Фрейлина (СИ). Страница 27

— Он может недооценивать всю серьезность военной угрозы. И потом… любая война, это результат ошибок политиков. Среди них нет глупцов — должность не позволяет, но войны были и будут. Потому что кто-то недооценил угрозу, кто-то не готовился всерьез, кто-то переоценил себя. Карл Васильевич ведет свою — тихую войну, оттягивая неизбежное. А у вас, Константин Николаевич, уже есть если и не власть решать — как у государя, то нужные рычаги, чтобы надавить… и начинать уже готовиться к настоящей войне. И ответить в случае нападения соответственно, а не простить бриттам очередного Грибоедова. Или уже Крым… потому что не готовы были к войне. Но если там будут точно знать, что мы к ней готовы, то ее может и не случиться, понимаете? Это лучший вариант, идеальный. Вот такие у меня соображения. Ну скажите уже — они совсем глупые, или какое-то зерно истины в них все же есть?

— Ваш взгляд со стороны… — начал Константин скептическим тоном.

— Я устала, простите. Не хочу больше спорить, не могу доказывать, когда не хотят слышать. Не мой уровень — отлично я все понимаю.

— Я настаиваю на приглашении на чаепитие, Таисия Алексеевна, — вдруг сменил он тон на резкий и даже властный: — Отказать мне в такой малости вы не можете. Обещаю — никаких разговоров больше о политике. Просто чай и сладости.

— Хмм… — усмехнулась я, — а мне тут Петр Пантелеймонович настоятельно советовал мясо. Грозил чахоткой если что. Уж лучше я к себе.

— Значит, будет вам мясо, — дернул эполетом высочество, — мне неловко перед Елизаветой Павловной — мы заставили ее ждать.

Приказ есть приказ. Дальше мы молча поднимались от залива к Адмиральскому домику. И единственное, что он еще сказал: — Не судите строго, это временное мое пристанище. Бываю здесь крайне редко.

Во дворе нас действительно ждали — стройная дама средних лет в зеленом бархате и с портретом императрицы на правой стороне груди. Ну и вечно улыбающийся Загорянский — как без него? Я кашлянула…

Высочество вежливо извинился:

— Прошу прощения, Елизавета Павловна, мы задержались с Алексеем Федоровичем. Романс Таисии Алексеевны прекрасен, но петь его будет кто-то другой… это интрига и я жду с нетерпением.

— Спасибо, Ваше высочество, — пробормотала я, — доброго дня, Елизавета Павловна, примите также и мои извинения. Где бы я могла вымыть руки?

— Вымыть руки можно в доме. Прошу, — развернулась и пошла женщина к двери.

Нас встретил там и, выслушав пожелание, проводил до очередных дверей мужчина лет сорока в матросской форме.

— Мне неловко… — тихо бормотала я уже в отдельной комнатке, намывая руки у рукомойника: — Но не могу ли я как-то избежать этого чаепития? И еще одной длинной лекции. Константину Николаевичу нравится мое умение внимательно слушать, но еще одного рассказа о нашей политике в отношении Великобритании я просто не вынесу. И простите… мне нужно на горшок, — закончила я слезливым шепотом. Это была единственная правда.

— Ты на самом деле не желаешь общества Его высочества? — помолчав, спросила дама, подавая мне полотенце. Роль хозяйки дома, где нет женской прислуги, очевидно предполагала и такое.

— Как это возможно⁈ — прошептала я, — но общество Ольги Николаевны для меня предпочтительнее.

— В таком случае…

Мы вышли в скромную небольшую залу к мужчинам. Здесь и правда был накрыт стол. С нарядной скатертью, самоваром и разными вкусностями. Пахло бесподобно, и особенно ярко — сдобой и свежесорванной клубникой. Загорянский уже разливал чай, сидя за столом. Взглянул на нас, смотрел… Константин стоял у окна. Улыбнулся и хотел что-то сказать… но его опередила статс-дама:

— Угощайтесь пожалуйста, Константин Николаевич, Сергей Фаддеевич. К сожалению, мы с фрейлиной Шонуровой не сможем составить вам компанию — задержались вы изрядно. Мы нужны вашей сестре, Ваше высочество… необходимы, — с нажимом добавила она на его попытку что-то сказать и движение к нам.

