Интервенция (СИ). Страница 18

Виктория Арсеньева обернулась поражением. Он и все офицеры пали, сраженные залповым огнем. Щегарь принял командование на себя.

— Сигайте через изгородь! — Васятка, поднатужившись, перекинул раненого поручика через забор и бросился навстречу наступавшим шведам, во главе кучки таких же смельчаков, чтобы прикрыть ретираду роты.

Лейб-гвардейцы не зевали. Навалились со штыками наперевес на немногочисленных мушкетеров. Очень быстро всех перекололи.

Всех, кроме Щегаря. Старший сержант, перехватив свою короткую фузею наподобие дубины, ожесточенно крушил головы в «цилиндрах» с потешными султанами. В него втыкались штыки, но он словно не замечал острой стали. Крутился и крутился, весь залитый своей и вражеской кровью, сбивал с ног очередного сине-желтого, пока восемнадцатый — восемнадцатый! — удар не поверг его на землю.

Торжествовать победу у шведов не вышло. На них обрушился огонь егерей. Добежавшие до ограды люди Пименова буквально смели лейб-гвардейцев. Майор всаживал пулю за пулей, целя не в фигуру, а точно в голову. Пленных он брать не собирался. Сердце сдавила чья-то жесткая рука, дыханья не хватало. Ярость стучала в висках, но самообладания он не утратил.

Когда немногие уцелевшие сине-желтые бросились наутек, Сенька перепрыгнул через забор и кинулся к лежащему на земле Щегарю. Опустился на колени, обхватил друга руками. Из глаза выкатилась слеза: ему казалось, что сейчас оборвалась последняя ниточка, связывающая его с Косым Бродом, с родной уральской деревней.

— Ну как же так, Васятка⁈ Как же я без тебя⁈

— Живой я, живой! — вдруг прохрипел, едва разлепив глаза, очнувшийся старший сержант.

— Лекаря! Найдите мне лекаря! — заорал майор и прижал к груди окровавленное тело друга.

В главном зале для приемов в Королевском дворце в центре Стокгольма собрались все выдающиеся деятели Швеции — сам король, Тайный совет, министры и 349 членов риксдага. Все напряженно молчали, не позволяя себе даже кашлянуть, лишь переминались с ноги на ногу. Бледный как воск Карл XIII в аккуратном белом парике с косичкой, перехваченной бантом, нервно стискивал руки и не отрывал глаз от раскрытой настежь, резной с позолотой двери.

Сгустившуюся тишину разорвал гулкий звук печатных шагов. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Если бы собравшиеся не слышали, что эти шаги принадлежат одному человеку, они бы решили, что приближается военный караул. Для чего? Чтобы всех арестовать? Разогнать?..

В зал вошел офицер с суровым неулыбчивым, как у всех русских, лицом. Его мундир, потрепанный, со следами сажи и крови, ярко контрастировал с нарядными кафтанами сановных скандинавов. Его звание осталось неизвестным. Лишь белый крест на черно-оранжевой ленте немного ниже подбородка указывал на его непростой статус. Знающие люди в зале поспешили уведомить соседей, что сей орден в Российской империи выдается за выдающийся подвиг и что нынче в моде стало среди военных носить его не на бедре, а на шее в подражание своему царю, награжденному простым солдатским крестом. Знали бы они, за что получил свой орден бравый егерь!

Майор Пименов сурово обвел глазами толпу перед собой. Вызванный его появлением легкий шум моментально стих. Все ждали. Чего? Никто не брался делать предположений, но большинство понимало, что сейчас случится что-то страшное. Предчувствия их не обманули.

— Я и члены моего правительства искренне сожалеем о случившимся недоразумении. Виновные будут наказаны… — начал оправдываться Карл, но русский не дал ему договорить.

— Кончилось ваше время, господа шведы! Отныне вам не придется думать о войне, лишь о мирном созидательном труде! Так повелел мой император! — громко объявил майор Пименов, слегка запинаясь и сверяясь с текстом документа, который получил от Зарубина перед своим походом на Стокгольм. Его слова переводил заранее вызванный знаток русского языка.

— Мы готовы немедленно заключить мир! Я готов подписать…

Арсений Петрович, ранее смотревший поверх голов, перевел взгляд на молодого короля, показавшегося ему похожим на бабу. Косичка, бантик, жеманные манеры…

— Отныне шведская монархия объявляется упраздненной! Так потребовал наш царь, Петр Федорович. Быть по сему!

