Русь. Строительство империи 7 (СИ). Страница 15

Воины, стоявшие у стен и в проходах, одобрительно загудели, застучали рукоятями мечей о щиты. Лица многих бояр просветлели — победы всегда воодушевляют и заставляют забыть о прошлых разногласиях, хотя бы на время.

— И скажите мне, — я обвел зал строгим, испытывающим взглядом, — как мы смогли всего этого добиться? Чудом? Нет! Мы смогли это сделать, потому что начали действовать вместе! Потому что появился кулак, способный ударить так, что у врага зубы вылетят! Потому что перестали, хотя бы на время, тянуть каждый в свою сторону, как лебедь, рак и щука из известной басни. Новгородцы пришли на юг, галичане встали плечом к плечу с воинами из Переяславца, даже вчерашние противники, те, кто точил на меня зуб, поняли, что в единстве наша сила, а порознь нас всех перебьют поодиночке. Каждая победа давалась нам дорогой ценой, кровью наших лучших воинов, слезами матерей и вдов. Но каждая победа показывала одно и то же: когда мы едины — мы непобедимы! Когда мы стоим плечом к плечу — нет такой силы, что сможет нас одолеть!

— Но что будет завтра? — я задал вопрос в наступившую звенящую тишину. — Мы разобьем одного врага, завтра же на его место придет другой, не менее голодный и жестокий. Мы отобьем и отстоим одну землю, тут же загорится другая на противоположном конце. Пока мы остаемся лоскутным одеялом, которое каждый встречный-поперечный тянет на себя, нас будут рвать на части. Любой хитрый враг, любой честолюбивый сосед, будь то император Запада или василевс Востока, будет видеть в нас легкую добычу, территорию для расширения своих владений. Любая внутренняя смута, любой спор за власть, за наследство, за богатый город будет грозить развалом всего, что мы с таким трудом, с такой кровью создали. Нам нужна не временная передышка, не случайный временный союз перед лицом общей угрозы, который распадется, как только опасность минует. Нам нужно такое устройство, такая сила, которая раз и навсегда положит конец усобицам и распрям. Которая заставит любого врага трижды подумать, прежде чем сунуться на нашу землю с мечом. Которая даст нашим людям, простому люду, возможность спокойно жить, растить детей, пахать землю, торговать, а не дрожать от каждого шороха за стенами своего дома, ожидая очередного набега или предательства от своих же.

Я видел, как внимательно слушают меня. Видел, как на некоторых лицах, прежде выражавших лишь страх или недоверие, появляется задумчивость, а на других — даже проблески робкой надежды. Мои слова, жесткие, но идущие от сердца, находили отклик. Люди устали от вечной нестабильности, от страха за завтрашний день.

— Только сильная, единая центральная власть, — я выделил каждое слово, заставив его прозвучать весомо и неотвратимо, — способна обеспечить нам мир, безопасность и процветание. Власть, которая будет стоять над мелкими княжескими распрями, над боярскими интригами и корыстными интересами. Власть, которая будет опираться не на временные союзы и шаткие договоренности, а на нерушимый закон, единый для всех, и на крепкую, верную дружину, готовую этот закон защищать. Власть, которой будут подчиняться все, от мала до велика, от простого смерда до знатного боярина, от Новгорода Великого до этой самой Тмутаракани, от западных рубежей до диких степей на востоке. Только так мы сможем выстоять в этом жестоком мире. Только так мы сможем построить то будущее, о котором, я верю, втайне мечтает каждый из вас, кто пришел сюда не за личной выгодой, не за новым куском власти, а с думой о земле Русской, о ее народе.

Я замолчал. Сказал все, что хотел на этом этапе. Дальше нужно было делать следующий, самый главный и, возможно, самый трудный шаг. Но сначала они должны были переварить услышанное, осознать всю глубину пропасти, на краю которой мы стояли, и единственность пути, ведущего к спасению. Зал молчал, обдумывая мои слова. Кажется, я достучался до многих. Напряжение не спало, но в нем отчетливо появилось что-то новое — ожидание решения. И я знал, каким оно будет, потому что другого пути у нас просто не оставалось.

