Инженер Петра Великого 3 (СИ). Страница 30
Но я уперся рогом. Маленькие, серовато-белые кристаллики гремучей ртути, которые удавалось получить после долгих мучений, я сушил с предельной осторожностью, буквально не дыша. Потом пробовал их на чувствительность — крохотную, с маковое зернышко, порцию клал на наковальню и легонько тюкал молотком. Ба-бах! Резкий, оглушительный хлопок, аж уши заложило, и маленькая вспышка. Это было оно! То, что доктор прописал!
Конечно, до создания полноценного капсюля было еще как до Луны пешком. Нужно было научиться получать гремучую ртуть стабильного качества и в нормальных количествах, разработать безопасную технологию ее прессовки в медные колпачки, подобрать состав для воспламенительной смеси.
Но… Ох уж это — но…
Глава 12
Я сидел на грубо сколоченной табуретке и тупо пялился на свое творение, отдыхающее на верстаке. СМ-1. Смирнов, номер первый. Сверкая свежей смазкой, с прикладом из темного ореха, который Федька выгладил до зеркального блеска, она выглядела… внушительно. Даже грозно. В этом времени, среди фузей и пищалей, она смотрелась пришельцем из другого мира. Я чувствовал какую-то отцовскую гордость. Она была понятна — столько сил, столько бессонных ночей, столько риска.
Я взял ее в руки. Тяжеловата, да. Зато в плечо ложилась как влитая. Передернул затвор. Тугой лязг металла. Звук, ласкающий слух любого оружейника. Только вот я был инженером с багажом знаний, который здесь казался колдовством. А этот багаж сейчас вопил благим матом.
Затвор… продольно-скользящий. Сколько мы с ним бились, вытачивая каждую деталь на станках, которые сами же и соорудили! Подгоняли напильниками, матерясь сквозь зубы, когда что-то не сходилось на волосок. Но что такое «волосок» для этого времени и что такое допуски для оружия под бездымный порох? Это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Обтюрация. Я мысленно представил, как мой нестабильный пироксилин вспыхивает в патроннике. Давление — чудовищное, не чета дымному пороху. И куда оно денется? Часть толкнет пулю, а часть неминуемо рванет назад, через все микроскопические щели между затвором и ствольной коробкой. Хорошо, если только опалит лицо и вышибет слезу. А если горячие газы ударят по глазам? Прощай, ясное зрение, здравствуй, мир на ощупь. Нет уж, увольте. И как мне удалось из него стрелять?
А боевые упоры? Эти два скромных выступа на теле затвора, которые должны удерживать его от полета в лоб стрелку. Федька старался, да. Но металл…
Мы брали лучшее, что могли достать. Но это было железо, хотя и хорошо прокованное. Оно не знало ни легирующих добавок, ни правильной термообработки по стандартам. Выдержат ли эти жалкие выступы тот адский рывок, который даст мой порох? А ведь мы столько уже угрохали стволов на испытаниях.
Ладно, допустим, случилось чудо (как тогда, в момент нападения). Затвор выдержал, газы не прорвались. А гильза? Ее же нужно как-то извлечь. Экстрактор, сиречь выбрасыватель я предусмотрел. Маленький такой, подпружиненный крючок. Но гильзу-то после выстрела раздует, припечатает к стенкам патронника. И этот кустарный экстрактор, выпиленный из того же сомнительного железа, скорее сам сломается, чем выдернет ее. Придется после каждого выстрела шомполом работать. Скорострельность, достойная будущего! Ага!
Теперь ствол. Охтинский. С казенного завода, лучший из лучших. Но и он железный. Да, стенки толстые. Но рассчитан он на дымный порох, на его относительно плавное, «бархатное» горение. А мой пироксилин — это же почти детонация! Резкий скачок давления, ударная волна. Этот «лучший» ствол разрывает на куски, как перезревшую тыкву. Осколками посечет и стрелка, и тех, кто рядом окажется. Веселенькая перспектива. И на испытаниях это было.
И калибр… Семь с лишним линий, почти восемнадцать миллиметров! Это же фузейный калибр! С дымным порохом — терпимо. Но с моим, бездымным, который по энергетике превосходит дымный в разы? Отдача будет такая, что и медведя с ног свалит (и как я в горячке тогда не почуствовал?). Какая уж тут прицельная стрельба? Удержать бы эту дуру в руках, чтобы она тебе ключицу не раздробила или плечевой сустав не вывернула.
