Римлянин. Финал (СИ). Страница 16

Сейчас, по косвенным данным, они похищают с побережий не менее 17–19 тысяч человек в год. Упор делается не на женщин, как это было раньше, а на трудоспособных мужчин. На самом деле, они забирают всех, кому не повезло, ведь османы купят кого угодно, но предпочитают забирать мужчин, имеющих больше шансов пережить неблизкое путешествие до Стамбула, где их продадут в розницу.

Раньше берберы похищали не более 7–8 тысяч человек в год, но теперь, когда средняя цена за раба выросла втрое, масштаб похищений вырос. Их видели у берегов Ирландии и флота англосаксов они не боятся — все риски перекрывает маржа.

— Я выбрала два десятка перспективных, — ответила Зозим. — Если пройдут экзаменацию, начну готовить их на низовые должности.

«Бесперспективные» отправятся осваивать земельные наделы или рабочие профессии. А самые отчаянные из них завербуются в легион. И они пройдут десятки тысяч километров по бесконечным дорогам империи, приращая ей земли, принося победы и овеивая её бессмертной славой.

Но легионы — это убыток для экономики, они приносят деньги только опосредованно, а в остальное время пожирают их, как зыбучие пески Сахары. А вот кто точно приносит деньги — это крестьяне и рабочие.

Земель у империи много, а ещё у неё очень много стали, поэтому крестьяне легко получают наделы и обрабатывают их, чтобы зарабатывать себе на жизнь.

Сколачивание крестьянских общин и слишком крупных кооперативов, как и прежде, строго запрещено, потому что крупное коллективное землевладение — это путь к стагнации и бессмысленному залёживанию земель, поэтому каждый крестьянин в державе Таргуса является единоличником.

В конце концов, конечно же, будущее за крупными агрохолдингами, которые будут брать эффектом масштаба, но, в нынешней ситуации, единственный рабочий вариант — сельский индивидуализм.

Как только начнётся и наберёт силу механизация сельского хозяйства, как только усовершенствуются методы управления крупными хозяйствами, а само сельское хозяйство станет более научным — тогда настанет время сельскохозяйственных гигантов, которые являются злом, но злом неизбежным. Бороться с этим будет бесполезно, но Таргус и не собирается — он собирается возглавить это. Сейчас же, в условиях низкой плотности населения и обилия земель, он придерживается доктрины индивидуальных фермерских хозяйств.

В державе Таргуса крестьяне свободны и лично владеют дарованными императором землями, тогда как у тех же франков эта свобода липовая. (1)

На всех территориях державы Таргуса отменены все эти оброки, десятины, а государственные налоги упрощены и унифицированы, чтобы взимать сущую мелочь, но гарантированно. Постепенно, по мере роста централизации, налоги будут расти, но подниматься до прежнего уровня они будут десятилетиями. Никто и не заметит, как через тридцать-сорок лет казна будет лущить с фермеров и производств по 30–40% налогами, но оставшегося будет хватать не только на прокорм себя и иждивенцев, а ещё и на развитие хозяйств и предприятий.

Поэтому-то крестьяне сейчас не очень склонны «вписываться» в мятежи — они ещё не пришли в себя от того, что он дал им просто в момент своего воцарения. Им нужно время на осознание, а потом они станут его надёжнейшей опорой. Нигде в мире больше никто не даёт таких свобод и гарантий, нигде, кроме державы Таргуса.

Сейчас им очень не нравится романизация, но это неизбежность и, можно сказать, плата за то, что он дал им сейчас и даст в будущем.

— С расселением освобождённых всё по плану? — уточнил Таргус. — Сколько предпочли вернуться в родные края?

— Всё идёт согласно плану, — кивнула Зозим. — Домой отправилось примерно полторы тысячи человек. Кстати, есть трое крестьян, оказавшихся у нас уже во второй раз…

— И снова решили вернуться на родину? — с усмешкой спросил император.

— Да, — улыбнулась герцогиня.