Я выдержал паузу, давая моим словам проникнуть в самые потаенные уголки сознания каждого присутствующего. Видел, как переглядываются бояре, как хмурятся князья, как напряженно застыли воины. Воздух в зале стал таким плотным, что, казалось, его можно было резать ножом. Тишина давила, предвещая нечто значительное, нечто, что изменит все. Я чувствовал, как «Вежа» где-то на грани восприятия пульсирует, словно одобряя или, быть может, просто фиксируя этот переломный момент. Но сейчас было не до нее. Сейчас решалась судьба не очков влияния или нового ранга, а целой страны, целого народа.

— И потому, — голос мой, после напряженного молчания, прозвучал с новой силой, заполнив собой все пространство зала, отбрасывая сомнения, как осенний ветер срывает последние листья с деревьев. — Я, Антон, волею судеб и меча, стоящий перед вами, объявляю здесь и сейчас: время междоусобиц и раздробленности на Руси подошло к концу! Хватит нам быть легкой добычей для всякого сброда, хватит кормить своей кровью и своим достоянием чужих воронов! Хватит нам делиться и грызться, пока враги наши потирают руки и делят наши земли! Настало время собрать все наши силы, все наши земли, всех наших людей под единое, крепкое знамя!

Я сделал еще один шаг вперед, оказавшись почти в центре зала. Мои глаза встретились с глазами Олега Новгородского — в них читалась готовность. С глазами Ильи — в них горел огонь верности. С глазами Ратибора — в них была мудрость веков и понимание неизбежности. Даже Такшонь, обычно сдержанный, сейчас подался вперед, словно ожидая команды.

— Я объявляю о создании единого, неделимого и могучего государства! — каждое слово падало, как удар молота по наковальне, высекая искры в душах слушателей. — Государства, которое отныне будет называться — Русская Империя! — Я произнес это название громко, отчетливо, вкладывая в него всю свою волю, всю свою веру в будущее.

Глава 7

По залу пронесся вздох, похожий на шум ветра в кронах деревьев. Кто-то ахнул, кто-то подался вперед, не веря своим ушам. «Империя!» Это слово, новое, непривычное для русского уха, но такое притягательное своей мощью, своей заявкой на величие, эхом отразилось от стен и затихло, оставив после себя звенящую тишину ожидания. Я видел изумление на лицах, видел шок, видел промелькнувшую в чьих-то глазах растерянность, а в чьих-то — уже загорающийся интерес.

— Да, Империя! — подтвердил я, не давая им времени прийти в себя, не давая сомнениям пустить корни. — Империя, которая объединит под своей рукой все русские земли, от Ледовитого океана на севере до Черного моря на юге, от Карпатских гор на западе до Уральских хребтов на востоке! Империя, где будет править один закон для всех, одна вера, одна сильная и справедливая рука! Империя, которая станет щитом для своих детей и грозой для своих врагов!

Я выпрямился во весь рост, чувствуя, как по жилам разливается горячая волна уверенности. Это был тот самый момент, ради которого я прошел через огонь и воду, через предательства и потери. Это был тот самый момент, когда нужно было либо сломаться под грузом ответственности, либо взлететь над всеми сомнениями и страхами.

— И я, — мой голос достиг предельного напряжения, но не сорвался, не дрогнул, — Антон, сын своего времени, волею неведомых мне высших сил, приведших меня на эту землю, и волею меча, которым я отстоял право этой земли на жизнь и свободу, перед лицом всех вас, перед лицом наших предков и наших потомков, провозглашаю себя первым Царем и Императором всея Руси!

Слово «Царь» прозвучало особенно весомо. Оно было более привычным, более понятным, чем «Император», но в сочетании с ним приобретало новый, всеобъемлющий смысл. Не просто князь среди князей, не просто первый среди равных, а единый, полновластный правитель огромной державы.

Я видел, как замерли князья Мурома и Вятичей. Их лица, и без того мрачные, стали каменными. Они-то, наверное, надеялись на какой-то новый договор, на передел сфер влияния, на то, что смогут сохранить свою удельную вольницу, хоть и под моей верховной властью. А тут — Империя. Царь. Это рушило все их расчеты, все их представления о порядке вещей.