Магнат. Люди войны (СИ). Страница 30

Махно выдернул из строя долговязого парня в красном платке и зеленом берете, а Хосе-Буэнавентура — самого небритого, лучшего стрелка во всей сотне.

Прямо перед шеренгой расстелили кусок брезента и двое пока еще кандидатов принялись выкладывать свои богатства. Нестор сверялся с перечнем: котелок, ложка, вилка, кружка, иголки-нитки-пуговицы, мыльно-рыльное, полотенце… Помнивший список наизусть Хосе следил за действиями своего подопечного:

— Где бритва?

— Обойдусь.

— А если вшей нахватаешь?

— Там нет вшей!

— Поня-я-ятно, — протянул Хосе. — Как обычно, Умберто знает все лучше всех. Ладно, а где твоя лопатка?

— Я воевать туда еду, а не землю копать! — запальчиво возразил небритый.

— Значит, — Хосе повысил голос так, чтобы его слышали все на площадке, — когда весь коллектив будет рыть окопы, товарищ Умберто Сантамария Перес будет отдыхать?

Махно, закончивший свою проверку, подошел ближе, я тоже — судя по всему, назревала показательная порка.

И точно, Хосе задвинул целую речь о необходимости солидарного действия, что невозможно без сознательности каждого индивидуума. Умберто огрызался, а после пассажа «Вот из-за такого пренебрежения дисциплиной мы и несем поражения!» со злостью швырнул на брезент винтовку, сорвал с себя и бросил туда же обвес, после чего, костеря «самозванную иерархию», удалился.

— Не жаль, Хосе? Парень лихой, стреляет хорошо.

— Ничего, товарищ Махно, остынет, я Умберто знаю! Посидит, подумает, друзья помогут, к следующей отправке сам прибежит.

В целом подготовка «тысячи» шла довольно ровно, но вот такие мелкие эксцессы порой выбивали из колеи. Например, мне в самом начале точно так же заявили «Мы воевать едем, а не разговаривать!», и потому полевые телефоны тащить с собой незачем!

За день до отправки докеры в порту Хихона перекидали все снаряжение передовой группы на специально зафрахтованный пароход. Под усиленной охраной погрузили палатки, раскладные койки, одеяла, котлы, грузовики, джипы и пропасть всякого военного имущества. Брали с большим запасом, в расчете на военных: аргентинские пощупают, как Фома Неверующий, не смогут удержаться и купят «на пробу»; парагвайским можно будет подарить излишки.

А потом двести человек под астурийские волынки-гайта поднялись по трапам, Хосе помахал с борта рукой, корабль дал последний гудок и отвалил от пристани.

Наша парагвайская авантюра началась.

Глава 11

Кто тут в цари крайний?

В морских путешествиях Джозеф Шварц больше всего любил свободу. Нет, не океанского простора, а вполне приземленную свободу от постоянного дребезга тикерных аппаратов, от звонков бесчисленных телефонов и от непременного присутствия рядом множества людей.

Невозможность сколько-нибудь долго оставаться одному была, пожалуй, главным неудобством Осиной жизни.

Утром проснулся — в постели секретарши, встал умываться — торопится горничная с полотенцем, начал одеваться — вокруг суетится и отряхивает щеточкой камердинер, до кабинета не успел дойти — клерки, референты, брокеры, посыльные…

Даже поесть в одиночестве непросто: утром завтрак под доклады, днем ланч с нужными людьми, вечером деловой ужин или прием.

То ли дело на корабле! Девок выпер, сославшись на морскую болезнь, еду велел доставлять в гостинную каюты первого класса, из всей свиты взял только секретарш, охранника и водителя. Не маленький, сам может одеться без камердинера. Тем более Осе не нравились эти буржуйские названия, лучше уж «ординарец»! Но, черт побери, деловых партнеров, политиков и вообще полезных людей приходится принимать дома, и тут без камердинера и прислуги не обойтись.

Хорошо бы заменить их всех роботами, как в фильмах, да что-то изобретатели не торопятся — как показал Уэнсли своего Televox-а на Всемирной выставке лет пять назад, так с тех пор никакого продвижения. И Джонни тоже не чешется, давно бы сделал такой радиоаппарат, чтобы с тобой разговаривал! Ты ему «Какая сегодня погода?», а он тебе «Отличная, мистер Шварц, тепло и сухо!». И чтоб вместо референтов докладывал, и биржевые сводки читал, и вообще, знал все на свете!

