Фрейлина (СИ). Страница 44

«Красавица в самом широком смысле этого слова, и даже подле такой выдающейся красоты, какой отличались все члены русской царской фамилии, она все-таки производила чарующее впечатление».

И тут уже без шансов для Константина. Огромной силы первое чувство, любовь с первого взгляда. А какие слова о ней в его дневниках и письмах! Куда там Соломону с его Песней!

Какое-то время он даже будет счастлив, родятся дети, но постепенно, постепенно… ко всему, его жена еще и ударится в спиритизм. Его еще называли «столоверчением». Даже ребенка из-за этого потеряет — случится выкидыш.

Другой слабостью великой княгини были дела амурные. Красавица оказалась любвеобильна, при этом увлекалась как мужчинами, так и женщинами. Ее дружбе с фрейлиной Анненковой приписывали провокационный характер. Злые языки поговаривали, что во время своего отдыха в Швейцарии великая княгиня оказалась замешана в неприятной истории. Якобы, чтобы замять ее, пришлось отслюнявить крупную сумму матерям девочек 14 и 16 лет.

Простить такое Константин уже не смог. Тут и появилась молодая актриса, вторая семья и дети в ней. Все эти дрязги мешали нормальной жизни и карьере. В конце концов, полупарализованный, он окажется на попечении жены, которая не даст ему видеться со второй семьей и станет напоказ злорадствовать по этому поводу. Ну и отхватит, в конце концов…

Все зло мира от баб?

В этом случае не поспоришь.

Сейчас трудно представить Константина таскающим жену за волосы и лупящим тростью, но так будет. Все будет — несчастливый брак, вторая семья, конфликт с племянником по этому поводу, конец карьеры, инсульт… Коту под хвост все, что жизнь щедро обещает ему сейчас — с его-то способностями, возможностями, амбициями. Но что-то он, конечно, успеет, что-то сделает.

Утром я проснулась поздно, никто меня не будил, и даже кот не явился. Немилосердно давило на мочевой, и я буквально скатилась с кровати к горшку. Пришлось пересидеть какое-то время на полу — пошла кругом голова. Последствия сотрясения еще сказывались.

Поев картошки с вареной рыбой под белым соусом — постный день… я села шить повязку для Ильи Ильича. Будет он носить ее — нет… Но, раз обещала, я делала. Все равно заняться было нечем.

Я не стала делать ее круглой, как у Потемкина. Выкроила продолговатой, чтобы не мешала глазу. Шила, сидя у бюро — у окна светлее. И даже не оделась толком — на сорочку набросила капот, подвязав поясом и вступила в кожаные тапочки.

К обеду повязка из хлопчатой ткани черного цвета была готова. Я бы сделала ее светленькой, но что-то засомневалась… Настроение постепенно портилось — перспектива вынужденного безделья не вдохновляла. А еще неясно, что там теперь с будущим.

До этого дня я буквально захлебывалась новыми впечатлениями, тонула в эмоциях — разных. Сейчас же, ввиду незавидной все-таки похоже перспективы… Глядя на поднадоевшую обстановку вокруг, я уже понимала, что даже «годная», по словам маменьки, прислуга идеальной мою жизнь здесь не делает. Терпимой — да. Может и правда пора такую жизнь менять.

И со страшной силой захотелось вдруг той — примитивной домашней бытовухи. Чтобы стиралка крутила, телевизор светился, часы тикали, холодильник гудел. Но прогонять тоску я умела, погнала и сейчас. Еще бы поесть… проголодалась я ужасно, еле дождалась, когда Ирма пойдет за обедом.

А пока решила сходить к Ане — шевельнулась совесть. Вдруг заболел человек? На острове ее не было ни с нами, ни с отцом.

Но она не болела, а так же, как и я, сегодня оставалась «дома». Жилые помещения практически не отличались, только на полу у нее лежали два узких коврика — у кровати и в ее ногах. В вазочке голубой глины стояли какие-то цветы в тон, да покрывало на кровати выглядело мягче и богаче.

— Анни… — начала я.

— Папа́сделали предложение относительно меня, — перебила она, — полагаю… вскоре состоится помолвка.

— А… ам… ну! — давилась я словами, — поздравляю тогда!

— Благодарю, — чопорно ответила Анна, глядя на меня подозрительно блестящими глазами.

