Год 1985. Ваше слово, товарищ Романов (СИ). Страница 11

Очевидно, по ходу этого гамлетовского монолога у меня опять проявились светящиеся нимб, крылья и корзно, потому что товарищам членам Политбюро опять стало несколько нехорошо.

И тут веско и тяжело заговорил майор Юрченко:

— Ощущение от жизни при дорогом Михаил Сергеевиче было такое, что жизнь все время ухудшается, но набольшему начальству на это наплевать, оно где-то далеко, возможно, на другой планете, токует себе о демократии, гласности, социализме с человеческим лицом и мире во всем мире. Мы люди военные, и в причинах негативных явлений разбираемся не так хорошо, как товарищ Серегин и его советники, но если в боевом приказе тебе излагают одно, а на местности имеется совсем другое, то такая ситуация, товарищи члены Политбюро, в просторечии именуется задницей. Именно после таких кунштюков начинаются панические крики: «Предали!», «Окружили!», после чего слаженное воинское подразделение превращается в митингующую толпу штатских. И вас это тоже ждет, если вы как можно скорее не возьметесь за ум и не начнете приводить планы в соответствие с реальностью. Впрочем, наш командир будет исправлять все это в любом случае, с вами или без вас.

— У нас в семьдесят шестом году мы уже решили, что с Косыгиным и косыгинцами нам не по пути, — сказал Брежнев. — Если кто-то будет обещать вам реформы с чудесными результатами, стоит принять его программу и напечатать правильные указы, и больше никаких затрат не требуется, гоните этого деятеля в шею, ибо затраты необходимы при любом, даже самом малом деле. Вместо того, чтобы восстановить разгромленную волюнтаристом промышленную и закупочную кооперацию, вернуть колхозам самостоятельность, а колхозникам приусадебные участки и возможность держать домашний скот, прекратить практику переселения колхозников из неперспективных деревень в поселки городского типа, эти деятели начали изобретать машинку для обстригания… собственных причиндалов. Мол, эта шерсть пойдет в доход государства.

— Все, что вы советуете, это самый настоящий отказ от завоеваний социализма и возврат к мелкобуржуазным методам хозяйствования! — демонстрируя упрямство, произнес Михаил Соломенцев. — Ни на что такое мы пойти не можем.

— При мне, — веско сказал Сталин, — все это было, но никто на нарушение принципов социализма не жаловался. Или вы уже все забыли? Напротив, жить день ото дня становилось легче, жить становилось веселее. Это Никитка сбил страну с истинного пути своим неправильным пониманием марксизма, и именно его измышления, поставившие страну на грань катастрофы, вы принимаете за завоевания социализма.

Соломенцев хотел было возразить самому Сталину, но Григорий Романов, видимо, вспомнив, что он теперь здесь главный начальник, тихо сказал:

— Погоди, Михаил Сергеевич. Нас сюда позвали для того, чтобы говорить о деле, а не рассказывать сказки. Кроме того, социализм, он тоже разный бывает. Вспомни Пол Пота и маоистов — те тоже кичатся своим социализмом. А ведь есть еще последователи Тито в Югославии, Чаушеску в Румынии, Ким Ир Сен в Корее и Энвер Ходжа в Албании, которые тоже считают, что построили в своих странах самый правильный социализм.

— Из всех перечисленных вами стран социализм в двадцать первом веке выжил только в Китае, — сказал я. — Уж такова историческая правда, что, отстав от СССР по фазе на двадцать лет, китайские товарищи при выходе из ловушки маоизма сумели не совершить самых грубых и очевидных ошибок советского руководства. Кстати, если вы заглянете через границу прямо сейчас, то увидите, что основу китайской экономики наряду с крупными предприятиями составляют сельскохозяйственные и промышленные кооперативы самого разного назначения и размеров. Металл они сейчас, как при Мао, не плавят, зато, в числе прочего, шьют одежду, делают обувь и собирают самую разную бытовую технику, в основном в той ценовой категории, когда сломанное или порванное не жалко выкинуть и купить новое, а не заниматься ремонтом. Однако пройдет тридцать-сорок лет, и на этом фундаменте Китайская Народная Республика станет сначала второй, а потом и первой экономикой мира — роль, о которой Советский Союз даже не мечтал, поскольку сосредоточился на тяжелой индустрии, а не на товарах народного потребления.

