Фрейлина (СИ). Страница 49

— Я все правильно поняла, барышня? — зашептала Ирма, подходя и склоняясь к моему уху.

— Кхм… Фредерик Август… herr prinz… Он просил моей руки — предварительно, и я ответила согласием.

— Ирма, иди уже! Неси еду, — вместе с громким всхлипом раздалось от двери.

Анна пропустила горничную к выходу и бросилась ко мне обниматься. Звонко расцеловав в обе щеки, жарко зашептала в ухо:

— Это знак — счастье нельзя упускать, если оно нашлось! Ты любила и не упустила, не упущу и я. Есть он — Николя… Николай Новицкий. Но он всего лишь эст-юнкер — папа́не согласится никогда. Никогда! Я пойду против его воли, и ты не выдашь меня — знаю. Сейчас же дам знать Николя — я согласна! Рядом с ним я так покойна, Таис! Только с ним одним. Он веселый, легкий… и добрый. Венчаемся тайно и пускай проклянут… но с ним я будто ребенок, Таис, с ним я любимый ребенок подле родного человека. У меня только ты сейчас, — выдохнула она, — никого более… благослови! — опустилась вдруг она на колени, совсем скрывшись за кроватью.

О, Господи…

Я потрясенно смотрела на руки, вцепившиеся в простыню побелевшими пальцами. Перекрестила их, прошептав пожелание счастья. А потом и заплаканное лицо, с улыбкой появившееся перед глазами.

— Расскажи — когда ты только успела, как?

— А ты? Я, как и ты… дождусь горничную и пойду. Я так счастлива, уже так решительна, Таис! Не бойся за меня — я знаю о чем ты внезапно подумала, но это не так — он не обманет. Он лучший из людей…

Ирма с едой спасла меня от эмоционального водопада, а то уже перебор — мне в свое бы поверить.

Аня ушла, а я села в кровати, приняв на колени поднос с молочной кашей. Меня не раздевали, только расслабили шнуровку, и платье выглядело безбожно измятым. Но это потом, сейчас еда — взялась я за ложку.

На стук в дверь обернулись мы обе.

— Уже писарь?.. Проси подождать, сейчас я встану.

Но если это и был писарь, то не тот.

Высокий худой мужчина в черном костюме вежливо попросил прощения за беспокойство и поставил в известность, что завтра к восьми утра меня будет ждать к себе Нессельроде.

Карл Васильевич фон Нессельроде — министр иностранных дел Российской империи и один из основных виновников развязывания Крымской войны.

Глава 25

Клеймо это было поставлено на мужика еще при жизни. Привычно уже клеймили и после нее. Сейчас правда, уже не все подряд.

Как ярая фанатка этой эпохи, в свое время я не могла обойти вниманием такой важный объект, как бессменный на протяжении почти сорока лет министр иностранных дел.

Дело в том, что обвиняли его обе стороны — и наши, и ваши.

В нерешительности и трусости при ведении внешней политики… и даже просто в том, что он немец — русские. Иностранцы — в агрессивном вмешательстве России в европейские дела. Ее даже образно называли «жандармом Европы».

Звучало настолько противоречиво, что захотелось составить свое, собственное мнение.

Нессельроде и правда совершил немало серьезных ошибок по причине своих убеждений — был против любого свободомыслия и резких движений как во внешней, так и во внутренней политике. Против отмены крепостного права в том числе. По той же причине помог австрийцам давить восстание венгров и поддерживал подавление польского.

Ошибки были допущены и по другим причинам.

Например, совершенно по-русски веря в честь, незыблемость договоренностей и мужскую дружбу, он попал под влияние австрийского дипломата Меттерниха, который беззастенчиво пользовался его доверием. Проавстрийская политика России — как результат. Но последовал договор Франция-Австрия и Нессельроде прозрел. К сожалению, все мы учимся в том числе и на своих ошибках.

Да, как настоящий дипломат, он склонялся к компромиссам и умеренности, стараясь решить острые вопросы миром. Но обвинять его в этом как бы и… странно? Дипломат все-таки, и это его работа — говорить и договариваться.

