Разрушенные клятвы (ЛП). Страница 44

Я приподнимаю пальцы к губам, вспоминая, как он целовал меня, каждое прикосновение было наполнено нежеланным, но неодолимым желанием. Это было неизбежно, и гораздо лучше, чем в моих воспоминаниях.

— Прости меня, — шепчу я, желудок переворачивается. Я не должна была хотеть его так, как хотела, не должна была поддаваться желаниям, которые больше не должны были существовать. Даже вкус ментола вывел все спрятанные чувства на поверхность, оставив меня отчаянно жаждущей его. Я ненавижу себя за это — больше, чем он когда-либо узнает.

Глава 40

Зейн

Глубокая, укоренившаяся боль разрастается из сердца по каждому нервному окончанию, и никакая физическая работа не способна ее заглушить. Ничто не может отвлечь меня от нее.

Я счастливее с Клифтоном, чем когда-либо была с тобой, Зейн.

Ее чертов голос в моей голове. Каждую секунду, каждый гребаный день. Сегодня — особенно громко. Эта сучка. Я ненавижу, как красиво она выглядела. Ненавижу, как она ощущалась в моих руках. Ненавижу ее вкус. Ненавижу каждую деталь, связанную с ней. Но больше всего я ненавижу то, как сильно я ее все еще хочу.

Если она правда думает, что выйдет за Клиффа… Я закопаю этого ублюдка под мамиными любимыми розами, прежде чем позволю ей идти к нему под венец.

— Я так и думала, что найду тебя здесь.

Я напрягаюсь и медленно оборачиваюсь. Бабушка лениво прислонилась к одной из колонн в моей обсерватории.

— Бабуля, — бурчу я, удивленный ее появлением.

Она улыбается так невинно, что любой посторонний мог бы принять ее за добрую, милую старушку. Но я-то знаю, кто передо мной. Она — не бабушка в традиционном смысле, а настоящий матриарх, хищник в пастельном костюме.

Она поднимает корзину для пикника и чуть наклоняет голову.

— Я испекла печенье и кое-что еще принесла. Пообедаешь со мной?

Я вздыхаю и начинаю снимать садовые перчатки, мысленно моля о минуте тишины, чтобы просто… побеситься в одиночестве. Я не был так зол уже много лет. Эта ярость сжигает меня изнутри, разрывает на части. Я не могу решить, хочу я уничтожить Селесту или просто трахнуть ее так, чтобы она не смогла ходить. Скорее и то, и другое.

— Конечно, — выдыхаю я, голос выдает нежелание, но бабушка, кажется, только забавляется.

Она расстилает одеяло прямо рядом с мамиными розами, ее лицо остается подозрительно спокойным.

— Садись.

Я подчиняюсь. Отказывать ей, пока она еще спрашивает вежливо, — глупая затея.

— К чему это удовольствие? — пытаюсь добавить в голос тепла, но по ее взгляду понимаю, что провалился.

— Разве я не могу просто пообедать со своим внуком?

Я прищуриваюсь, подгибая ноги под себя. Сначала парни устроили мне чертову интервенцию, а теперь бабушка? Насколько же очевидно, что эта помолвка выбила меня из колеи?

Бабуля протягивает мне печенье, и я на секунду зависаю, вспоминая тот день, когда понял, что Сиерра и Селеста стали подругами.

Сиерра зашла в дом с контейнером, наполненным бабушкиным печеньем. Обычно она лишь дразнит меня ими и уходит, но в тот раз… Она усадила Селесту за стол, налила ей чай и протянула печенье.

Я никогда не видел ничего подобного. Сиерра практически ведет партизанскую войну, чтобы заполучить эти печенья, но вот она, протягивает одно Селесте, с радостным выражением лица, словно надеясь, что Селесте они понравятся так же сильно, как и ей. У меня не хватило духу сказать ей, что Селеста не любит сладости вообще.

— Однажды бабушка испечет их и для тебя, — пообещала Сиерра с уверенностью, — И когда она это сделает, я буду сражаться с тобой за каждую крошку… а пока, возьми мое.

— Зейн?

Я моргаю, осознавая, что бабушка смотрит на меня, в глазах проскальзывает тревога.

— Спасибо, — бормочу, запоздало откусывая кусок. Печенье абсолютно безвкусное. Все во мне отравлено горечью.

— Что с тобой, милый? Что ты делаешь здесь среди недели? Почему не на работе?

Потому что, куда бы я ни пошел, везде — только прошлое. В офисе — Лили. В доме — Селеста. Я переделал весь дом после разрыва, но даже этого оказалось мало, чтобы стереть ее.

