В огне (СИ). Страница 31

— Ваше высокоблагородие, — обратился к Давыдову командир императорских стрелков Фёдор Никитич Потрашков.

— Ну, Федька, чего там! — просил Денис Васильевич, умываясь из кади с почти ледяной водой.

— Так, Багратион прошёл мимо нас, в ста верстах. Всё, нынче мы вольны делать всё, что пожелаем, — сказал Потрашков, хищно улыбаясь.

Давыдов исподлобья посмотрел на своего заместителя, и с лукавством спросил:

— А что мы собираемся делать?

— Так, знамо быть, ваше высокобогородие, грабить да бить французскую сволочь! — лихо отвечал Фёдор Никитич, который не меньше командира засиделся в лесной деревне, где и баб не было, чтобы как-то раскрасить быт.

— Прав ты, Федька! — воскликнул майор Денис Васильевич Давыдов. — Собирай, ротмистр, Военный Совет, да пригласи командира разведчиков. Решать будем, где больнее бить французскую сволочь!

Срочно собрать Военный Совет не получилось. Командир разведчиков, поручик Булынко, как только прознал, что русская армия прошла мимо Могилёва, в сторону Смоленска, сразу же лично отправился в те места, где в обязательном порядке должны пройти французы. Впустую бродить по лесу, когда врага ещё не было видно, и даже союзные войска, и те находились далеко на западе, обрыдло и разведчикам.

Могло сложиться впечатление, что весь отряд Давыдова — это пружина, которую сжали до предела, и теперь она готова резко распрямиться, и сделать всё, и даже больше, чтобы прославить себя и выполнить задачу.

— Начнём с младшего чина. Поручик Булынко, обскажете ваши соображения! — деловитым тоном сказал Денис Васильевич Давыдов.

— Предлагаю убить Мюрата. Я видел этого разукрашенного французского петуха, а их фуражиры сказали, что маршал Мюрат остановится в Осиповичах, — выдал завиральную идею Тарас Матвеевич Булынко.

Взоры четырех командиров направились в сторону поручика. Сперва все, включая Давыдова встретили смелое и даже, казалось, что безрассудное, предложение Булынко со скепсисом. Но после, уже через минуту молчания, Денис Васильевич разгладил проступающую щетину, сказал:

— Составляем план операции.

— Лихо, ваше высокоблагородие, — прокомментировал решение командира Федор Потрашков. — С превеликим удовольствием.

* * *

Бобруйск

22 августа 1800 года (Интерлюдия)

— Гражданин генерал, вы не можете мне приказывать! — в очередной раз полицейский подкомиссар Стефан Ванькович делал попытку отбиться от напора генерала Вандамма.

— Пошел прочь! У деревни Блошица на мой отряд напали крестьяне с вилами. Я выжгу здесь все, чтобы неповадно было. И что за поход без прибыли? — Доминик-Жозеф Рене Вандамм, дивизионный генерал, уже был готов и плетью отходить назойливого подкомиссара-поляка.

— Гражданин генерал, меня наделила полномочиями Бобруйская префектура, я заберу мародёров и предам их суду, — не унимался Ванькович. — Это наша земля, мсье, это Речь Посполитая!

— Уберите этого шляхтича… Возомнил себе! — сказал дивизионный генерал Вандамм и брезгливо махнул рукой.

Двое солдат сразу же взяли под руки Ваньковича и повели прочь. Генерал был столь раздражен, что мог бы и приказать расстрелять поляка прямо у стены Бобруйской крепости. Еще не успели обжить Бобруйск, еще взрывались подлые ловушки из бомб и веревок, а уже нарисовался гражданский, который требует отдать французских солдат под расстрел. Пусть даже это и выполнение приказа императора Наполеона.

— Бах! — прогремел очередной взрыв где-то в северной части Бобруйской крепости.

— Да сколько же это будет продолжаться? И схватили уже тех стрелков, что расстреливали моих офицеров? — кричал Вандамм.

— Мой генерал, одного стрелка и его помощника. Это он и стрелял, прячась в крепости и ее окрестностях, — сказал адъютант дивизионного генерала.

Глаза Доминика Вандамма округлились.

