Римлянин. Финал (СИ). Страница 28

«Возможно, нужно отложить некоторые долгосрочные проекты и сфокусировать все высвободившиеся ресурсы на строительстве железных дорог», — обдумал он идею. — «Железнодорожные пути — кровеносные сосуды моей державы, которые начинают питать отдалённые регионы, таящие в себе сверхценные ресурсы. Нужно больше добывающих и производящих предприятий. Возможно, хватит играться с концентрацией производств и пора создать разветвлённые сети предприятий?»

Но ему очень не хотелось так рисковать. Его держава — это всё ещё лоскутное одеяло, сшитое из гнилых нитей. Консолидации народов вокруг его персоны нет, его везде ненавидят одинаково, а сторонников мало, пусть они и занимают высшие позиции в обществе и наиболее активны.

Создавать развитую промышленность в Российской империи — рисковать, в случае её потери, что отнюдь не невероятно в будущем, получить мощное и развитое государство, которое обратит своё оружие против «Священной Римской» империи.

Равномерное развитие тоже ничего не даст — это будет значить лишь, что война между осколками его державы будет более долгой и более кровопролитной.

Нужен крепкий цемент в фундамент, но он уже замешивает его с помощью романизации.

«Как эти глупцы не понимают, что я объединяю их и, тем самым, спасаю⁈» — подумал Таргус.

Иногда он возвращался мыслями к религии. Общая религия могла бы, в какой-то степени, объединить все эти народы, но это настоящая головная боль — возможно, его терпят только потому, что он не навязывает никому никакую религию.

В его державе каждый может верить во что захочет, религиозные конфликты пресекаются жёстко, а все недовольные едут в Вену, в лагерь перевоспитания, что считается очень либеральным подходом — некоторым людям не нравится, что он не дружит со служителями культа и отнимает у них земли, богатства и влияние, но этим же людям нравится, что он отменил вообще все религиозные налоги, а также сильно сократил все светские.

Из-за этой двойственности отношения к Таргусу, у подданных сформировалось что-то вроде общественной шизофрении, когда все недовольны романизацией и ограблением культистов, но всем нравятся низкие налоги и внезапно возникшие быстроходные социальные лифты, не ограничивающиеся только легионом.

«Хотим перемен, но ненавидим тех, кто их приносит», — подумал он. — «Алогичная последовательность».

Следующим в кабинет вошёл Адам Фридрих Пецольд, учёный, занимающийся электричеством.

Электричество, в последние годы, радует не очень. Лампа накаливания, содержащая вольфрамовую нить, запечатанную в стеклянной колбе под вакуумом, разработана, производится очень малой серией, в основном для нужд императорского двора.

Проблема та же — для серийного производства не хватает точности, мощности и налаженного техпроцесса.

Точные винтовки, мощные орудия и гигантские корабли производить они могут, а такую несложную вещь, как лампа накаливания, как оказалось, серийно производить крайне сложно.

Все эти изобретения сильно опережают нынешний технический уровень, который Таргус изо всех сил тянет за усы, вперёд, к светлому будущему…

Как победить техническую отсталость он знал, но известные методы требуют уймы времени и непомерных инвестиций. А у него безумно дорогие легионы, очень недешёвая романизация, а также модернизация стран, которые он сам повесил себе на шею.

«Нужно просто остановиться, подышать и спокойно переварить уже захваченное», — подумал Таргус. — «Никуда от меня не денутся ни англосаксы, ни франки, ни иберы — я лучше, чем они, а значит, я обречён их одолеть».

//Российская империя, имперская провинция Киммерия, г. Феодосия, 3 марта 1751 года//

— Знакомы с формой? — поинтересовался инспектор.

— Знаком, — кивнул Демид.

— Вы хорошо подготовились? — спросил инспектор. — Пересдача теста возможна только через полгода.

— Я хорошо подготовился, — уверенно заявил Демид. — Сдам, как есть.

— Хорошо, вот форма, вот карандаш, — кивнул инспектор. — Время пошло.