А патроны? Это вообще отдельная поэма. Мой пироксилин. Каждая партия — сюрприз. То вспыхнет быстро, почти без дыма, как и положено. А то вдруг начнет гореть с каким-то зловещим шипением, готовый вот-вот рвануть. Стабильности — ноль целых, ноль десятых.
Латунные гильзы, которые мы с Гришкой тянули на самодельном прессе, обливаясь потом — тонкие, хрупкие. Их же просто рвет при выстреле. Или так раздувает, что потом из патронника не выковыряешь. А капсюли? Эта гремучая ртуть, которую я синтезировал, рискуя каждый раз остаться без пальцев, а то и без головы. То она дает осечку, то срабатывает от малейшего сотрясения. Снаряжать такие патроны — все равно что ходить по минному полю с завязанными глазами.
Магазин — коробчатый, на пять патронов. Выглядит современно. Только вот подача патронов — ручная. Это я так хитро придумал, когда понял, что с пружиной у нас полный швах. Все наши попытки сделать нормальную подающую пружину закончились либо поломкой самой пружины, либо тем, что она была слишком слабой, чтобы толкать патроны, либо слишком тугой, деформируя хлипкие гильзы. Так что стрелку приходилось после каждого выстрела вручную, каким-нибудь шпыньком, проталкивать следующий патрон на линию досылания. Пока стрелок будет этим заниматься, его противник успеет перезарядить свою фузею, подойти вплотную и дать по кумполу. Замечательная скорострельность, ничего не скажешь.
И вся эта конструкция собрана из деталей, выточенных на станках. Подогнано напильниками, «на глазок» и «на ощупь». Какие тут могут быть допуски? Какая взаимозаменяемость деталей? Сплошные люфты, перекосы, скрытые напряжения в металле. Эта СМ-1 — уникальный, штучный образец (мой самый первый я не рискнул пустить на испытания — дорог как память).
Я тяжело вздохнул и положил винтовку обратно на верстак. Нет, Смирнов. Ты, конечно, молодец, что довел дело до такого вот «изделия». Но это не оружие. Это, если называть вещи своими именами, красиво сделанная бомба с очень ненадежным запалом. Стрелять из «этого» — безумие. И если я сейчас попытаюсь продемонстрировать ее царю или Брюсу в действии, то, скорее всего, бесславно закончу свой путь «прогрессора» где-нибудь здесь, в этой пыльной мастерской, разлетевшись на куски вместе со своим «первенцем».
Я посмотрел на свой первый образец. То, что я сейчас целый и невредимый, и даже могу рассуждать о планах на будущее, — это не иначе как чудо. Или просто удача, которая иногда улыбается дуракам и безумцам.
Как оно вообще сработало?
Вспоминаю все это, и волосы на голове шевелятся. Это было не инженерное решение, это было какое-то шаманство, помноженное на отчаянное везение. Словно все звезды на небе в тот момент сошлись в одной точке и решили мне подыграть. Каждый элемент этой нелепой, опасной конструкции сработал на пределе своих возможностей, а то и за этим пределом. Любой другой исход был бы в тысячу раз вероятнее.
Кстати, про испытания. Мы ведь их провели. Собрали еще таких же «изделий», благо детали на них Федька уже наловчился точить. И около сотни патронов, стараясь воспроизвести ту первую, «удачную» партию. Результат был плачевным. Из десяти ружей семь вышли из строя после первого-второго выстрела. У трех разорвало стволы, у двух — заклинило затворы так, что их потом только молотком можно было выбить. Еще у двух затворы просто не выдержали и деформировались. И только три экземпляра кое-как отстреляли по пять-шесть патронов, после чего тоже пришли в негодность. А сколько патронов дали осечку или, наоборот, привели к слишком сильному, почти детонационному, выстрелу — я уже и не считал. Сам я при этих «испытаниях» присутствовал издалека, за мешками с песком.
Так что тот мой первый «боевой» опыт — это чистой воды аномалия. Исключение, подтверждающее правило. И это правило гласит: из такого оружия стрелять нельзя. Категорически. То, что мне тогда повезло, — это не повод для гордости, а повод для серьезных размышлений и полной переработки всей концепции. Чудеса случаются, но рассчитывать на них в таком деле, как создание оружия для армии, — это преступная халатность. Нужна предсказуемая система. Вот ее-то мне и предстоит создать.