— Ты знаешь жениха? — осторожно поинтересовалась я, — если честно… мне казалось, что с графским титулом и возможности твоего брака станут более перспективными. Немного подождать…

— Он тоже граф. Папа́и бабушка считают, что еще не стар… он друг отца. Таис! — всхлипнула она, заламывая руки: — Я не буду с ним. Я… у меня…

— Господи… ты хоть топиться не ходи, — поежилась я.

— Не стану, не беспокойся, — вытерла она глаза и нос: — Как ты провела время на даче?

— Ой, брось это, Анни! — отмахнулась я, — иди сюда!

Мы с ней пообнимались и еще поплакали вместе. Последнее время у меня это легко получалось.

— Ты ела? — спросила я, — а то я вот голодна, как волк, а Ирма где-то ходит.

— А вот… — обернулась она на звук, — Стеша и несет обед. Да только я настолько не в аппетите…

— Да поешьте вы уже, барышня! — гаркнула на Аньку тучная девица в форме горничной, — хоть вы вот ей скажите — помрет же с голоду-то!

— И правда, Ань… сейчас, как никогда, тебе нужны будут силы.

— Силы… — смотрела она покрасневшими глазами. Под ними отеки, а веки, как гусеницы…

— Да, пожалуй… мне нужны будут силы. Иди к себе, Таис, я хочу подумать.

— Барышня! — взвыла опять Стеша.

— Давай, я поем. Что у нас сегодня? — присела Анна за столик.

— Так щи пустые, день-то постный? — расставляла горничная на столе еду. Сняла крышку с миски со щами…

Новое незнакомое состояние скрутило меня сразу и внезапно — желудок сжался в комочек, по телу пополз влажный холод, из желез хлынула в рот слюна.

Я замерла, глядя на Анну и давя в себе желудочные спазмы.

Она уже ела, ни на кого не глядя и зачерпывая ложкой быстро и решительно. Взмахнув рукой, я быстро вышла на крыльцо. Сплюнула и глубоко задышала всей грудью, оглядываясь со страхом, как загнанный волк — куда бежать, что делать?

Моя Светка роскошно перенесла обе беременности. Ни тебе токсикоза, ни остальной ерунды. И только капуста… Ее обязательно выворачивало наизнанку от запаха вареной капусты.

И будто открыл кто глаза…

Мозг собирал в кучу косвенные признаки — скудные выделения, болезненная грудь (не от корсета, получается?), утомляемость, жор, перепады настроения, слезливость. За неделю здесь я наплакала лет на десять там.

Тянуло то ли рыдать, то ли сатанински хихикать. Стоя под летним солнцем, я дрожала от внутреннего холода и терла руки, не в состоянии их согреть.

Но как это может быть? Я же ничего такого не планировала!

Глава 23

Спрятаться бы, залечь где-нибудь… отключиться на время, а то голова лопнет.

Но в доме Ирма и капустные щи — нельзя. И никуда нельзя — я не одета. Взгляд упал на густые заросли сирени у крайнего домика… я медленно шла туда, как зомби — забиться в них, как смертельно раненая собака и окончательно сдохнуть.

— Барышня! Да стойте же, барышня! Беда…

Я обернулась.

— Илья Ильич… немного не до вас. Простите сердечно… присяду я, посижу немного, — у стены за углом очень кстати обнаружилась узкая лавочка — ноги плохо держали. Я шагнула к ней и села. Растерянно оглянулась, узнавая и не узнавая место с этой стороны.

— Опять вы словно бы не в себе, Таисия Алексеевна. Заговариваетесь. Потому не отступлюсь, простите уж и вы меня. Да только снова вытаскивать вас из воды нету никакого моего желания. Не зря видать приглядывал…

— Спасибо. То есть… это вы меня вытащили? — доходило, как сквозь вату.

— Да вот как сейчас, так и тогда вы шли — будто неживая. Решил следом пойти и вышло, что не зря. Думал было — не поспел, да обошлось.

— И поблагодарить тебя нечем, — горько констатировала я, — ни копеечки на руках.

— Матушка ваша… вот же он, — сунув руку в карман, вытащил он золотой и попробовал его на зуб: — Каков, а? Вот и улыбнулись… вот и ладно. Все ладно будет, барышня. А нужна копеечка, так вот она — держите, — совал он мне в ладонь монету.