Инженер Петра Великого 3 (СИ). Страница 33

Друзья! Ваши лайки мотивируют писать! Жмите ❤️

Глава 13

Ну и декабрь выдался! Мороз такой, что Нева раньше срока встала, а ветер с Финского залива пробирал до костей. Солнце если и выглядывало, то на пару часов, да и то словно для проформы — нисколько не грело. Строящийся город, присыпанный снегом, выглядел неуютно. По замерзшим рекам и каналам вовсю гоняли на санях, скрипели полозья, кричали возницы. А у меня в голове, помимо этого фейерверка, прочно засела наша с Брюсом затея с дезинформацией.

Подходила к концу вторая половина декабря, а с ней и 1704 год. Яков Вилимович как-то заглянул в мою казенную каморку, где я корпел над чертежами ракет для фейерверка, пытаясь приладить знания из будущего к тутошним реалиям. Вид у него был уставший.

— Петр Алексеич, изобретатель ты наш неугомонный, здравствуй! — с порога начал он, стряхивая снег с воротника. — Новости имеются, и, доложу тебе, презанятные.

Я отложил циркуль.

— И вам не хворать, Яков Вилимович. Просим к столу, чем богаты. Небось, про шведов чего принесли?

Брюс присел, потер озябшие руки.

— В самую точку, капитан. Наша сказка про «лапландский изумруд» такой переполох вызвала, сам удивлен. Мои люди из Стокгольма шепчут: шведская разведка на ушах стоит. Всех собак спустили на поиски мифических камней. Представь, какие средства тратятся, какие экспедиции в их северные дыры снаряжают! Говорят, сам король Карл приказал все вверх дном перевернуть, чуть ли не под каждым сугробом в Лапландии порыться. Лазутчики носятся как угорелые, друг у дружки сведения тянут, слухи плетут — обхохочешься. Словом, заварилась знатная каша. И если бы не твой поход тогда — вряд ли поверили.

Он так довольно ухмыльнулся, что и я не удержался от улыбки. Наша уловка, похоже, сработала отлично. Пусть копаются в снегу, пока мы здесь создаем бездымный порох. И слухи о моих «неудачах» с ракетами, дескать, весь пороховой проект — пустышка, тоже действовал как надо. Пускай думают, что мы тут только салютами баловаться способны.

— Это дело, Яков Вилимович, — кивнул я. — Чем дольше они за привидениями гоняться будут, тем больше у нас времени.

Хотя эта дезинформация и работала, что-то меня все равно грызло. Нехорошее предчувствие, будто кто-то невидимый постоянно сверлит затылок, отслеживает каждый мой шаг. Возможно, паранойя на фоне вечного напряжения, но отмахнуться я не мог. Интуиция подсказывала: расслабляться рано.

— Знаете, Яков Вилимович, — поделился я тревожными мыслями, — есть у меня чувство, будто кто-то уж больно пристально за мной присматривает. То ли старые хвосты, то ли новые «доброжелатели» появились.

Брюс сразу напрягся.

— Не без оснований тревожишься, капитан. Враг не дремлет, и люди у них тут имеются, это очевидно. Мы работаем, следим, да дело это не одного дня. А ты у нас фигура видная, так что держи ухо востро.

Вспомнилась Дарья Арсеньева, фрейлина из окружения Марты Скавронской. Эта, бойкая на язык, девица с неуемным энтузиазмом распространяла по двору любые слухи обо мне и моих «прожектах». И про «лапландский изумруд» трещала без умолку, и про мои «неудачи» с порохом, и про «невиданный фейерверк». На первый взгляд — обычная придворная болтушка, падкая на сенсации. Но что, если это ее образ, либо ее используют вслепую или вполне сознательно, как рупор для нужной им информации или дезинформации, направленной уже против нас?

— А насчет наших придворных сорок, — продолжил Брюс, будто читал мои мысли, — та же Арсеньева, например. Щебечет, как птичка, это да. Но сведений, что она с кем-то из недругов якшается, у нас нет. Хотя с нее глаз не спускаем. Уж больно она всем, что тебя касается, интересуется.

Тут постучали. Адъютант Брюса доложил, что его Государь срочно к себе требует. Яков Вилимович засобирался.

