Русь. Строительство империи 7 (СИ). Страница 19

— Вот именно, — согласился я. — А союз с Русью — это гарантия твоей безопасности. Гарантия того, что у тебя будет надежный тыл. Пока ты будешь покорять степи на востоке, твоя западная граница, та, что примыкает к нашим землям, будет в безопасности. Никто не ударит тебе в спину. Мы вместе будем противостоять Византии, не давая ей расколоть нас и поодиночке уничтожить. Наш союз будет выгоден нам обоим. Ты получаешь возможность создать свою империю, а я — мир и стабильность на южных рубежах и сильного союзника против общих врагов.

Я замолчал, давая ему возможность все обдумать. Все козыри были на столе. Я предложил ему не просто земли и славу, но и вполне конкретные ресурсы, технологии, военную поддержку и, что немаловажно, политическую стабильность и безопасность со стороны самого сильного соседа. От такого предложения, если у тебя есть хоть капля амбиций и здравого смысла, отказаться было практически невозможно.

Кучюк долго смотрел на свои руки, лежащие на коленях. Его лицо было по-прежнему непроницаемо. Он взвешивал все «за» и «против».

Наконец, он поднял голову.

— Я должен поговорить со своими людьми, царь, — наконец произнес Кучюк, и голос его звучал уже по-другому, более весомо, что ли. — Такое решение я не могу принять один. Мои мурзы, мои старейшины — они должны знать, на что мы идем. И они должны сказать свое слово.

Я одобрительно качнул головой. Это было правильно. Даже самый авторитарный вождь кочевников должен был считаться с мнением своих ближайших соратников, тех, кто вел за собой отдельные роды и отряды. Без их поддержки любое, даже самое гениальное, предприятие было обречено на провал.

— Конечно, хан, — ответил я. — Поговори. Обсудите все как следует. Я не тороплю. Но знай, мое предложение в силе. И я верю, что твои мудрые советники увидят в нем ту же выгоду, что и ты.

Кучюк поднялся. Его нукеры у входа тут же выпрямились, готовые следовать за своим повелителем.

— Я дам тебе ответ завтра на рассвете, царь, — сказал он и, коротко кивнув, покинул шатер.

Ночь прошла в напряженном ожидании. Я почти не спал, снова и снова прокручивая в голове наш разговор, пытаясь предугадать возможные возражения его старейшин, продумывая контраргументы. Илья и Ратибор тоже были немногословны, понимая, что сейчас все зависит не от силы наших мечей, а от того, насколько убедительными окажутся мои слова для степной знати. На кону была не просто судьба печенежской орды, а будущее всего южного фланга моей зарождающейся Империи.

Рассвет только-только начал золотить верхушки шатров, когда Ратибор доложил, что Кучюк снова просит аудиенции. На этот раз он был не один. С ним пришли пятеро самых влиятельных мурз — суровые, обветренные воины, чьи лица были испещрены шрамами, а глаза смотрели с той мудростью, которая приходит лишь с годами, проведенными в седле и бесчисленных стычках.

Их принял уже не в своем походном шатре, а в более просторном, где обычно собирался военный совет. Я сидел во главе стола, по бокам — Илья, Ратибор, Такшонь, Степан. Важно было показать, что это не просто личная договоренность между мной и Кучюком, а решение, поддержанное всей верхушкой моей власти.

Печенеги расселись напротив. Кучюк взял слово первым.

— Мы думали всю ночь, — начал он. — Мы взвесили все твои слова. Предложение твое велико и щедро. Оно открывает перед нами пути, о которых мы и не мечтали. Шанс создать свою державу в степи, отомстить старым врагам, обеспечить будущее нашим детям… Это слишком большой соблазн, чтобы от него отказаться.

Он сделал паузу, обведя взглядом своих мурз, и те согласно качнули головами. Мое сердце учащенно забилось. Кажется, лед тронулся.

— Мои старейшины, мои лучшие воины, — Кучюк указал на сидящих рядом с ним, — поддерживают меня. Мы готовы принять твое предложение, царь. Мы готовы стать твоими союзниками, твоим щитом на востоке. Мы готовы идти на Итиль, на Булгар, на все Дикое Поле.

Я не смог сдержать удовлетворенной улыбки.

— Это мудрое решение, хан. И я рад, что мы нашли общий язык.

