Магнат. Люди войны (СИ). Страница 24

Блин, сам должен был сообразить, радиотехник хренов!

— То есть вы их поставили крестом, чтобы каждая давала свой сигнал, а вы по разнице между ними вычисляли направление?

— Да, именно так.

— Пробовали уже?

— В лабораторном масштабе, натурное испытание сегодня первое.

Термен дал команду помощникам, защелкали рубильники, домик заполнило низкое гудение, засветились экранчики осциллографов и зеленый глазок радиостанции.

— Мы в луч не попадаем? — забеспокоился я.

— Нет, передающая антенна в стороне.

— Импульсы миллисекундные?

— Да, и частота осциллографа тоже.

Ну, это я подсказал сразу — так на экране получается ровная полоса, а если антенна улавливает эхо, то ближе или дальше от края, в зависимости от расстояния до самолета, возникает всплеск. Центр экрана по нашим расчетам соответствовал дальности порядка восьмидесяти километров, а дальше проградуируем на основе сообщений летчика о местоположении.

Душно и жарко в домике стало минут через пять после включения всей аппаратуры — грелись лампы, работали несколько человек, от радиотехники шли не самые приятные ароматы. С мыслями о хорошей вентиляции я вышел наружу, чтобы справиться с нарастающим возбуждением и вернуться по сигналу Термена.

Всю территорию аэродрома и базы обнесли колючей проволокой, но ворота днем оставались распахнуты — местные взрослые приходили на работу, а дети на учебу в кружках. Учились не только местные: барселонские служивые, например, сейчас гоняли вместе с нашими инструкторами группы стрелкового и охотничьего клубов, в просторечии именуемые «взводами».

На тренажерах занимались парашютисты, а отряд скаутов-exploradores слушал пояснения экипажа Bellanca C-27 °C Airbus, стоявшего на поле крылом к крылу с Boeing 80А. Километрах в трех, прямо над горкой или холмом Когойя, Morane-Saulnier тащил вверх немецкий планер Grunau Baby.

Все при деле — даже чернорабочие в бакелитовых шлемах рыли и готовили к бетонированию «заглубленные площадки для метеооборудования». Придет время, и туда вместо барометров-анемометров идеально встанут зенитные «эрликоны».

— Начинаем, мистер Грандер! — раздалось из двери домика.

Термен в наушниках сидел у радиостанции, сжимая в руках микрофон. Здесь пока была старая модель, на стеклянных лампах, а вот для самолета-мишени сделали облегченную сборку, на нувисторах и со всеми мульками, которые успели разработать по моим подсказкам. Даже первый слабенький образец прекрасно работал на дальности до ста километров, а следующие увеличивали и увеличивали радиус.

Как увеличивала охват вещания радиостанция «Овьедо», крутившая с утра до вечера музыку, необременительные новости (не дай бог никакой политики), выступления чтецов с рассказами и тому подобное. Приемники стояли у всех рабочих Grander Inc, в половине домов Овьедо и Хихона, и расползались по Испании все дальше. Во всяком случае, в Ла-Корунье, Бильбао и Вальядолиде они точно были.

— Начинаем, — повторил Термен в микрофон, а я подошел поближе.

Меня трясло предвкушение — блин, мы сделали первый в мире радар! — так что до того момента, когда один из помощников не сунул мне пару головных телефонов, я даже не обращал внимания, что Термен отдает команды по-русски.

— Лев, я Сова! — раздалось в наушниках. — Взлет штатно, разворачиваюсь к позиции.

Секунду я ловил падающую челюсть, а потом тряхнул Термена за плечо:

— Кто пилот?

— Сева, Марченко, — недоумевающе хлопал глазами Лев Сергеевич.

Мать моя женщина, а где этот чертов летун Барби оставил?

Я буквально вырвал микрофон у Термена из рук:

— Сева, блин! Где Барбара?

— Как где, jefe? Со мной, как вы сказали! — жинерадостно отрапортовал Марченко и добавил: — У нас все в порядке, не беспокойтесь!

Я пулей выскочил из домика и задрал голову — над Йанерой делал круг желтый У-2 с буквами «А» на крыле, из задней кабины вдоль фюзеляжа элегантно вился шелковый шарф.

Глава 9

Творя стремительный полет

Биплан слетал до Хихона, а потом через Овьедо вернулся в Йанеру.

Все это время я метался тигром в клетке у домика радарной станции, выскакивая наружу и поминутно требуя связи с У-2.