— Просто взял выходной, — отвечаю ровно. — Голова болела, решил, что свежий воздух поможет.

Бабуля приподнимает бровь.

— Головная боль? — переспрашивает она, ее голос источает скепсис. — Значит, теперь мы называем Селесту Харрисон «головной болью»? Что ж, весьма точно.

Мои глаза резко поднимаются на нее, но бабушка лишь весело ухмыляется, раскладывая сыр и крекеры, будто ничего странного не происходит.

— Чаю? — спрашивает она, поднимая термос.

Я киваю, не зная, что еще сказать. Что она вообще здесь делает? Что-то в ее взгляде заставляет меня нервничать. Иногда она делает это — заставляет меня чувствовать себя пешкой в какой-то сложной игре, правила которой мне неизвестны.

Она протягивает мне тонкую фарфоровую чашку, на ней сверкает золотой герб Виндзоров.

— Зейн, — ее голос становится серьезным. Вся моя сущность напрягается, спина покрывается ледяной дрожью. Я не люблю, когда она так говорит. — Я хочу, чтобы ты прекратил атаковать Harrison Developments. Я позволила тебе делать это на протяжении многих лет, потому что не питаю симпатии к Эду Харрисону и думала, что это станет для тебя своеобразной терапией. Но теперь я начинаю сомневаться.

— Не прекращу, — мой голос звучит жестко, почти рывком.

Я даже не думал, что она в курсе моих действий, но, черт возьми, должен был догадаться. Она многое предпочитает не замечать, но почти ничего не пропускает.

Бабушка улыбается мягко. Обманчиво.

— Это прозвучало, как будто я спрашиваю? Я не спрашиваю, Зейн.

Я смотрю на нее, пытаясь раскусить, что у нее на уме. Безуспешно.

— Почему? — голос выходит резче, чем я рассчитывал. Я слишком близко к краю.

Она усмехается, и на мгновение в ее глазах вспыхивает знакомый огонек. Такой же, как у Сиерры.

— Потому что мы с Эдом пришли к соглашению.

Холодок пробегает по спине.

— Что?

Она протягивает руку, легким касанием поглаживает мою ладонь.

— Зейн, твоя злость — это лишь маска. Тонкая пелена, за которой скрывается боль. Пора сделать шаг вперед. Пора оставить прошлое позади.

Оставить? Как Селеста думает оставить меня ради Клиффа? Вот к чему все идет? Эд Харрисон проглотил свою гордость и пришел умолять ее за свою внучку? Это… подарок к свадьбе?

— Что он тебе предложил? — я почти рычу, злость прорывается наружу.

Бабушка спокойно делает глоток чая, выдерживая театральную паузу, а ее взгляд лениво скользит по моему лицу.

— Он предложил вернуть мне кое-что ценное. То, что я потеряла.

Я сжимаю чашку так сильно, что фарфор может треснуть.

— И что же он смог предложить такого ценного, что ты заключила сделку с самим дьяволом?

Она улыбается. Но ее глаза остаются холодными.

— Тебя.

Глава 41

Зейн

Мои пальцы сжимаются вокруг телефона, пока я читаю очередной заголовок в «The Herald», и внутри все переворачивается от отвращения. Свадьба века — так они озаглавили статью о свадебных планах Селесты.

К счастью, нам удалось убрать любые новости о ней из всех медиа, в которых у Windsor Media есть доля. Но «The Herald» — это совсем другая история. Их невозможно заставить замолчать. Каждая попытка выкупить издание проваливалась, и, похоже, им доставляет особое удовольствие писать о предстоящей свадьбе Селесты. Чертова падаль. Неделя за неделей они публикуют новую грязь, и, как последний идиот, я продолжаю читать эту помойку.

Я тяжело выдыхаю, заходя в дом бабушки на наш еженедельный ужин, но тревога внутри не утихает. С тех пор как она пару недель назад попросила меня оставить в покое Харрисонов, я весь на нервах. Я ненавижу не знать, что у нее на уме, что она затевает. В последнее время она слишком тиха, а это никогда не сулило нам ничего хорошего.

Когда я вхожу в столовую, там уже шумно. Бросаю взгляд по сторонам: Арес с Рейвен, Лука с Вэл, Дион с Фэй. Все три пары выглядят чертовски счастливыми. Обычно мне нравится видеть радость на их лицах, но сегодня... Сегодня это лишь напоминает мне обо всем, что я потерял.