Инженер Петра Великого 3 (СИ). Страница 21
Лицо Эрика Андерссона исказилось. Маска благодушного торговца на миг слетела. Он явно не ожидал такого прямого и жесткого отпора от человека, которого его хозяева, по-видимому, считали потенциальным союзником, недовольным царской политикой. Улыбка на его губах, сменилась ледяной гримасой.
— Зря вы так, ваше высокопреосвященство, — произнес он, поднимаясь со скамьи. Его голос потерял вкрадчивость, в нем зазвучала неприкрытая угроза. — Очень зря. Отказ от столь щедрого предложения может иметь весьма печальные последствия для тех, кто вам дорог. Ибо пути Господни неисповедимы, а пути тех, кто служит интересам короны шведской, бывают порой весьма извилисты и опасны для строптивцев. И поверьте, найдутся в вашей пастве и другие, более сговорчивые и дальновидные пастыри, которые оценят нашу помощь по достоинству. Не вы первый, не вы последний, кто пожалеет о своей гордыне.
Он резко развернулся и, не прощаясь, вышел из кельи, оставив за собой тяжелый, гнетущий воздух. Дверь тихонько скрипнула и захлопнулась.
Митрополит Стефан Яворский остался один. Он хотел бы сообщить Царю о том, что вокруг Церкви бродят пришлые со злыми намерениями. Но тут же одернул себя. Петр слишком сильно давит на Церковь, лишил ее многих возможностей. Поэтому нет у митрополита надежды на Государя.
Он медленно опустился на колени перед небольшим аналоем с иконами, и долго, истово молился о России, о царе, о своей пастве, о том, чтобы Господь дал ему силы выстоять в грядущих испытаниях. Угроза, прозвучавшая из уст шведского лазутчика, была серьезной. Враг хитер, коварен и не остановится ни перед чем. И намек на то, что среди духовенства уже есть те, кто готов пойти на сделку с врагом, болью отозвался в его сердце. Борьба предстояла нелегкая с теми, кто готов был продать веру и Отечество за заморское золото.
Интерлюдия 2.
В небольшом, жарко натопленном кабинете недостроенного дворца, пропахшем табачным дымом и воском от бесчисленных свечей, нервно расхаживал сам Государь Петр Алексеевич. Его высокий рост и широкие плечи, казалось, едва умещались в скромных по сравнению с европейскими монархами покоях. Перед ним, у стола, заваленного картами и бумагами, с присущей ему долей развязности, стоял Александр Данилович Меншиков, светлейший князь, правая рука и ближайший сподвижник царя. Только что закончилось обсуждение идей капитана Смирнова. Восторги поутихли, и теперь разговор принял куда более серьезный и тревожный оборот. Брюс, Яков Вилимович, только что покинул кабинет, оставив после себя ворох донесений от своих «языков» из шведского стана.
Лицо Петра было хмурым, темнее осенней тучи. Он резко остановился перед Меншиковым, скрестив руки на груди.
— Слишком быстро, Данилыч, ох, слишком быстро они наши секреты пронюхивают! — прошипел он с плохо скрываемым раздражением. — Одно дело, когда идеи общие, что у всех на виду, на тех же маневрах аль при осадах подсмотреть можно. А тут — детали такие, которые и мне-то этот Смирнов, чертяка головастый, не сразу все выкладывает, все какими-то своими «опытами» прикрывается!
Петр подошел к столу, ткнул загрубевшим от работы на верфях пальцем в карту Ингерманландии, в точку, обозначавшую скромное имение Игнатовское, недавно пожалованное Смирнову.
— Вот здесь, — продолжал он, сверля Меншикова тяжелым взглядом, — он свои «опыты» ставит. Тайные, заметь, опыты! Об этом месте, Данилыч, знал только я, он сам, ну и Яков Вилимович, которому я строжайше приказал обеспечить этому его «огороду» такую охрану, чтоб мышь не проскочила. А теперь что выходит? Шведы, супостаты, будто чертежи оттуда прямиком получают! Как есть получают! Иначе откуда им знать про тот же порох, про который и мы-то с тобой только на днях толком услыхали?
Меншиков, всегда остро чувствовавший малейшие изменения в настроении государя и умевший держать нос по ветру, внутренне напрягся. Он прекрасно понимал, что царский гнев, если его вовремя не направить в нужное русло, может обрушиться на любого. Подозрение в государственной измене, да еще и в столь щекотливом деле, касающемся новейших военных разработок, могло стоить головы. Он с деланным удивлением вскинул брови.
