Магнат. Люди войны (СИ). Страница 25

Из недоброневика хотели сделать зенитную установку, но втиснуть работы в график между экспортными заказами не удалось, вот и пришлось обращаться на завод Duro, чтобы стальные листы навесили там.

Пусть мы ехали всего на пяти грузовиках, но заодно отрабатывали порядок движения — зачем упускать возможность для тренировки? Старшие машин, интервалы в колонне, соблюдение скорости, вот это вот все. Так что хотя тут по прямой всего километров пятнадцать, но со всеми процедурами и по извилистым дорогам мы добрались до Ла-Фельгуэры через час после старта и часа на два позже начала митинга.

И въехали в очередную революцию.

За два часа страсти вокруг служившего трибуной грузовика накалились, а на окрестных улицах анархо-синдикалисты схлестнулись с национал-синдикалистами из группировки JONS*. Что называется, не ждали — фашисты занялись созданием собственных профсоюзов и решили «дать бой» анархистам на их территории, для чего привезли побольше народу из других городов.

Juntas de Ofensiva Nacional-Sindicalista — ХОНС, фашистская группировка, в 1934 слившаяся с «Испанской фалангой».

Случалось такое по всей стране, стычки никого не удивляли, гражданская война ведь не на пустом месте разгорелась. Раздел в обществе весьма резкий — тут одними танками-самолетами не обойдешься, тут надо противника или перевоспитывать, или в землю закапывать. Вот и получается, что как ни крутись, а тучу народа угробят.

А дрались в Ла-Фельгуэре серьезно, в ход пошли подручные предметы, и за несколько минут из переулков обратно на площадь вывели под руки нескольких участников, залитых кровью. При виде этого у группы поддержки попросту упала планка, и ни я, ни даже Хосе с Махно не смогли их удержать.

Месилово под лозунгом «Наших бьют!» вспыхнуло с новой яростью, местная полиция, напуганная размахом, вызвала подкрепление.

Пока мы хватали за штаны своих бойцов, выдергивали их обратно и не давали снова лезть в свалку, пока отгоняли грузовики к заводу и выставляли вокруг них охрану, в городок прибыла рота Гражданской гвардии из Овьедо. Гвардейцы построились в цепи, взяли карабины поперек груди и принялись выдавливать народ с площади, выхватывая то одного, то другого.

В этом перенасыщенном растворе не хватало крупинки для начала кристаллизации, и она не замедлила. Взвинченные нервы, забитые идеологией головы в сочетании с испанским темпераментом и действительно нелегкими условиями жизни — кто выстрелил первым, так и осталось неизвестно.

Ответный залп гвардейцы дали над головами, народ ломанулся по домам — за исключением самых упоротых, открывших стрельбу в ответ.

Ну как стрельбу… в белый свет, как в копеечку — револьвер или астровский пистолетик хорош для короткой дистанции, а с тридцати метров даже обученному стрелку попасть непросто. Шума много, а все, слава богу, целы.

До поры до времени — гвардейцы все-таки очистили площадь, оставив на ней одну затоптанную треуголку, выставили караул у алькальдии и приступили к арестам. Вот тут и началось — несколько анархистов заперлись в небольшом доме и довольно бойко, но поначалу безрезультатно, отстреливались сквозь окна.

Но чисто статистически — чем больше стреляют, тем выше шанс, что кого-нибудь зацепит, и зацепило некстати высунувшегося капрала.

Увидев это, командир роты приказал своим людям отойти в укрытия и послал за пулеметом. Блин, если они начнут гасить засевших, то я за своих людей не ручаюсь, начнется бойня в полный рост…

— Лейтенант! — гаркнул я что было силы.

Офицер с раздражением повернулся — какая-то штатская сволочь мешает расправиться с мятежниками! Но через секунду его взгляд изменился — в Овьедо только слепые не знали меня в лицо, а уж все должностные лица, что гражданские, что военные, что гвардейские, так или иначе со мной пересекались.

— Сеньор Грандер? Лейтенант Грегорио Арталь! Лучше уйдите, сейчас здесь будет опасно.

— Что вы собираетесь делать?

Он замялся, но все-таки ответил:

— Изрешетим дом, вот и все.

— Вы с ума сошли!