Демид не стал торопиться. Экзаменация по классической латыни не терпит спешки.

Он, по выработанной методике, прочитал все вопросы, времени ведь достаточно, распределил их по степени сложности и начал отвечать.

«Legite et explicate», — прочитал он. — «Cum hostes flumen transsissent, imperator copias suss ad castra reduxit».

Задачами было выделить все придаточные и указать их тип, а также определить время и залог обоих глаголов.

«Главное предложение — „imperator copias suss ad castra reduxit“, — безошибочно определил Демид. — „А 'cum hostes flumen transsissent“ — это придаточное. Пустяковина. Ждал большего».

Он учит язык с конца мая прошлого года — начал сразу после того, как съездил в город и выведал, какие им положены льготы. Оказалось, что просто так тебе льготы не дадут — за них нужно тяжело поработать. Демид работать приучен с детства, но тут другой род работы — умственный.

Имперскую латынь он выучил за полгода — работу по хозяйству он полностью перекинул на сыновей и дочерей, а сам засел за парту в избе присланного учителя, как и многие крестьянские мужики из Солдатского.

С утра до обеда он занимался с учителем, а после обеда изучал всё сам, пока дети с женой работали по хозяйству.

Демид всегда хорошо чуял выгоду, поэтому, когда удостоверился, что латинский император не обманывает, взялся за дело с полной самоотдачей — ему срочно нужно было выучить классическую латынь, высшую форму латыни, особо ценимую городской администрацией и императором.

Он часто ездил в Феодосию, чтобы купить на часть подъёмных рекомендованную литературу и писчие принадлежности. Той литературы, которая есть у учителя, ему стало мало, поэтому он всегда спрашивал у трактирщиков и лавочников, не привезли ли новинок.

Имперская латынь, на поверку, оказалась не такой уж и сложной, даже проще русского, на котором Демид говорит с рождения, поэтому освоил он её за полгода, а потом болтал на ней с эвокатами каждый день — оказалось, что мужики хорошие, пусть и немцы.

От налогов его, после сдачи экзаменации, освободили — на целых пятнадцать лет. Это до конца жизни, поэтому Демид вообще забыл о налогах — больше это не его печаль. Он, к тому времени, уже помрёт — ему второй год идёт третий десяток.

Но налоги — бог с ними. Ему мало просто налогов, ему хочется получать стипендию, положенную за знание классической латыни. За хорошее владение, которое и проверяется экзаменацией, платят по одному имперскому денарию в месяц. Это огромные деньги, которые сильно поправят дела Демида, а если ещё и сыновья с дочерьми язык освоят…

Только вот сыновья и дочери учить язык времени совсем не имеют, потому что на них всё хозяйство. Но если Демид сегодня сдаст экзаменацию, то сразу же вернётся на хозяйство, а детей усадит за учёбу. Пять детей, хорошо владеющих классической латынью — это уже пять денариев. С такими деньгами можно задумываться о переезде в Феодосию.

Раньше он думал, что от города добра лучше не ждать, но теперь Демид стал другим — слишком много книжек прочитал.

От «Записок о Галльской войне» Цезаря, через «Об обязанностях» Цицерона, к «От основания города» Тита Ливия. Ещё у него в избе лежит «Искусство любви» Овидия, но эту книгу он старается не читать, потому что срам и не пристало…

Вопрос за вопросом, Демид отвечал безошибочно, потому что слишком хорошо подготовился — он учился шесть дней в неделю, по десять часов в день. Чтобы заниматься вечером, он даже поменял двух подсвинков на керосиновую лампу — у центуриона Кнута была одна лишняя.

Закончил он эссе на классической латыни — нужно было описать свой крестьянский быт. С этим он справился очень легко, потому что у него был список возможных тем и он заранее написал эссе на каждую.

Получилось хорошо, поэтому он поставил свою подпись и сдал экзаменационную форму. Он справился первым.

А затем пришлось ждать — велено погулять по городу и возвращаться через три часа.