— Одного? Шестнадцать моих офицеров застрелил один стрелок, пусть и с помощником? Ко мне его привести, лично глаза выколю! — кричал генерал.

— Его помощник ушел, а стрелок, был ранен… Он отстреливался, а последним патроном выстрелил себе в сердце… Оружие со зрительной трубой унес помощник. Было организовано преследование, но русский скрылся в лесу, — потупив глаза говорил адъютант.

— Сколько человек подорвались на русских бомбах в крепости? — сквозь зубы процедил Вандамм.

— Не могу знать, но счет на десятки. Хитрое устройство этих бомб, — боязливо сказал адъютант.

Неожиданно для дивизионного генерала Вандамма, русские с крепости ушли. Ему было предписано обложить Бобруйскую крепость и начать лишь одной его дивизией осадные действие. Точнее, следовало бы сказать, что русские почти ушли. Больших воинских контингентов в крепости не осталось, десять тысяч её защитников оттянулись в сторону Могилёва, но французам все равно сходу зайти на территорию крепости не дали.

Сотня стрелков, из которых десять были с новейшими русскими винтовками с прикреплёнными на них зрительными трубами, создавали впечатление, будто бы в крепости оставалось не менее тысячи защитников. Так что французы и частью испанцы, стали решать, стоит ли начинать штурм, или же и та тысяча русских способна удержать крепость.

Три дня понадобилось Вандамму и командующему Вторым корпусом маршалу Мюрату, чтобы понять: крепость защищает всего-то сотня человек. Просто защитники делают свою работу настолько умело и используют такое вооружение, что способны заменить тысячу хорошо обученных бойцов. Когда же генерал Доминик Вандамм двинул свою дивизию, а также приданные к ней семь испанских батальонов, случилось то, что можно было бы назвать катастрофой.

Как обычно, батальоны вели в бой офицеры, находящиеся либо впереди построений солдат, либо сбоку, но никак не прячась за солдатские спины. Ещё за пять сотен метров от первого крепостного бастиона, невероятно точными выстрелами, защитники крепости занялись уничтожением не солдат, а именно офицеров. На подходе к первому укреплению крепости, которое было в виде равелина, больше половины французских и испанских офицеров были уже убиты или ранены. Немало унтер-офицеров также получили свои пули. А после всё резко закончилось. Никто не стрелял, оставшиеся офицеры наводили порядок в оказавшихся без командования батальонах.

Казалось, что защитники ушли. Отряды польских уланов начали шерстить округу в поисках тех самых стрелков, чтобы покарать русских за дерзость и подлость. Ведь убивать только лишь офицеров — это варварский способ войны. Кому-то из польских комбатантов даже удавалось встать на след русских стрелков, но точные выстрелы, в том числе и с передвижных карронад, быстро остудили горячие польские головы, и уланы уже не так рьяно искали тех, кто укрылся в лесу.

Крепость была взята, генерал Вандамм уже думал, как составлять реляцию, чтобы в меньшей степени себя опозорить. Но тогда когда начались взрывы. Двери, даже окна, частично и мебель — всё было заминировано. Русские использовали доселе неизвестные французам системы гранат, которые, пусть и замедлением в десять секунд, но неизменно взрывались, редко убивая, но часто калеча французских и испанских солдат. Ведь крепость сразу же наводнили оккупанты, не ожидая подлости, никто не стал исследовать помещения на предмет минирования.

— Гражданин генерал, — в кабинет Вандамма зашёл знакомый дивизионному генералу адъютант Маршала Мюрата. — Вам предписание командующего вторым корпусом в срочном порядке выдвинуться в направлении Рогачева. Вы должны спешно, с уланами и преданными вам кирасирами, отправятся к маршалу. В крепости остается гарнизон в один батальон и путь это будут легкораненые.

— В чём спешка, любезный Гийом? — спросил Вандамм, первым делом предполагая, что его ждёт выволочка за то, что генерал открыто потворствует грабежу, насилию и мародерству.

— Лишь только из-за нашей с вами дружбы, любезный Доминик, я могу высказать свои догадки, зачем вы понадобились маршалу, — сказал Гиём Ловаль.

— И? Отчего же вы не говорите? — с некоторым недоумением спросил Ван Дамм.