Последние слова майор выкрикнул, будто выплюнул в охнувшую толпу.

— Но как же… — залепетал Карл, но русский нагло его перебил.

— 24 часа на то, чтобы покинуть Швецию. Иначе я тебя пристрелю.

Эти слова вызвали в зале бурю возмущений, но сам король почему-то поверил в них безоговорочно. Он выбежал из зала, устремился в свои покои собирать вещи. Он все для себя решил сразу и окончательно — сегодня же он исчезнет из Швеции и отправится… Куда? Сперва в Данию, потом, возможно, в Берлин…

Возбужденные депутаты риксдага продолжали кричать, в руках замелькали обнаженные парадные шпаги.

— Это неслыханно!

— Мы этого так не оставим!

— Не спешите, не спешите, быть может, возвращается «эра свободы»? (2)

— Молчать! — гаркнул майор, и все поняли его без переводчика. Дождавшись восстановления порядка, он продолжил зачитывать царский ультиматум. — Правительство и риксдаг распустить! Армию и флот распустить! Сословия отменить! Провести внесословные выборы в новый парламент! Это собрание обязано принять законы об упразднении шведского королевства! О присоединении к Российской империи! О создании Шведско-Финляндского генерал-губернаторства! О передаче всего военного имущества и, в первую очередь, флота в ведение нашего Адмиралтейства. О переводе в казну всех рудников…

С каждым пунктом русского ультиматума атмосфера в зале все больше и больше наэлектризовывалась. Лица шведов выражали всю гамму чувств — от отчаяния до ярости.

— К оружию! Это оккупация!

Майор спокойно достал из кармана свисток и дунул. Резкий звук изумил собравшихся, но еще больше они опешили, когда в ответ на свист из коридоров, ведущих в зал, раздался грохот барабанов. В двери повалили русские солдаты — не в парадной, а в потрепанной походной форме, зато с примкнутыми к фузеям и мушкетам штыками. Их обветренные грязные лица, злые и беспощадные, пугали. Пименовский батальон не забыл о недавней гибели товарищей и был полон решимости заколоть любого, осмелившегося сопротивляться.

— Членам правительства остаться, все остальные… Вон! — отчеканил Арсений Петрович.

Штыки надвинулись. Барабаны продолжали выбивать дробь. Депутаты дрогнули и побежали.

— Мы члены Тайного Совета! Нам разрешили остаться! — заголосили братья Шеффер, а Ульрик добавил. — Я канслипрезидент!

— Этих не трогать! — устало махнул рукой майор.

Сырой берлинский вечер неумолимо сгущал тени, проникая во все щели средневековой крепости на Шпандауэрштрассе. Воздух во внутреннем дворе, окруженном высокими, глухими стенами, был неподвижен, тяжел от запахов нечистот и чего-то еще, едкого и железистого. Скорее всего запаха страха, запекшейся крови и близкой смерти. Тем не менее, сегодня здесь было оживленно, даже празднично, на свой извращенный лад.

Наспех сколоченные деревянные трибуны, устланные темным сукном, громоздились вдоль одной из стен. На них уже рассаживалась публика — не просто толпа зевак с улицы, а отборные зрители: офицеры гвардейских полков, чиновники из министерств, члены Тайного совета, несколько иностранных дипломатов, получивших особые приглашения, и неизбежные берлинские остряки и сплетники, жаждущие нового зрелища. Солдаты в парадной форме, с ружьями на караул, оцепили двор, их лица были бесстрастны, как и полагается на подобном мероприятии. Посредине двора, под тусклым светом факелов, зловеще чернела свежевыкрашенная виселица. Под ней, окруженный палачами в красных одеяниях, стоял низкий эшафот. Все было готово для траурной пьесы — оставалось дождаться актеров. И они не заставили себя долго ждать.

Внезапно над шумом голосов пронесся низкий гул, нарастающий с каждой секундой. Толпа на трибунах затихла, вытягивая шеи. У массивных ворот тюрьмы показался эскорт — кирасиры в начищенных до блеска доспехах, «гусары смерти» с вышитым серебряной нитью черепом на высоких киверах, — а следом за ними легкая коляска, запряженная парой быстрых коней. Это прибыл король.