Эх, мечты, мечты…

Ося потянулся, зевнул и решительно перелез через блондинку, разметавшую волосы по подушке. Она что-то промурлыкала во сне и подвинулась на освободившееся место в середине трехспальной кровати, поближе к русой подружке.

Зашел в ванну, скинул шелковую пижаму, взбил мыло и побрился. Сам, без камердинера, спасибо Жилетту и его безопасным бритвам! Электробритвы, которые появились пару лет назад, пока что страшно неудобны — головка отдельно, двигатель отдельно, приходится держать двумя руками. Тоже надо бы Джонни подсказать, он наверняка знает, как сделать правильно.

Ося побрызгал в лицо одеколоном и вернулся в спальню за одеждой, но не удержался и приподнял одеяло. Вид двух пар очень неплохих ног его удовлетворил — так и быть, в светлое будущее с роботами надо будет взять и девчонок, чтобы совсем не одичать.

В гостиной уже дожидался столик на колесиках, с множеством тарелок под сверкающими серебряными колпаками, хлебом под горячей салфеткой, кофейником и графином апельсинового сока. Можно наконец-то поесть спокойно, еще часа два, пока не проснутся девчонки, рядом никого не будет.

Джонни в таких случая говорил «А жизнь-то налаживается!» Ося в который раз позавидовал другу — ловко устроился, в закрытом поселке, вокруг все свои, выделываться ни перед кем не надо, а прислуга вьется вокруг Барбары.

И еще у Джонни есть большая цель. Странная, непонятная, порой до ужаса пугающая, но он все равно идет к ней. Сколько раз казавшиеся глупостью решения через полгода-год переходили в разряд гениальных озарений? Любые мелочи, повседневная рутина — все складывалось один к одному, как пазл из кусочков.

Почти все фирмы, чьи акции они сбрасывали, разорились, почти все, чьи акции скупали — наоборот, росли. Застыли только акции военных компаний, но Джонни начал вкачивать в них свои деньги и котировки поползли вверх! Чтоб он здоров был, но даже табачные компании показывали хорошую динамику!

Ося хмыкнул, отбросил философию и сомнения. Еще раз потянулся и принялся за омлет с ветчиной и американские оладьи-панкейки с кленовым сиропом, а вот сосиски и фасоль в томатном соусе его не заинтересовали.

С чашкой кофе в руке он подошел к большому окну на приватную прогулочную палубу — что же, впереди, в зависимости от скорости трансатлантика, пять-шесть дней отдыха, а там Париж, контора и снова толпы людей.

Автомобиль мистера Шварца остановился у кованой решетки Дворца Правосудия, референт провел Осю сквозь дворик между древними Консьержери и Сен-Шапель, по ступенями парадной лестницы под четырехколонный портик. Торжественная и массивная архитектура олицетворяла всю тяжесть и непреклонность Закона, заставляя любого посетителя трепетать заранее.

Розовые щечки и небольшое брюшко излучавшего уверенность Пьера Фландена выдавали в нем поклонника art de vivre, «искусства жить», столь популярного среди обеспеченных французов. На его выступление в Апелляционном суде пришли не только заинтересованные стороны из Grander Inc и Банка Франции, но также коллеги-адвокаты, несколько депутатов от Демократического альянса и студенты юридических факультетов.

Такая массовость объяснялась вовсе не стихийным порывом услышать выдающегося оратора, а целенаправленным и заблаговременным созданием группы поддержки. Адвокат и депутат Пьер Фланден отлично знал, как настроение публики может повлиять на вердикт.

— Странный зал они выбрали, — шепнул Эренбург, как только они с Осей уселись в третьем ряду. — Тут Горгулова* приговорили к гильотине.

— Они взяли моду судить всех русских в одном зале?

— Не думаю, вы же американцы.

— Ой, не делай мне смешно.

Председатель стукнул молоточком и заседание началось.

Горгулов Павел — белоэмигрант, убийца президента Франции Поля Думера, осужден и казнен в 1932 году.