— Так что же, товарищ Серегин, вы считаете, что тяжелая индустрия вовсе не нужна? — с обидой спросил Николай Тихонов.

— Ничего такого я не говорил, — ответил я, — тяжелая индустрия — это фундамент экономики, но одного лишь фундамента для возведения дома категорически недостаточно. Помимо него, необходимы стены, внутренние коммуникации, сантехника, отделка, мебель, а также красивая, прочная и удобная одежда для жильцов, то есть граждан Советского Союза. При этом должен сказать, что многие ваши внешние заботы я возьму на себя, в то время как внутренние проблемы вы должны решить своими силами. Если вернуться к вопросу производства продовольствия, то мне тут подсказывают, что при непрерывном росте урожайности среднее пятилетнее производство с семидесятого по девяностый год у вас колеблется на одном и том же уровне. Подобное может происходить только по той причине, что поля вокруг брошенных бесперспективных удаленных деревень выводятся из оборота и зарастают травой. В лучшем случае они становятся сенокосами, в худших через некоторое время зарастут кустарником и лесом, и никто потом не сможет сказать, что на этой земле в поте лица люди добывали свой хлеб насущный. Населения в деревни требуется вернуть как можно скорее, а для этого нужны дороги с твердым покрытием, надежное электроснабжение, газ должен идти не в Европу, чтобы ей было пусто, а на внутренние советские территории, в первую очередь РСФСР. Вторичное мышление, низкопоклонство перед Западом, желание любой ценой, в том числе продажей необработанного сырья и энергоресурсов, заработать немного валюты, чтобы купить зарубежных товаров, надменное барское отношение власть имущих к собственному народу — все это должно быть изжито из советской действительности раз и навсегда.

Григорий Романов впервые за все время улыбнулся и произнес:

— Вот такую программу, товарищ Серегин, я готов поддержать сразу двумя руками. Но некоторые у нас считают, что мы сами не справимся, не вытянем, и для того, чтобы мы могли освоить собственные богатства, нам требуется помощь развитых европейских стран…

— Значит, так, — сказал я, — прежде чем продолжать разговор, необходимо решить пару организационных вопросов. Я, со своим умением видеть людей насквозь, предлагаю вам кандидатуры на те или иные посты, а вы их либо принимаете, либо отвергаете, и тогда деятельность наша несколько осложняется. И только в тех случаях, когда на принятие решения могут повлиять голоса отсутствующих сейчас среди нас товарищей Кунаева и Щербицкого, решение вопроса откладывается до голосования в полном составе.

— Хорошо, товарищ Серегин, — сказал новоиспеченный генсек ЦК КПСС, — пусть будет так. Мы вас слушаем.

— Во-первых, — сказал я, — поскольку товарищ Чебриков навсегда покинул ряды товарищей, нужно найти ему замену в качестве председателя Комитета Государственной Безопасности…

— О да! — встрепенулся Брежнев. — Андроповские кадры из КГБ нужно гнать, безусловно! Чуть позже мы предоставим вам результаты нашего расследования деятельности этого человека — последние волосы на голове встанут дыбом.

— Андропов — это отдельная песня, — хмыкнул я, — но, поскольку в живых его уже нет, эту тему мы всуе поминать не будем, а у товарища Чебрикова и своих грехов хватит на три смертных приговора. С его приходом на должность председателя КГБ эта организация принялась не укреплять, а расшатывать межнациональный мир в СССР. Никак иначе его деятельность интерпретировать не могу. На эту должность я предлагаю… товарища Гейдара Алирза оглы Алиева, как человека безусловно честного, и к тому же имеющего опыт работы в органах государственной безопасности.

Наступила тишина; деятели Политбюро ошарашенно переглядывались, и только сам Гейдар Алиев спросил у меня:

— Почему я, товарищ Серегин?