Инженер Петра Великого 3 (СИ). Страница 26

Первым делом я, само собой, засел за чертежи нового цеха. Старый-то, который хотя и строил его по тогдашним моим понятиям, все равно был с косяками, которые в ходе эксплуатации вылезли наружу. Новый цех я решил не одной громадиной сооружать, а разбить на несколько отдельных домиков, чтоб друг от друга подальше, и каждый под свою задачу. Один — чтобы целлюлозу готовить, другой — нитровать, третий — промывать да устаканивать, а сушилки — так вообще на кулички, за валом земляным. Стены все — из камня и кирпича, если раздобуду столько, а не из дерева, как прошлый раз, нафиг-нафиг. Вентиляцию — по уму, с трубами высоченными, чтобы никакая гадость не застаивалась. Ну и, ясное дело, правила безопасности — чтобы на каждой стене висели и чтоб каждому работнику в башку вдолбить, как «Отче наш» (хорошо, что читать-писать умели почти все мои работники). Эта адская смесь ошибок не прощает, а я не собирался второй раз на те же грабли наступать, хватит уже.

Но главный вывод, который я сделал из всей этой ситуации был даже не про технологию, а про людей. Федька с Гришкой, при всей их природной смекалке, были исполнителями. А для такого опасного дела, как бездымный порох, этого было мало. Нужны были люди с головой, обученные азам наук, которые бы понимали, что к чему, а не тупо по бумажке делали. И где таких откопать в России начала восемнадцатого века? Да раз-два и обчелся.

Вот тут-то меня и осенило. Идея сначала показалась какой-то дикой, но чем больше я ее крутил в голове, тем яснее становилось — а деваться-то некуда. Надо было свою «шарашку» по подготовке кадров мутить, что-то типа ПТУ или, если уж губу раскатать, какой-нибудь НИИ при моей этой Инженерной Канцелярии. Вспомнилось, как я на Охтинском заводе, по сути, на коленке обучал своих учеников. Но там это было больше от безвыходности, а тут нужен был системный подход.

Я засел за бумаги, прикидывая, кто мне нужен. Во-первых, умники, которые владели языками — немецким, голландским, а то и латынью какой — книжки заморские технические переводить, всякие там мануфактур-уставы, чертежи. Без их опыта мы бы велосипед изобретали, а время-то поджимает. Во-вторых, чертежники, которые могли и подправить чего, и деталировку сделать (даже не представляю где таких искать). В-третьих, башковитые мастера из разных цехов — слесари, столяры, литейщики, кузнецы, кто готов учиться новому, осваивать хитрые станки и технологии. Ну и, конечно, молодняк с огоньком в глазах, может, из семинаристов или из дворянских недорослей, кто не боится руки запачкать и тягу к знаниям имеет.

С этим списком я и поперся к Брюсу. Яков Вилимович выслушал меня, покрутил в руках мои каракули, хмыкнул в усы.

— Затея твоя, капиттан, велика, не скрою, — проговорил он. — И хлопот с ней будет — не оберешься. Но, по делу-то, ты прав. Без своих ученых людей мы каши не сварим. Одними немцами сыт не будешь, да и не на всякую нашу нужду их сыщешь, а коль сыщешь — втридорога платить станешь, да еще не ровен час, все ли хитрости свои покажут. Пособлю, чем смогу. Людей поищем. И в Разряде поспрошаю, и по монастырям клич кликну, авось, и из-за моря-окияна кого сманим, из тех, кто не шибко родовит, да головаст.

И все завертелось. Пока в Игнатовском нанятые артели разгребали завалы и клали фундаменты под новые корпуса, я как угорелый мотался между усадьбой и Питером, выискивая будущих «академиков» для своей Инженерной конторы. Брюс слово сдержал — народец помаленьку стал стекаться. Были тут и бывшие приказные крючкотворы, которые и по-немецки шпрехать могли. И парочка толковых ребят из Навигацкой школы, которым на одних морских картах уже скучно стало. И несколько мужиков с Охты, которых я еще по старой памяти заприметил — головастые и до нового охочие. Даже один бывший священник отыскался, у которого, как оказалось, талантище был от Бога к чертежам да к этой самой перспективе (вот кого не ожидал найти).

