Римлянин. Финал (СИ). Страница 46

Но массовый бездымный порох невозможен, в нынешних его условиях, поэтому он вынужден терпеть угольную сажу, серную вонь и густой белый дым.

«Как же я ненавижу азотную кислоту!» — стукнул Таргус кулаком по ограде.

Примечания:

1 — Империй — лат. imperium, от лат. глагола imperare — командовать — это понятие высшей исполнительной власти в древнеримской общине. Делился он на два типа: империй милитиэ (imperium militiae) и империй доми (imperium domi), то есть, военную и гражданскую власть, соответственно. Империй доми распространялся на территорию Италии и Рима, а империй милитиэ — где угодно, но вне домашних территорий. Да, кстати, русский «дом» и латинский «domus» — это родственные слова, с общим семантическим значением «внутреннее, контролируемое пространство». Это сказывается индоевропейское происхождение русского и латинского языков. Идея империя в том, что это власть, проводимая по собственному разумению наделённого им представителя магистрата, без предварительных консультаций с Сенатом и народом Рима — были ограничения, чтобы этот представитель не мог захватить абсолютную власть, то есть, пожизненный империй, но их, как выяснилось, было недостаточно. Собственно, император — это и есть тот самый человек, захвативший империй и рулящий страной пожизненно, как Луций Корнелий Сулла или Гай Октавиан Август и последующие императоры. Остальные императоры, возникавшие в постримскую эпоху, не получали власть каноничным методом, то есть, путём сгибания Сената в букву Зю в знаменитом на всю Италию императородельческом регионе Имперань, поэтому не имеют права называться императорами, а являются лишь игристыми царьками. Византийские базилевсы, имевшие непрерывную линию преемственности власти от древнеримских императоров, тыкали этим в лицо различным людям, объявлявшим себя императорами — Карлу Великому, кайзерам Священной Римской империи и прочим. Сначала они называли их rex, а когда дела пошли совсем плохо, стали иногда называть их imperator, но никогда не Imperator Romanorum. Они считали, не без оснований, что единственный лицензионный император — это тот, что сидит в Константинополе, а все остальные — это дешёвые поделки по мотивам. К этому, кстати, пытались примазаться османские султаны, но у них не прокатило. Султан Мехмед II Завоеватель, после захвата Константинополя, во всеуслышание объявил себя Цезарем Рима, но этого не признали даже на западе, а византийская знать отнеслась к этому не очень серьёзно, и когда стало понятно, что все посчитали это не очень остроумным приколом, Мехмед II не стал закреплять этот титул официально.

Глава XVII

Императорский флот

//Курфюршество Шлезвиг, г. Киль, дворец курфюрста, 7 июля 1762 года//

— Плохая зима, — констатировал Таргус, изучающий доклад имперского министерства сельского хозяйства.

В середине прошлого года была завершена унификация имперских министерств и теперь, наконец-то, выстроена строгая вертикаль исполнительной власти в каждом подконтрольном Таргусу государстве.

Раньше, по причине недостаточного уровня романизации административного аппарата, исполнительная власть в каждом государстве подчинялась отдельным сенатам, а взаимодействие между странами шло с помощью временных полномочных приказов, служащих первыми вестниками интеграции.

А теперь вертикаль власти унифицирована: на вершине стоит император, за ним Имперский Сенат, после него императорские комитаты, затем имперские министерства, а дальше внутренние службы, отделы и кабинеты.

В подконтрольных государствах сенаты упраздняются, потому что Таргусу нужна максимальная централизация — до тех пор, пока последний подданный-варвар не станет истинным римлянином…

— Урожай гораздо ниже ожидаемого, — сказала Зозим. — Придётся вносить корректировки в бюджет и сокращать закуп золота.

— Придётся, — согласился Таргус. — Что у нас по четырёхполью? (1)

— Около 76% сельскохозяйственных единиц успешно переведено на четырёхполье, — ответила герцогиня. — Тем не менее, новый метод не позволил избежать неурожая — возможно, мы переоцениваем его.