— Но есть одно условие, — продолжил Кучюк, и улыбка моя слегка померкла. — Мы, печенеги, вольный народ. И клятвы наши мы даем по своим обычаям. Если ты готов принять такую клятву, то мы станем братьями по оружию.

Я посмотрел на Илью, на Ратибора. Они едва заметно пожали плечами. Степняцкие обычаи были нам не слишком знакомы, но если это было важно для них, для скрепления союза, то почему бы и нет? Главное — суть, а не форма.

— Я готов принять вашу клятву, хан, какой бы она ни была, — твердо ответил я. — Главное, чтобы она была искренней и скрепляла наш союз навеки.

Тогда Кучюк поднялся. Поднялись и его мурзы. Один из них, самый старый, с длинной седой бородой, вынес вперед небольшой кожаный мешок. Он развязал его и достал старую, почерневшую от времени чашу и длинный, тонкий нож.

— Наша клятва скрепляется кровью, царь, — торжественно произнес старый мурза. — Мы смешаем нашу кровь в этой чаше и выпьем ее. Тот, кто нарушит эту клятву, будет проклят и не найдет покоя ни на этом свете, ни на том. Его род прервется, а имя будет забыто.

От такого предложения у меня по спине пробежал холодок. Древний, языческий ритуал, пахнущий дикой степью и первобытной силой. Но отступать было нельзя. Я видел, с какой серьезностью они относятся к этому обряду. Для них это было не просто формальностью, а священнодействием.

— Я готов, — сказал я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Кучюк взял нож у старейшины. Он посмотрел на меня, потом на своих мурз.

— Я, Кучюк, хан печенегов, клянусь Великому князю Антону, Царю всея Руси, в верности и союзе. Клянусь быть его другом и братом по оружию. Клянусь воевать с его врагами как со своими. Клянусь, что мои потомки будут помнить эту клятву и не нарушат ее. Если же я или мои потомки нарушим эту клятву, пусть постигнет нас кара Неба и Земли!

С этими словами он сделал небольшой надрез на своем запястье. Темная кровь закапала в чашу. Затем он передал нож мне.

Я взял холодную сталь. Посмотрел на Илью, на Ратибора. Они молчали, но в их глазах читалось напряжение. Я глубоко вздохнул и сделал то же самое. Моя кровь смешалась с кровью Кучюка на дне древней чаши.

Затем чаша пошла по кругу. Каждый из печенежских мурз добавил в нее свою кровь, произнося слова клятвы. Когда очередь дошла до моих соратников, Такшонь и Степан, не колеблясь, последовали моему примеру. Илья и Ратибор, хоть и были воинами старой закалки, привыкшими к иным обычаям, тоже не стали отказываться, понимая важность момента.

Когда чаша, уже наполовину полная темной, густой жидкостью, вернулась к старому мурзе, он поднял ее высоко над головой.

— Кровь смешалась! Клятва дана! Да будет так! — провозгласил он, и его голос гулко разнесся под сводами шатра.

Затем он передал чашу Кучюку. Тот, не колеблясь, сделал большой глоток. Потом передал ее мне. Я заставил себя поднести чашу к губам и тоже отпил. Солоноватый, металлический привкус крови на языке… Не самое приятное ощущение, но это была цена союза. Чаша обошла всех, кто участвовал в ритуале.

Когда все было кончено, старый мурза разбил чашу о каменный пол.

— Отныне мы связаны этой клятвой, — сказал Кучюк, и в его голосе звучала неподдельная торжественность. — Отныне ты, царь Антон, мой названный брат. И я, Великий Хан Руси Кучюк, твой верный союзник.

— Да будет так, — ответил я. — Я рад, что мы скрепили наш союз. И теперь перед тобой стоит новая, великая задача.

Я подошел к карте, которая так и осталась расстеленной на столе.

— Итиль ждет своего нового хозяина. Булгар должен узнать силу твоего оружия. Дикое Поле должно склонить голову перед Великим Ханом Руси. Твоя орда готова к походу. Твои воины жаждут славы и добычи. Веди их, Кучюк! Веди их к победам! А Русь всегда будет за твоей спиной.

Кучюк посмотрел на карту, и в его глазах снова заплясали те самые огоньки, которые я видел в нем раньше. Огоньки амбиций, жажды действия, предвкушения великих свершений.