— Помилуй, Государь, да как же это возможно? — возмущенно воскликнул он. — Уж не Яков ли Вилимович… того… промах дал? Аль люди его подкачали? Хотя, казалось бы, человек он бывалый, в таких делах толк знает…
Петр отмахнулся, снова заходив по комнате.
— Брюс тут не при чем, не темни. Он за Смирнова головой отвечает, да и предан мне, как пес. Тут другое, Данилыч, глубже. Мышь амбарная завелась, и сидит она, видать, где-то совсем рядом. Иначе как объяснить, что такие тайны, к которым доступ имеют единицы, так легко уплывают к врагу?
Меншиков нервно повел плечами. «Рядом», «в самом сердце» — могло означать кого угодно из тех, кто имел честь находиться в ближнем кругу царя. И его, Меншикова, в первую очередь. Он решил сыграть на опережение, попытавшись выведать у Петра больше подробностей, чтобы понять, насколько серьезна ситуация и не грозит ли она лично ему.
— Так что ж там такого сокровенного в этом Игнатовском, Ваше Величество, коль уж такие страсти кипят? — спросил он с самым невинным видом. — Какие такие «опыты» капитан Смирнов ставит, что они шведу поперек горла встали? Может, репу какую диковинную выводит, аль табак особо ядреный, что вражеским солдатам головы дурманит?
Петр остановился, метнул на Меншикова подозрительный взгляд.
— Когда придет время — узнаешь. Главное сейчас — эту мышь найти и хвост ей прищемить, да так, чтоб другим неповадно было! А то все наши победы могут прахом пойти из-за одного паршивого предателя!
В этот самый момент дверь тихонько приоткрылась, и в щель просунулась румяная, улыбающаяся физиономия Марты Скавронской, или, как ее все чаще называли при дворе, Екатерины. Она была на сносях, ее округлившийся живот уже не скрывала просторная домашняя одежда. В руках она держала запотевший кувшин с квасом.
— Простите, Петр Алексеевич, Александр Данилович, — мягким, певучим голосом проговорила она, входя в комнату. — Душно тут у вас, запарились, поди, от дел государственных. Вот, принесла вам кваску холодненького, домашнего.
Разговор мгновенно оборвался. Лицо Петра при виде Марты заметно смягчилось. Он подошел к ней, осторожно взял из ее рук кувшин.
— Спасибо, Катенька, спасибо, моя голубушка, — проговорил он с непривычной для него нежностью. — Как раз вовремя. А то и впрямь, голова что-то разболелась от этих дум тяжелых.
Меншиков, воспользовавшись моментом, отвесил Марте преувеличенно галантный поклон, в его взгляде, провожавшем ее округлую фигуру, промелькнуло что-то задумчивое. Ему не нравилась эта ситуация: беременная фаворитка, имеющая на царя все большее влияние, — новый фактор в сложной придворной игре, который нельзя было сбрасывать со счетов. Пока Петр с видимым удовольствием пил квас и что-то тихо говорил Марте, Меншиков стоял чуть поодаль, задумчиво поглаживая свой подбородок. Его мысли были не только о государственной измене. Тайна Игнатовского, ревниво оберегаемая царем, будоражила его воображение. Что если там Смирнов действительно создает нечто такое, что может дать России невиданное могущество? И как бы ему, Меншикову, приобщиться к этому «нечто», а то и возглавить процесс, отодвинув в сторону и Брюса, и самого Смирнова? Вопросы эти требовали немедленного ответа, и светлейший князь уже начал прикидывать в уме возможные ходы. Тайна Игнатовского, внезапно ставшая предметом царских подозрений, обещала превратиться в интригующий узел в паутине петровских времен.
Интерлюдия 3.
В просторном, обшитом темным дубом кабинете Королевского дворца в Стокгольме царила деловая атмосфера. За массивным столом, заваленным картами театра военных действий и депешами из действующей армии, восседал первый министр его величества Карла XII, граф Карл Пипер. Человек уже немолодой, с ясным, проницательным взглядом и твердой рукой, он нес на своих плечах всю тяжесть управления государством, пока молодой король гонялся за военной славой по просторам Европы. Рядом с ним, склонившись над разложенными чертежами, сидел Кристофер Польхем, знаменитый шведский инженер, изобретатель и асессор Бергсколлегии, человек, чьи познания в горном деле, металлургии и механике были известны далеко за пределами Швеции. Он как раз докладывал первому министру о ходе работ по освоению и внедрению некоторых «русских новинок», сведения о которых с таким трудом и риском добывались шведской разведкой.