Собрав всю эту разношерстную братию, я стал прикидывать, чему их учить. Ясное дело, никаких университетов я им тут создать не мог, да и на кой-оно сдалось. Главное — дать им базу, фундамент, который они потом сами могли на нем что-то строить. Арифметика с геометрией — без этого никак. Начальные понятия по физике, особенно по механике и оптике — чтобы дотумкали, как станки устроены, как ядра летают, как эти подзорные трубы работают. Азы химии, так, по-простому, для наших нужд — чтобы те же Федька с Гришкой примерно понимали (хотя им-то я все уже рассказывал, а оно вон как вышло), что там с чем реагирует и отчего оно грохнуть может. Ну и, само собой, черчение — чтобы могли любую конструкцию на бумаге грамотно нарисовать, со всеми размерами, допусками и разрезами.

Царь, как прознал про мои «академические» выкрутасы, сначала бровь поднял, но дал добро и даже деньжат из казны велел отстегнуть. Мало правда, но думаю одни самовары уже окупили мои хотелки. Он подгонял, армия пушки новые ждет, шведы могут зимой нагрянуть, а мы должны быть во всеоружии.

Время-то играло не за нас. Правда гнать лошадей в таком деле, как выковать новую техническую элиту, — это еще хуже может аукнуться, чем недавний бабах в Игнатовском. Тут надо было без суеты, шаг за шагом, кирпичик к кирпичику, строить фундамент для будущих побед. Ведь я мог не заморачиваться с СМкой и сделать простейшее ружье под черный порох, без всяких новшеств. Это бы выиграло с десяток лет, а то и больше. Но бездымный порох и мое ружье — это шаг на век вперед. Даже если враг украдет секрет бездымного пороха, то столкнется с проблемами масштабирования — а тут я мог победить. Уж мое-то послезнание играло на меня.

Дни неслись как угорелые. Я, помимо того что рулил стройкой да в Питере со своими новоиспеченными «академиками» возился, умудрялся еще и выкроить время просто пошататься по Игнатовскому. Именьице-то мне отвалилось нехилое, хотя и не золотые горы — леса, перелески, пустоши, да несколько деревенек с пашнями, которые по старинке обрабатывали замшелым трехпольем. И вот, пялюсь я на эти тоскливые поля, уже подмороженные и все чаще ловлю себя на мысли: порох порохом, пушки пушками, а без нормальной еды и сытого солдата хрен ты какую войну выиграешь.

Вид выжженной земли, как ни странно, не вгонял в тоску, а наоборот, какие-то дельные мысли наталкивали — про плодородие, про то, как эту северную, не особо-то щедрую землю заставить давать больше. В памяти всплывали какие-то ошметки знаний из прошлой жизни — про агрохимию, статейки про севообороты, дедовские байки, как они там у себя в деревне урожайность накручивали. И чем больше я про это думал, тем крепче становилась уверенность в том, что и здесь, в этом застрявшем в прошлом сельском хозяйстве, можно и нужно много чего поменять.

Первое, что просто напрашивалось само с собой — это допотопное трехполье. Пар, озимь, яровые — и так из года в год, из века в век. Земля выдыхается, урожая — кот наплакал, да и то, если с погодой подфартит. А ведь есть же четырехполка, с кормовыми травами, которые и землю удобряют, и скотине корм, а значит — и навоза больше, самого что ни на есть ценного удобрения. А если еще бобовые намудрить, которые азотом почву пичкают… Да тут же целая революция в сельском хозяйстве может случиться! Да, знаний у меня никаких по сути, только общие сведения, зато какие — революционные.

Ну и, конечно, картоха. «Земляные яблоки», как их тут кое-кто называл. В Европах-то ее уже вовсю трескали, а здесь — диковинка заморская, которой разве что царский стол украсить. А ведь это — второй хлеб! Сытная, урожайная, неприхотливая, растет там, где рожь или пшеница путного колоса не дадут. Одна только эта картошка, если ее массово сажать, могла бы проблему голода решить, которая то и дело тут высовывалась в неурожайные годы, да и солдатский паек можно сделать куда разнообразнее и питательнее. Я, конечно, помнил и про «картофельные бунты», которые в России позже случались, когда народ, по дремучести своей, пытался жрать ядовитые ягодки вместо клубней или просто не знал, как ее готовить. Значит, тут нужна была грамотная «пиар-кампания» — показать, рассказать, научить.