Интервенция (СИ). Страница 46
Каково же было удивление Безбородко, когда он получил ответ императора:
«Время потяни, но от идеи конгресса не отказывайся. Сигналом принять предложение австрийцев станет успешный штурм Кёнигсберга. Краков для большого сбора дипломатов Европы считаю местом подходящим».
(1) Ламброс Кацонис — будущий знаменитый греческий адмирал на русской службе, корсар и самопровозглашенный король Спарты. Екатерина II подарила ему земли в Крыму, и с именем Кацониса связаны самые знаменитые места ЮБК, в том числе, Ливадия. Упоминаемые постоянно арнауты — одна из загадок истории. Почему так называли греков-пиратов, ясного ответа до сих пор нет. Арнаутами называли и албанцев-мусульман, терроризировавших острова Архипелага, и православных греков-корсаров. Уже в XIX веке слово «грек» окончательно заменило «арнаута».
(2) Рассказ о приключениях в Сибири и Джунгарии в 1711–1735 гг. Бригитты-Кристины Шерзенфельд и ее мужа Рената был записан в Москве англичанкой Вигор и включен в ее книгу. Добравшаяся до Стокгольма Бригитта-Кристина стала местной легендой. Ее джунгарский костюм из красного шелка попал в королевский музей. Его можно увидеть и сейчас в музее Ливрусткаммарен.
(3) Рука-протез от Кулибина — это наша выдумка. Однако известно, что Иван Петрович создал уникальную механическую ногу, которая всех удивила, но, как все его изобретения, не получила коммерческого воплощения.
Глава 18
Этот город с рождения готовился к обороне, он и возник из-за войны и для войны. Сперва замок рыцарей-крестоносцев, потом прилипившиеся к нему посады, обнесенные стенами, далее общая фортификация с равелинами, бастионами, Литовским валом и отдельной цитаделью, защищавшей вход в реку Прегель со стороны моря (1). С сотнями пушек — осадными и бастионными на крепостных лафетах, стоящими и в казематах, на открытых площадках-капонирах вместе с мортирами. Кёнигсберг столетиями набухал, как клещ кровью, защитными кольцами из земли и камня. Его укрепления считались в Европе неприступными, даря безопасность и спокойствие горожанам, а осмелившихся напасть лишали надежды на успех. Мне, моим солдатам предстояло опровергнуть это мнение.
Генералы из армии «Север» думали шаблонно, не верили в штурм. Прибывшие под стены столицы Восточной Пруссии полки не готовились к активным действиям, лишь к осаде — долгой, ленивой, расслабляющей. Устраивали лагеря, копали шанцы, ставили туры, размещали батареи, вяло постреливали по кенигсбергским бастионам без всякой системы, штурмовые лестницы не мастерили, осадных траншей не возводили. Флот болтался в заливе Фриш Гафф, не решаясь зайти в Прегель. Именно этого я и ожидал.
Как только прибыл под Кёнигсберг, сразу собрал совещание генералов. Устроились в шатре в прямой видимости от города. Мрачный, насупившийся, ощетинившийся жерлами орудий, он стоял на возвышенности, а мы располагались в низине, на небольшом холме с венчающей его ветряной мельницей.
— В городе запасов провианта на полгода. Вы собрались прохлаждаться тут столько времени? Думаете у нас оно есть? Шесть месяцев? До зимы? Залив-то замерзает, не забыли? — спросил я у понурых Никитина, Зарубина, Ожешко и адмирала Грейга, с которым только-только познакомился.
Адмирал, в отличие от остальных, был затянут в нарядный мундир, голову украшал аккуратный светлый парик с кокетливо загнутыми кверху кончиками у ушей, а шею — георгиевский крест на ленте. Он-то и ответил самым первым, причем, в куда более оптимистичном ключе, чем сухопутные «крабы» в походной форме, простоволосые и без орденов:
— У меня не получится ввести даже два линейных корабля в реку — ширина реки не позволит их развернуть. Только один смогу поставить боком, чтобы превратить в плавучую батарею. «Густав-3» или «София-Магдалена». Оба 74-пушечники. Но даже с одним готов потягаться на равных с фортом Фридрихсбург. Потом десант на лодках, прямо в самое сердце Кёнигсберга, при поддержке фрегатов, которые дойдут до первого городского моста.