— Мы переоцениваем не четырёхполье, а управляемость природы, — сказал на это Таргус. — Все эти годы четырёхполье давало нам 30–40% прироста урожайности, а сейчас мы вернулись к дореформенной урожайности, но не во всех провинциях.

В иной ситуации, не внедряй он активно четырёхполье, не случилось бы ничего страшного, голод бы не наступил, потому что неурожай не достиг катастрофических масштабов, но кое-куда зерно отправлять пришлось, чтобы избежать недоедания среди населения.

Процесс внедрения более прогрессивного севооборота идёт тяжело, кое-где приходится применять силу, чтобы крестьяне отказались от устаревших методов и прислушались к присланным государством агрономам.

Лучше всего аграрная реформа прошла в землях освобождённых переселенцев — бывшие крепостные чувствуют личную обязанность императору, а также ощущают военное присутствие.

Эвокаты, заселяющие выделенные им земли, изначально обрабатывают в четырёхпольном севообороте, а также всеми силами поддерживают государственные меры по строительству систем ирригации, поэтому за них Таргус был спокоен — едва ли они когда-либо будут страдать от сильного неурожая.

— Я хочу, чтобы оставшиеся хозяйства как можно быстрее перешли на четырёхполье, — произнёс он. — Позаботься об этом — лично проследи, чтобы эта затянувшаяся реформа была завершена. Даже если крестьяне будут от этого восставать — мне всё равно.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — поклонилась Зозим.

— Завтра я отправляюсь в Санкт-Петербург, поэтому бери управление на себя, — приказал Таргус. — Россия займёт у меня около двух месяцев. По возвращении ожидаю подробный доклад.

//Балтийское море, 8 июля 1762 года//

Таргус покинул мостик и вышел на бронированную палубу броненосного крейсера «Шлезвиг-Гольштейн», флагмана его военно-морского флота.

Этот корабль является первым из серии броненосных крейсеров типа «Александрина» и используется Таргусом нерационально — для морских путешествий из Киля в Санкт-Петербург и обратно. Но это временно, до тех пор, пока не будут достроены вспомогательные суда, предназначенные для увеличения автономности его флота.

Ему нужно, чтобы его эскадры могли добираться до любого уголка планеты, а для этого необходимы корабли-угольщики, способные загружать топливо в крейсеры прямо в открытом море, а также пункты бункеровки на каждом возможном маршруте.

Но в любой уголок планеты ему не нужно. Ему нужно к южноамериканским колониям иберов, в Анды — это будет рубеж, делящий историю на «до» и «после».

— Адмирал, — произнёс Таргус, когда к нему вышел адмирал Ларионов.

Василий Иванович Ларионов был завербован в военно-морской флот курфюршества Шлезвиг в 1734 году, служил на сторожевых судах, а затем, в 1743 году, был переведён на паровой корвет «Плачущая дева», где, с 1747 года занял пост капитана, вместо вышедшего на пенсию Герхарда Майндорфа.

А через два года после этого «Плачущая» была выведена из состава флота и из неё сделали плавучий музей в Киле. Капитан Ларионов же стал командовать броненосцем «Фленсбург», вторым из серии «Карл Фридрих».

Закономерным развитием его карьеры, как опытнейшего из адмиралов Императорского флота, стал перевод на флагманский броненосный крейсер «Шлезвиг-Гольштейн», которым он командует и поныне.

— Ваше Императорское Величество, — поклонился Ларионов.

— Вы готовы к предстоящему? — поинтересовался Таргус.

— Да, — ответил Василий Иванович. — Но настаиваю на прорыве через Северное море, а не через Ла-Манш. Там маневрировать проще и оборона…

— Нет, — прервал его Таргус. — Я сказал, что вы должны прорываться через Ла-Манш — это не только военный, но и политический вопрос. И ваша задача не просто прорваться, но уничтожить как можно больше вражеских кораблей. Мы покажем, что можем высадить десант в Британии в любое время, и они ничего с этим не смогут поделать. Они должны понять, что это вопрос, зависящий от моего желания, а не от моих возможностей. Сможете объяснить им всё это не словом, но делом?