Что с Нессельроде все не так однозначно, я окончательно поняла, прочитав одно из его писем к барону Майендорфу. Мне крепко запомнилась одна фраза, звучавшая, как предсказание или даже пророчество:

«…Мы оказали большую услугу Европе: со временем ее поймут и примут, как всегда принимают с жадностью нашу помощь во время крупных социальных кризисов; но нам никогда не будут благодарны, ибо благодарность перед Россией и ее государями стала тяжестью, которая обременяет всех. Нас лучше ненавидеть без причины, чем отплатить нам добром».

Такие слова мог написать только русский по духу человек, глубоко переживавший за судьбу Отечества. А сказанное им, между прочим, регулярно сбывалось и продолжает сбываться…

Причину, по которой он хотел меня видеть, я не представляла себе. Ни единой мысли! Значит, узнаю завтра — обессиленно упала я на подушку после всех вечерних процедур.

Сил не было даже на то, чтобы подумать о решении в мою пользу, вдруг и внезапно принятом Фредериком Августом.

То, что он оказал помощь женщине, выглядело как поступок единственно верный для человека порядочного. Я даже жалела его — все-таки тяжело пришлось. Даже если веса того во мне килограмм сорок-пятьдесят… все равно это, как тащить на себе мешок с сахаром. Еще и не на спине, а на весу.

Но это говорил во мне тот мой менталитет. А здесь?

То ли я уже потихоньку врастала в эти реалии… но где-то на уровне интуиции событие сие воспринималось, как крайне нежелательное для моей репутации. Нарушающее приличия точно, а к ним здесь относились внимательно и ревниво.

Но гадать почему он все-таки решился и когда именно, я не стала — бессмысленно. Мы понятия не имеем как идет процесс принятия решений у мужчин, какими неведомыми путями? Или даже немыслимыми.

Поэтому не стала ломать голову и почти сразу уснула.

Моя повседневная форма пришла в негодность. Временную или постоянную, сейчас было уже не важно, и Ирма упаковала меня в кисейное голубое платье. Плела косу, кантовала меня, шнуровала… а я в это время досыпала, вяло и с опозданием реагируя на просьбы и даже команды.

Завтрак на общей кухне еще не был готов, да и есть спросонья пока не хотелось. Но получалось, что снова я неизвестно сколько времени буду голодать.

— Может вам предложат там чаю, — осторожно предположила Ирма, — дом министра славится своей кухней даже в Европах.

— Дом? А разве его дом здесь, не в Петербурге? — удивилась я, — и потом… меня приглашают к себе домой? Не в служебный кабинет?

— Не могу знать, — то ли замялась, то ли стушевалась горничная, — а только сейчас здесь весь Двор. На дачах и семейство Карла Васильевича. Да и супруга его статс-дама при императрице… Думаю, вас не задержат надолго, а я буду ждать здесь с едой, Таисия Алексеевна.

Я озадаченно задержала на ней взгляд. Вот так непривычно многословно и будто оправдываясь, люди говорят, зная за собой вину. Она же слова лишнего обычно не скажет. Но поделилась тем, что знала — уже спасибо.

— Спасибо, Ирма. А пока просто дай мне воды.

Выходить из дому совсем натощак было глупо. Светка держала во всех карманах сушки, просто на всякий случай — ее беременный организм голода не переносил. В желудке должно быть хоть что-нибудь… даже если просто вода.

К Кавалерскому домику подали небольшую карету. Сойти с крыльца и подняться в нее мне помог все тот же худой мужчина. Сам он сел на козлы рядом с кучером.

Проехав по городу куда-то в сторону будущего вокзала, мы остановились возле небольшого особняка. В наши годы он не сохранился, такого здания здесь я не помнила.

— Прошу вас, — подал мне руку «писарь».

— Благодарю вас. Карл Васильевич ждет меня здесь? — огляделась я и поняла, что мне все нравится — и дом, и цветники вокруг, и погода.

— Вас ожидает его супруга — Мария Дмитриевна.

— Оу!.. — споткнулась я на ровном месте.

— Осторожнее! — подхватил меня под руку мужчина.

И правда… он же сказал — Нессельроде, а дальше я уже сама…

И вот это уже… горе мне, горе… Знала бы — ночь не спала. Хорошо, что есть минутка на подумать, а не по факту огорошили.