— Утопия! — отмахнулся Никитин. — Городские кварталы окружены стенами. Батареи с капониров внешней линии фортификации превратят ваши корабли и десантные лодки в груду щепок. Вам мало гибели вашей бригантины?
Решительный Грейг еще до моего приезда попытался сунуться с одним кораблем в устье Прегеля. Бригантина смогла подняться вверх по течению лишь на версту. Ожили пушки форта и приречных бастионов. Корабль был уничтожен вместе со всем своим экипажем. Больше ста моряков погибли.
— Может, сжечь его ко все чертям? Как тогда, в Нижнем Новгороде, — внес свое предложение Ожешко.
Анджей был родом из Померелии, доставшейся пруссакам в итоге раздела Речи Посполитной. К ним он испытывал одну лишь ненависть и жалеть их не хотел. У меня же было иное мнение.
— Мы не будем сжигать европейские города. Нельзя давать врагам повод обвинить нас в варварской жестокости.
— А новомодные «ракетницы»? — встрепенулся Никитин.
— Картечью по каменному городу? Не выйдет, — закатал я губу генералам.
Все понуро замолчали, понимая, что подвели своего государя.
— То есть, сдаетесь? — спросил я с хитрой усмешкой.
На меня посмотрели с удивлением. Пришло время, как фокуснику, вытащить из рукава длинный шарф, зайчика, сюрприз. Или палочку-выручалочку.
— Александр Васильевич! Заходи!
В шатер прыгающей походкой ворвался Суворов. Шутовски со всеми раскланялся. Генералы армии «Север» его видели и в Москве, и на Оке, но не понимали моего трепетного отношения к этому маленькому задиристому всклоченному вояке. Конечно, они слышали о его решительных действиях в ногайских степях и о его назначении командующим армии «Центр» непонятно за какие заслуги. Поприветствовали сдержанно, с толикой удивления.
Суворов мне всю печенку проел, уговаривая дать поучаствовать в штурме Кёнигсберга. «Берлин, государь, от меня не убежит. Его мы, русские, уже брали, тут особой славы не приобретешь. С твоим-то размахом на мою долю столиц хватит. А вот взять такую крепость, как Кёнигсберг… Этакий случай выпадает только раз в жизни. Богом молю, возьми с собой!»
Если подходить формально, то в рассуждения генерал-поручика вкралась ошибка: в январе 1758 года русские войска без штурма и осады преспокойно заняли город, четыре с лишним года на шпилях вместо прусского орла висел наш двуглавый. Потом Петр III вернул Фридриху Восточную Пруссию. Теперь он же, то есть я — ха-ха — собрался забрать. Царь дал, царь взял — нормальная история, доверия не оправдали. А комендант крепости, фон Врангель, закусился. По слухам, приказал вынести на площадь свой гроб и сообщил солдатам гарнизона: «или хороните меня живым, или сражайтесь до конца». Почему он так сделал? Настолько предан покойному Фридриху, или его напугала судьба Стокгольма и Варшавы? Ответа нет, но факт остается фактом: ключи от города нам никто не вынес, крепость решила сражаться до конца. Не торчат ли за этим решением австрийские или французские ушки, Пиллау-то сдался как миленький?
Так или иначе, нам остается лишь штурм, и Суворов имел все основания ко мне приставать. Ну что с ним поделать? Пришлось брать. Пока ехали, время даром не теряли. Наметили вчерне план, сейчас нам предстояло его обкатать в привязке к реальной местности.
— Господа генералы! Попрошу к карте! — Суворов был в своем репертуаре и время почем зря тратить не желал.
Все подошли к столу и принялись в сотый раз изучать план фортификаций Кёнигсберга.
Город делился на две части рекой Прегель. Основная располагалась на правом берегу и была защищена вальным обводом в форме разностороннего треугольника. Его вершиной выступало Верхнее озеро, фактически разрывавшее единую линию куртин и бастионов. Оба катета этого условного треугольника (самый длинный представлял собой дугу) имели по восемь выступающих остроугольных равелинов, позволявших вести фланкирующий огонь. Все по науке, как завещал великий Вобан.
Заречные городские кварталы имели схожие укрепления и вдобавок форт Фридрихсбург. Штурмовать их не имело никакого смысла. В случае успеха мы город не захватывали, лишь могли приблизить свои батареи к центру Кёнигсберга и редюитам крепости. Таковых было три — кварталы Альштадт, Кнайпхоф и Лёбенихт, каждый был обнесен каменной стеной.