватаю салфетку, чтобы исправить неловкую ситуацию.

— Я не хожу на балет.

— Правда? — удивляется свёкор. — Как давно?

— С прошлой недели.

— Почему?

— Лев водит меня на шахматы. Там интереснее. У нас есть фигуры: слоны, ферзь, ладьи. И они сражаются, как настоящие рыцари.

Гончаров-старший выдавливает из себя улыбку, с грохотом ставя на стол бокал вина. Недавно Влад сообщил ему новость, что наша семейная жизнь с некоторых пор… изменилась. Я чувствовала, что должна извиниться лично, но, честно говоря, настолько устала перед всеми оправдываться, что предпочла прибегнуть к тактике страуса.

— Значит, тебе там нравится? — допытывается Николай Иванович.

— Да, — кивает дочь, потянувшись за салфеткой. — Лев говорит, что я уже лучше многих играю.

— Шахматы — это полезнее, чем планшет. Мне кажется, ты слишком много времени проводишь за ним. Знаешь, что зрение от этого портится?

Амелия пожимает плечами.

— У меня всё нормально.

— Пока да. Но если слишком долго смотреть в экран, зрение может не просто испортиться, а так ухудшиться, что ты будешь видеть всё размыто, как будто смотришь через грязное стекло. А потом, чтобы прочитать буквы в книжке или разглядеть, кто на улице идёт, тебе придётся надевать очки. Знаешь, какие? Большие и толстенные, как дно у бутылки.