— У меня приказ! — лейтенант даже притопнул ногой.

— Дайте посмотреть! — я протянул руку. — Ну?

Вот не кормись с моих заводов пол-Астурии, не жертвуй я на городские нужды, не ремонтируй штабы и казармы — хрен бы выгорело. Но Арталь хорошо понимал, что я могу устроить ему небо в овчинку, и потому расстегнул нагрудный карман и подал сложенный вчетверо листок.

Телефонограмма из Мадрида прямо и недвусмысленно предписывала «без жалости отвечать огнем всем, кто стрелял в силы правопорядка». Подпись — генеральный директор службы безопасности Артуро Менендес. Веселенькое дело, тот приятный военный, твердый республиканец, отдал такой приказ???

— Лейтенант, зачем вам трупы? Я попробую убедить их сдаться.

— Вы с ума сошли!

— Прошу прощения, это была моя реплика.

Он на секунду замолчал, а потом совсем по-русски махнул рукой:

— Делайте, что хотите! Но не дольше получаса!

Почти половина времени ушла на то, чтобы уговорить Хосе, он никак не хотел «помогать власти». И мои аргументы, что живой анархист лучше мертвого, на него не действовали. Спас положение Махно, который долго подбирал слова, а потом выдал на своем испанском:

— Джон прав. Их убьют, они не встанут с нами, когда революция.

Хосе зло сплюнул и согласился на условии, что говорить буду я. И то дело, Хосе мне нужен только для представительности — в Ла-Фельгуэре меня-то знали меньше, а вот Хосе известен всем членам CNT.

С белым платком на палочке мы прошли к домику. За последние пятнадцать минут без стрельбы осажденные немного успокоились, горячечное возбуждение сменяли мысли о близкой и неприятной смерти.

На это я и давил — кругом лето, красота, скверно подыхать в такой день, да еще без смысла!

— Это революция! — ответили мне из-за двери.

— А вы предатели! — добавил второй голос.

Ну да, угробить за нефиг делать человек пятнадцать-двадцать — это революция, а кто не дает, тот предатель. Что за мусор у людей в головах, уму непостижимо.

Полчаса истекли, но я показал лейтенанту растопыренную пятерню и дождался ответного кивка. После чего пнул локтем Хосе и прошипел ему прямо в ухо:

— Если ты так и будешь молчать, твоих товарищей убьют за просто так!

Он зло посмотрел на меня, еще раз сплюнул и подошел вплотную к двери.

— Эй, революция обязательно будет. Но не сегодня. И вы понадобитесь все до единого, живые и здоровые.

— В тюрьме со здоровьем не очень, — насмешливо отозвались из дома.

— В могиле еще хуже, — парировал я.

Не знаю, о чем там Хосе дальше шептался через дверь, я следил, чтобы гвардейцы не начали вдруг стрелять, но он анархистов уболтал. Из окна выбросили первый револьвер, все вздрогнули, когда он лязгнул по брусчатке. Затем упал второй пистолет, третий, и, наконец, на улицу вышли семь человек.

Малость остывшие гвардейцы повязали и усадили арестованных в кузова, расселись сами и через полчаса, восстановив в Ла-Фельгуэре законность и порядок, укатили в Овьедо.

Мы сдали ЗСУ на завод, собрали «стрелковый клуб» и тоже двинулись обратно, забив на отработку движения колонной.

На этом история для меня не закончилась — буквально через несколько дней пришел вызов в Мадрид от Менендеса. История с пальбой и пулеметом заботами Радикальной республиканской партии и ее лидера Алехандро Лерруса, враждовавшего с Асаньей, попала в прессу. Депутаты в Кортесах принялись строчить запросы, и премьер вынужденно назначил расследование.

За недолгое время, что прошло после встречи в Толедо, Менендес заметно осунулся. Округлые некогда щеки втянулись, почти исчез живот, зато увеличились лысина и число морщин. Ну и глаза такие, будто раздумывает — пристрелить, чтобы не мешал, или все-таки перебороть себя и выслушать.

Неудивительно, работа у него собачья: Асанья проводит реформы, правые считают их слишком радикальными, левые — недостаточно радикальными, и все это недовольство выплескивается на улицы и в заговоры, а за порядок отвечает Менендес.