— Значит, ещё увидимся, — произнёс Таргус. — Ничему не учатся — сама судьба толкает их начать новую жизнь…

//Австрийские Нидерланды, г. Антверпен, 2 февраля 1750 года//

— Хватит возиться с этим дерьмом! — рыкнул капитан Георг Мейзель. — Нужно завалить ров фашинами! Используйте осадные щиты!

Легионеры схватились за мантелет и оттащили его назад.

Это новая разработка Промзоны — высокий пуленепробиваемый щит на колёсах, предназначенный для прикрытия личного состава при штурме укреплений.

Привезли их последним составом, по железной дороге, в количестве пятидесяти штук.

В мантелете предусмотрены бойницы, которые можно закрыть стальными заслонками, если возникнет такая необходимость, а ещё они на резиновых колёсах, что повышает их мобильность. Но они слишком тяжелы и охотно застревают в грязи. А грязи здесь много — достаточно, чтобы замедлять людей и лошадей, не говоря уж о подобных штуках…

Когорта Мейзеля получила задачу завладеть бастионом, прикрывающим южную часть Антверпена — это уже не старая ерунда эпохи Вобана, а новая конструкция бастиона, с глубокими подземными складами и надёжной внутренней защитой от артобстрелов. Крепость Антверпена мятежники строили ещё с падения Льежа, поэтому все недостатки старых крепостей учтены и нейтрализованы почти полностью.

Тем временем, легионеры вооружились индивидуальными осадными щитами и направились ко рву, волоча за собой фашины.

Защитники открыли огонь, чем воспользовались легионеры из центурии снайперов.

Такие вялые перестрелки происходят днями и неделями: легионеры подтаскивают мантелеты и потом выскакивают из-за них, чтобы бросить в ров фашины, обороняющиеся открывают огонь, а затем по ним стреляют снайперы. Всё это влечёт потери обеих сторон, но каждая заброшенная в ров фашина приближает печальный для обороняющихся финал…

Контуберний инженеров, вооружившийся щитами и лопатами, начал что-то делать с грязью. Они засыпали лужи и ямы песком, после чего утрамбовали его брёвнами. Теперь по этому недоразумению можно протащить мантелет.

Перестрелка утихла сама собой, но возобновилась сразу же, как мантелет вновь тронулся с места.

Мейзель наблюдал за происходящим из траншеи, через щель в стальном осадном щите, врытом в бруствер на половину высоты.

Вершина бастиона уже давно превращена артиллерией в нечто невразумительное, хаотичное и жалкое, но защитники нашли в этом хаосе какие-то закономерности и использовали руины в качестве уникального оборонительного пространства.

Бомбить их из гаубиц почти бесполезно, ведь нет смысла превращать руины в руины, а живой силы там обитает разумный минимум — чтобы было достаточно для обороны и решительно недостаточно для получения неприемлемого ущерба.

Осталась только «классика» — закапывание рва, подготовка штурмовых групп и инженерные работы.

Можно было бы применить дымовые завесы, но запас дымовых шашек исчерпан позавчера, а новые привезут только ближе к среде. Ну и для противника это уже известный приём, поэтому он выработал контрмеру — как только устанавливается завеса, защитники сразу же начинают отчаянно палить из ружей и артиллерии по заранее размеченным секторам. А если этого оказывается недостаточно и штурм бастиона начинается, ими подрываются минные галереи (2) — они нарыли очень много тоннелей, которые взрывают по мере необходимости. Вернее было бы назвать их контрминными галереями, ведь вырыты они обороняющимися, но этому мешает их назначение — они нужны не для уничтожения минных галерей, ведь легион их не роет.

Артиллерия легиона вновь осыпала бастион зажигательными бомбами. Там уже почти нечему гореть, поэтому зажигательный состав просто коптит обожжённый камень и дожигает трупы обороняющихся.

Это бастион Луиза — его изначальное «население» насчитывало полторы тысячи человек, а сколько там солдат сейчас, увы, не установить. Их достаточно, чтобы портить кровь штурмующим — это главное.

Всего вокруг Антверпена тридцать четыре бастиона, из которых взято только шесть. Бастион Луиза должен стать седьмым.