Но Севин голос был весел и спокоен, прерывать испытание я не решился и только кипел от злости, придумывая все новые и новые наказания авиахулигану.

Доклады о местоположении самолета шли с борта непрерывно, в домике постоянно вычисляли направление и дистанцию, а сравнивая их, Термен то и дело издавал радостные восклицания — точность обнаружения несколько превышала расчетную.

Так что я испытывал, как в том анекдоте, двоякие чувства. Сделать первый в мире радар — это прекрасно, но угробить при этом самую богатую наследницу?

Когда желтая спарка появилась с юга и после круга над аэродромом пошла на посадку, я бросил завершение испытаний на Термена, а сам запрыгнул в машину. Ларри ударил по газам, и мы помчались на взлетку. На бетонку выскочили одновременно с У-2, с почти одинаковой скоростью и остановились в конце полосы бок о бок.

Я выпрыгнул из машины, намереваясь растерзать Севу, но этот негодяй просек фишку и вылез на другую сторону, а со второго сиденья на плоскость выбралась Барбара и требовательно протянула ко мне руки, чтобы я помог ей спуститься.

А потом повисла у меня на шее с радостным визгом:

— Это великолепно! Теперь это мое хобби!

— Тебя не укачало?

— Нет, все прекрасно! Я даже немножко рулила!

Рискнувший выйти из-за фюзеляжа Сева напоролся на мой озверевший взгляд и нырнул обратно.

— А ну иди сюда! — заорал я на русском.

— Джонни, не наказывай его! — зашептала мне прямо в ухо Барбара. — Это я его уговорила, а летать мне очень понравилось!

Ага, она уговорила, рассказывай, Севу уговаривать не надо!

Вон, сделал умильную рожу и бормочет:

— Jefe, я…

— Головка от торпеды!!! Кто разрешил допускать к управлению???

Еще немного и я разнес бы Севу вдребезги пополам, но так и не разжавшая объятий Барбара скользнула язычком мне по ушной раковине:

— Я тебя хочу! Прямо сейчас!

С этим, однако, пришлось повременить.

— Значит так, Всеволод Михайлович!

При обращении по имени-отчеству длинное лицо Севы вытянулось еще больше, он обреченно снял шлем и утер мокрый лоб.

— От полетов отстранить. Назначить дежурным — вечным дежурным! — по аэродрому!

— Jefe! — возопил Сева.

Врачи только-только допустили его к полетам после аварии в Наварре, и тут такой облом!

— Молчать! А ты, дорогая, будь любезна сперва пройти курс подготовки. Это не автомобиль, тут все гораздо сложнее. И опаснее. А вот он, — я невежливо ткнул в Севу пальцем, — будет отвечать за твое обучение.

— Есть, — буркнул Сева.

— Как только мисс Хаттон сдаст на самостоятельное пилотирование, разрешу летать снова.

— Есть! — уже гораздо веселее отреагировал авиатор.

Нежданно-негаданно у меня с плеч свалился огромный камень: Барби занялась интересным делом. Каждое утро Сева, подгоняемый стремлением побыстрее вернуться за штурвал, заезжал за новоявленным курсантом авиашколы и вился над ней коршуном, вкладывая необходимые знания. Каждый день планеристы и летчики вывозили ее в небо. Каждый вечер, после рассказов о полетах, она набрасывалась на меня в постели.

Кто бы жаловался, а я нет. Во всяком случае, я понял, что подарить ей на свадьбу — самолет.

В соседний с Овьедо городок Ла-Фельгуера мы выдвигались целой войсковой колонной. Сидевшая там штаб-квартира астурийского отделения CNT замутила митинг и очень хотела видеть на нем товарищей Нестора, Хосе и Рикардо. В качестве группы поддержки с ними отправилась делегация «стрелкового клуба» человек в пятьдесят, один недоброневик и некто Джон Грандер.

Нет, я не собирался говорить речи с броневика, просто в Ла-Фельгуере находился металлургический завод Duro Felguera, наш давний поставщик. А еще сталелитейка, угольные шахты и так далее, отчего до появления моего комплекса это был самый крупный промышленный центр в Астурии. Тут прокатали первые в Испании листовую сталь и рельсы, тут получали огнеупоры, тут синтезировали аммиак. Неудивительно, что профсоюз окопался именно здесь — городок насквозь пролетарский, как и соседняя Ла-Формигуера. Прямо как Виллариба и Виллабаджо, только гуэра.