— Ну, мне пора, капитан. А ты работай. Государь посмеивается над нашей байкой про изумруд, да только результатов на поле боя требует по полной. Шведы, сам знаешь, в последнее время зашевелились, то тут, то там наши границы прощупывают. Так что оружие нужно как хлеб. Не расслабляйся.

Я проводил Брюса.

Не прошло и пары часов, как Яков Вилимович вернулся. Вид у него был встревоженный. Молча прошел к столу, плеснул себе воды.

— Плохи дела, Петр Алексеич, — вымолвил он. — Вернее, не то чтобы совсем гибель, но… Есть одна новость, которая мне очень не нравится.

Я аж подобрался.

— Что стряслось?

— Помнишь, мы, чтобы слухи про «лапландский изумруд» подогреть, несколько фальшивых камней подбросили? Зеленые стекляшки, хитро обработанные — издали вылитый изумруд. Раздали их через подставных людей купчишкам, будто те их из Лапландии привезли. Так вот… один из этих «изумрудов» пропал.

— Как это — пропал?

— А вот так, — Брюс нахмурился. — Купец, у которого он хранился, вчера вечером найден мертвым у себя в лавке. Ограбили дочиста, а камень, разумеется, исчез. Но хуже всего не это, а то, что купец по нашим сведениям, общался… с одной из дам, весьма близких к Марте Алексеевне. И незадолго до смерти он с ней виделся.

Да уж! Если это так, дело — дрянь. Если они так легко убрали купца из-за стекляшки, что им стоит добраться до меня, носителя реально ценных секретов?

Брюс тяжело вздохнул.

— Сам понимаешь, дело тонкое. Копать под ближний круг… тут надо действовать осторожно. Но то, что кто-то из них передает сведения шведам — это почти наверняка. И этот «изумруд»… боюсь, он всплывет где-нибудь в Стокгольме, как очередное «доказательство» наших «сказочных богатств». А тот, кто его туда переправит, получит свои тридцать сребреников.

Картина рисовалась, мягко говоря, безрадостная. А если они поймут, что это посто стекляшка? Додумаются до того, что их водили за нос? Что тогда предпримут?

Декабрь подходил к концу, на носу Новый год, мой злосчастный фейерверк, и, что куда важнее, нужно было продвигать «Проект Феникс». От него, по большому счету, зависело, сможет ли Россия играть в Европе заметную роль.

Моя «Опытная Инженерная Палата», как я громко назвал это начинание, понемногу становилась похожа на настоящую кузницу кадров. Люди шли и шли. Брюс слово сдержал — собирал отовсюду. Были тут и толковые ребята из Навигацкой школы, уже знакомые с математикой и черчением. Были мастеровитые мужики с заводов, с природной смекалкой, но грамоте обученные кое-как. Попадались и бывшие приказные.

Поначалу занимался с каждым лично, но быстро понял, что так долго не протяну. Людей было слишком много, а я один. Пришлось вводить некое подобие системы. Поделил всех на группы по способностям. Тем, кто поумнее, «головастее» — лекции посложнее, задачи покаверзнее. Тем, кто едва освоил грамоту, — начинали с азов, с простой арифметики. Главный упор, разумеется, на практику. Чертежи, расчеты, работа с измерительными приборами, которые мы сами же и создавали, — это должно было прочно войти в их головы и руки.

Но без проблем не обошлось. Среди тех, кто попал в «Палату», встречались и откровенные лодыри, и просто не слишком сообразительные, которым наука эта была чужда. Были и такие, кто пришел не за знаниями, а на теплое место и казенное довольствие. С такими разговор был короткий — вон без промедления. Времени на уговоры не было, и тащить этот балласт я не собирался. Чтобы отсеивать лентяев, ввел серьезные экзамены. Не сдал — можешь быть свободен. Кто-то обижался, кто-то ворчал, но другого выхода я не видел. Мне нужны были люди, готовые трудиться, учиться и рисковать.

Тех, кто действительно соображал, я потихоньку начал привлекать к текущим делам. И первым делом, конечно, к подготовке новогоднего фейерверка. Отличный шанс проверить их в деле, посмотреть, как они применяют знания, как работают в команде. Смешивать пиротехнические составы, снаряжать гильзы, собирать ракеты — это требовало точности, аккуратности и знания правил безопасности назубок. И, надо сказать, многие из моих «академиков» показали себя молодцами. Особенно радовала молодежь — глаза горели, энергия била ключом.