Зато не смолчал Загорянский:

— А как же карты⁈ Я приготовил карты. И даже британских колоний, Таисия Алексеевна. Да и Прохор уже послан за мясом.

Я закусила губу, взглянув на Елизавету Павловну. Стоя рядом, она незаметно погладила меня по спине, успокаивая.

— Очень жаль, но… увы.

Высочество кивнул, пристально глядя на меня и пообещал:

— В следующий раз, Сергей… обязательно.

Когда мы поднимались быстрым шагом к Коттеджу — мне припекало, женщина сказала ровным голосом:

— Очевидно же, Таисия, что Его высочество в тебе заинтересован.

— Не в том смысле, как это может показаться, поверьте мне.

— Позволь мне судить, — вежливо отрезала она, продолжив: — Насколько я знаю, у государыни планы на тебя, как и у твоей матушки. Возможно, стоит ускорить их, если ты не уверена, что устоишь. Красивый мужчина, сын императора… но я бы не советовала. По-матерински не советовала.

— Давайте ускорим, Елизавета Павловна. Совместных с Его высочеством планов у меня нет, — согласилась я.

В конце концов, пора уже увидеть жениха.

Глава 15

Возле Коттеджа, недалеко от беседки, качалась на качелях Варя Дубенская, а помогала ей, подталкивая, Анна. Она стояла спиной и меня не видела.

В просторной круглой беседке, почти скрытый с нашей стороны плетистыми розами, кто-то сидел. До нас донесся деликатный мелодичный смех Ольги, а потом и мужские голоса. Разговор шел на немецком.

— Мы не можем пройти мимо, показав спину. Подойдем ненадолго, — велела статс-дама.

Мы подошли для приветствия, и я не пожалела — интересное зрелище. Уютная беседка вся в цветах и яркая компания в ней. Молодые, красивые. И только один из мужчин и Окулова выбивались из общей картины своим возрастом, но не настроением и нарядом.

— Таис! — встретила меня Ольга возгласом, — так ты будешь петь для нас? Кстати… ты желала знакомства с Карлом Вильгельмовичем — прошу.

Навстречу нам с Елизаветой Павловной встал высокий молодой мужчина в синей военной форме. И, наверное, я понимала сейчас Ольгу. Да и его, собственно, тоже — причины, поводы…

Очарование его улыбки было, как говорится, неоспоримо, да и внешность приятная. Волосы, правда, завиты слишком круто и немного странно — при гладкой макушке кудрями на висках. Но сильно его это не портило, из образа не выбивалось. Мода и не такое вытворяет, а у них там, значит, носят вот так.

Но что я видела первый раз здесь — он был в корсете. Так-то… тогда их многие носили — вынуждала мода на тесные сюртуки. Но обычно делали это полные люди. Да и то, пока сами еще не привыкли к нарастающему животику — мужчину, как известно, ничего не может испортить. Хотя уже и не уверена, что только полные… фигуру это и правда красило — узкие бедра и тонкая талия кронпринца красиво переходили в тренированный торс и широкие плечи.

Как начинающую поэтессу (да простят меня все там), меня представили и остальным мужчинам — тому самому гофмаршалу Бобринскому и обер-гофмаршалу Шувалову. Оказалось, что оба графа отвечают за организацию церемонии и всего празднования. На круглом столике беседки лежали бумаги и писчие принадлежности. Похоже тут шло последнее совещание.

— Фредерик Август цу Гогенлоэ-Ингельфинген, — представила Ольга последнего мужчину — голубоглазого, рыжеватого, лет тридцати. С аккуратными бакенбардами до подбородка и небольшими усиками.

Тоже в завивке и корсете под военной формой. И тоже очень интересного внешне, хотя Бобринскому он проигрывал, как и Дубельту… Кажется, сейчас я понимала, почему мысленно сравнивала всех с ним — он первым тут произвел на меня настолько сильное впечатление. И, кажется, воспринимался теперь эталоном. Ну и мрачность на молодом лице… нетипичная. Загадочная, таинственная? И опасная, кажется, для меня. Слишком часто о нем думаю, вспоминаю в неподходящий момент…

Фредерик Август… цу?

Я нечаянно зависла, соображая — не послышалось?

— Вы что-то хотели сказать, спросить? — вежливо поинтересовался мужчина.